Зачарованные - Харт Кэтрин. Страница 35

А сейчас папа волнуется, его терзает вопрос, где я и почему не навестила их в родительский день. Почему не послала хотя бы открытку и не позвонила, если сама не смогла приехать. Не за горами Четвертое июля [31] и если пока они не предполагают ничего ужасного, то в этот день определенно запаникуют. В этот праздник ежегодно собирается все семейство — мои братья и их семьи, тетушки, дядюшки, двоюродные братья и сестры. Мы устраиваем на ферме у папочки грандиозный пикник. Каждый привозит с собой еду, а потом мы затеваем во дворе всякие игры — в крокет, волейбол или футбол. А как стемнеет, сидим у камина и распеваем патриотические песни — словом, с большой торжественностью отмечаем День независимости. Это было так восхитительно.

А в этот раз я не смогу присоединиться к общему веселью. Представляю себе, как переполошит их мое отсутствие. Им станет не до праздника. Скорее всего, они обратятся в полицию штата с заявлением о моей пропаже. Будет объявлен розыск. Допустим, они найдут мой автомобиль, припаркованный неподалеку от пещер. Обыщут все леса вокруг, все пещеры, допуская худшее, будут искать меня в реке, хотя не перестанут надеяться, что однажды я возвращусь живою и невредимою.

— О Торн! Все это для них станет сплошным кошмаром. Если бы существовала хоть какая-то возможность подать им весточку о себе, о том, что со мной все в порядке, успокоить их. Ты бы не мог, с твоими-то мистическими способностями, придумать что-нибудь, чтобы дать им знать? А может, тебе удастся послать меня домой, пусть на время, на несколько дней, чтобы я просто навестила их и все им объяснила, а потом ты вернул бы меня сюда.

Он гладил ее по голове, сердце его ныло от сострадания.

— Не уверен, что смогу как-то известить твоих близких, но подумаю об этом. А вот насчет того, чтобы послать тебя саму, Нейаки, я даже и пытаться не стану. Слишком это опасно и для тебя и для нашего беби. Не нанесет ли ему это путешествие непоправимый вред? Больше того, я даже не буду знать, в тот ли год ты попала, возвращаясь, домой. Что, если я рискну, но промахнусь во времени? Где мне тогда искать тебя? И как ты сможешь вернуться ко мне? Нет, любовь моя. Проси у меня что хочешь, хоть луну с неба, но посылать тебя неизвестно куда, рискуя навсегда потерять, я не могу.

Никки всхлипнула, пытаясь сдержать вновь набежавшие слезы.

— Я тоже не хочу рисковать, дорогой мой, тоже боюсь потерять тебя, — сказала она. — Но как это тяжело — знать, что они там будут страдать и метаться в тщетных поисках. Это гораздо страшнее мысли о том, что ты лишаешься своего холодильника или вечернего воскресного футбола. Это же моя семья, Торн, самые мои близкие люди, которых я люблю и которые любят меня.

— Нейаки, я все понимаю. Прости, родная! Я сам казню себя за то, что причинил тебе такую боль. — Затем, помолчав, он решил перевести разговор на более отвлеченную и спокойную тему. — Так ты говоришь, что лишилась футбола?

Она кивнула и грустно улыбнулась:

— Глупо, не правда ли? Мои братья, когда учились, играли в футбол, и мы с папой и мамой не пропускали ни одного матча.

— А сама ты не играла?

— Только дома, с братьями и соседскими мальчишками. В школе девочкам позволено играть во что угодно — в баскетбол, волейбол, но только не в футбол. И мы всегда играли отдельно, в команды мальчиков нас не принимали, даже если это были баскетбольные и волейбольные команды.

— А у нас женщины играют против мужчин, — сказал он.

Никки откинулась назад и недоверчиво взглянула на него.

— Вы играете в футбол? Здесь?

— Да, но только весной и в начале лета. Этим мы ублажаем Духов, чтобы послали дождь для только что появившихся всходов. В середине лета опять устраиваем игры, если дождя становится слишком много и надо попросить Духов, чтобы не губили лишней влагой будущий урожай. В это время колосья, початки и другие плоды нуждаются в солнце. Вот и сейчас мы будем играть, но на этот раз в честь общего сбора. Наши братья, которых мы ожидаем как дорогих гостей, тоже примут участие в играх, а потом и в танцах.

— Футбол? Танцы? — Печаль вмиг улетучилась с лица Никки, вытесненная неподдельной радостью. — Значит весьма интригующе и забавно.

— Ну, вообще-то совет собирается для серьезного дела, так что игры и развлечения — это потом. Не удивляйся, если Черное Копыто попросит тебя встать и говорить перед собранием вождей. Ты наш удивительный вестник будущего, и речь твоя должна быть выслушана и обсуждена в их беседах.

— Неужто они станут слушать речи женщины? — весьма скептично спросила Никки.

— Если они поверят, что ты явилась к нам по велению Духов, то, конечно, выслушают тебя, тем более что слова твои будут касаться будущего наших людей, нуждающихся в мудрых советах и предостережениях.

— Надеюсь, что так, но я все еще не уверена, что это изменит участь ваших племен. Что произошло, то произошло, и все наши попытки изменить будущее, скорее всего, окажутся тщетными. Историю не переделать.

— Да, Нейаки, ты права. Если бы Духи захотели, не случилось бы всего того, что случилось. И все же мы должны попытаться, хотя бы ради спасения Текумсеха. — Он встал и помог встать ей. — Ну, хватит о грустном. Тем более в такой прекрасный день. Да и совет еще не завтра. Я искал тебя, чтобы спросить, не хочешь ли ты покататься?

— В каноэ?

— Нет, верхом. Далеко, помня о беби, мы не поедем и выберем самый ровный путь.

— Ух, ты! Но я ведь, кажется, говорила тебе, что с детства не ездила верхом. Да и то в моем распоряжении тогда был коротконогий пони, которого папа купил для нас, детей. Так что не знаю, усижу ли на настоящей лошади. Тем более если она без седла.

— Ты что, не хочешь проехаться?

— Да нет, еще как хочу! — воскликнула она. — Просто предупреждаю тебя, что всадница из меня неважная.

— Ничего, кобылка, на которой ты поедешь, смирная и послушная, — заверил он ее. — К тому же я знал, что тебе необходимо седло, и одно раздобыл для тебя.

Никки чуть не заплакала от радости. Схватив его руку, она сжала ее и выпалила:

— Так чего же мы ждем? Теряем время!

При виде хорошенькой небольшой серой кобылы, предназначавшейся ей, Никки возликовала еще больше:

— Да она просто красавица! Надеюсь, ее владелец не будет возражать против того, чтобы я на ней проехалась.

Серебряный Шип покачал головой:

— Думаю, нет, тем более что она принадлежат тебе. Это дар твоего дяди, вождя Черное Копыто.

— Дар? — растерянно повторила Никки. — Ох, небесная сила! Ничего себе подарочки! Теперь я должна найти какой-то необыкновенный способ отблагодарить его за столь великолепный подарок.

— Может, ты сошьешь ему такую же рубашку, как смастерила мне? — невинным голосом спросил Серебряный Шип, подсаживая ее в седло. — Более необыкновенного способа выразить благодарность и не придумать.

— Очень смешно! — бросила Никки, устраиваясь поудобнее в странно сконструированном деревянном седле, обитом толстым мехом пумы и украшенном настоящими кошачьими когтями. Взяв в руки поводья, она спросила: — А имя у этой кобылки есть?

Серебряный Шип, садясь на свою лошадь, ответил:

— По-вашему, по-английски, ее зовут Мистинг. Никки взглянула на него с каким-то странным выражением.

— Как? Как ты сказал? Мистинг или Мустанг? Я всегда мечтала о «мустанге» с откидным верхом, чтобы мчаться на нем, до предела выжимая газ. Впрочем, — добавила она, хихикнув, — это слово, кажется, имеет и какое-то другое значение.

Ее кобылка тихо заржала и тряхнула головой. Серебряный Шип рассмеялся:

— Мистинг твои слова не понравились. Она была бы признательна тебе, если бы ты воздержалась от шуток по поводу ее имени. Она и английский, как видишь, знает лучшего моего. Я так и не понял, в чем соль твоей шутки.

Никки подняла брови.

— Ох, ты что, понимаешь и лошадь? — спросила она, вспомнив байку Конах о матери-медведице. — Скажи, а, сколько звериных языков ты знаешь?