Держи меня крепче (СИ) - Малиновская Маша. Страница 17

Я вдыхаю запах её духов, таких знакомых на протяжении многих лет. Цветы и ваниль. Как можно не любить эту женщину? Пренебрегать ею столько лет, трахая тупых малолеток или одноразовых баб? Ненавижу отца за это. Презираю от всей души.

— Мам, ты как всегда великолепно выглядишь, — в душе шевелится детский восторг вперемешку со стыдом, потому что видимся мы в последнее время всё реже. — Алевтина уже приехала?

— Да, она с отцом на террасе.

Упоминание отца скатывает настроение вниз на несколько позиций. Но ведь понятно, что я с ним встречусь, раз уж ехал на семейный ужин.

Отец с Алей как раз возвращаются в столовую, когда заходим мы с мамой. Смеются над чем-то, обсуждая. Они всегда были ближе другу, чем мы с отцом, но я и не ревновал. Мне было плевать. Не знаю, в курсе ли Аля, что он гуляет от матери налево и направо, но меня после впервые увиденной картины, как он, краснея и надуваясь, словно индюк, пялил на своём рабочем столе ту тёлку, что приехала подписать заявку на рецептурные препараты, тошнит от одной его рожи.

— Здравствуй, сын, — кивает отец и протягивает руку, но не дождавшись ответного рукопожатия, прячет кисть в карман брюк.

— Здравствуй, отец, — повторяю его же тоном, давая ощутить оттенок сарказма.

— Ты бы мог и поприличнее одеться, — презрительно осматривает мои драные джинсы. — Я тебе вроде бы достаточно денег перевожу.

Ответить не успеваю, потому что Аля, предчувствуя, что семейный ужин может так и не начаться, повисает у меня на шее и тянется с поцелуем к щеке. Ей бы послом мира быть в военных конфликтах с её то непосредственностью и дипломатичностью.

— Малой, я соскучилась!

— Нашла малого, — бурчу, вмиг оттаивая. — Ты сама-то поди недоросль — от горшка два вершка.

— Метр шестьдесят, вообще-то, — смеётся Аля и тащит меня за руку в столовую, где Инна Петровна, бессменная наша домработница сколько себя помню, уже накрыла стол, источающий невероятные запахи.

Как же иногда приятно вспомнить детство, когда возвращаешься с репетиции или просто со двора, где мы с Алькой, наболтавшись в бассейне, прибегали на кухню, а Инна Петровна награждала нас пирожками с капустой или с яблоками. Мама, конечно, не особо жаловала такую пищу, но закрывала глаза. И всё было так беспечно и легко, пока не появлялся он. Приезжал из своих командировок и всё портил. Воспитанием занимался, матери нервы портил, мужиком себя чувствовать хотел, самоутверждался. Алька глазищи как блюдца делала, он и таял, а мне доставалось. Просто потому, что сделка прошла не на его условиях или нишу занимал более удачливый конкурент. И тогда единственным его развлечением было воспитать из сына настоящего мужчину при помощи пьяных нотаций или подзатыльников. Он столько раз выговаривал матери за то, что отвела меня на танцы. Запрещал. Но я сбегал на репетиции даже из закрытой комнаты, вылезал из окна второго этажа и по крыше перебирался в Алькину через окно, а оттуда крался через кухню на чёрных ход. Помню, однажды был скандал, они с мамой закрылись в кабинете и долго о чём-то приглушённо спорили, потом отец вышел, презрительно глянул на меня, но больше не препятствовал моим занятиям хореографией.

— Дети, как же редко мы все вместе собираемся, — мама грациозно присаживается на стул и берёт в тонкие пальцы вилку. — Мы с отцом скучаем.

Особенно отец. И особенно по мне.

— Да они же у нас занятые дальше некуда, — отец поджимает губы.

— Вить, ну Аля на практике почти весь день, да и Костик её вечером ждёт. А Макс учится, — мама тоже пытается сгладить обстановку, смутившись своего замечания. Уверен, она очень старалась устроить этот ужин.

— Ага, — отец отпивает большими глотками вино из бокала и промакивает губы салфеткой. — а его потом кто только не ждёт.

Кто бы, мать его, говорил.

— Максим, — теперь уж он обращается ко мне. — Когда ты уже нагуляешься? Пора бы и девушку постоянную завести.

Он серьёзно? О постоянстве решил лечить меня? Тухлым лицемерием понесло так, что дышать стало трудно.

— На следующей неделе на фирме будет проходить неформальная встреча, тебе нужно присутствовать как будущему руководителю отделением. И хотелось бы спутницу приличную, а не очередной эскорт.

Я замираю так и не откусив кусок от курицы. Терпение трещит от бешеного натяжения. Отодвигаю от себя тарелку и смотрю отцу в глаза.

— Я тебе сказал, что меня твоя фирма не интересует, и ни на какие сборища я приходить не собираюсь.

— Ну конечно, — парирует отец, откусывая кусок мяса, а меня едва не выворачивает. — Тебя же только задом трясти интересует.

Мама бледнеет, Алька бегает глазами с меня на отца, не решаясь вмешаться в этот раз. Нельзя позволить ему вывести меня из себя, обеспечив матери ещё один вечер в слезах и мигрени.

— Слушай, отец, — откидываюсь на спинку стула. — Я позволил тебе запихнуть меня в этот универ, на специальность, которая лично мне и даром не сдалась, взамен ты обещал отстать от меня. Какие теперь проблемы?

— Проблемы в том, Максим, — отец наклоняется немного вперёд, надеясь воздействовать на меня, — что ты — мой сын.

— Ну я давно знаю, что для тебя это проблема.

Мать судорожно вздыхает, а отец краснеет от ярости.

— Не перебивай! Проблема в том, что ты слишком легкомысленный. Эти твои танцы и бесконечные девки! Ты и дальше так по жизни идти будешь?

— А тебе какое дело?

— Витя! — мать кладёт руку отцу на запястье, пытаясь утихомирить, но тот, кажется, снова дорвался до воспитания. Только ты, папа, немного опоздал.

Дальше они уже ругаются между собой, потому что я выхожу на улицу и утыкаюсь взглядом в темнеющее небо. Всё как всегда. И я давно перестал себя винить в подобных ссорах. Алька тоже выходит ко мне, и она не выдержала этого дерьма. Молча обнимает сзади, прижавшись щекой к спине.

— Забей, Макс, — всё же решает высказаться сестра. — Он бесится, что ты к нему не приползаешь. Давно ждёт этого, а ты всё никак.

— Пусть даже не ждёт, — усмехаюсь невесело.

В кармане джинс вибрирует телефон.

— Привет, Ромыч, — отвечаю другу.

— Бро, ты у предков? В Багдаде всё спокойно?

— Ага. Хер там. Всё как обычно.

— Тогда может в общагу? Девчонки уже дважды звонили, Белый тоже обещался подъехать.

— Нет, я пас. Настроение — дерьмо.

— Ну вот и поднимем. И не только настроение.

— Пошёл ты, — усмехаюсь, этот баламут кому угодно настроение поднимет. — Себе поднимай, у меня всё и так работает.

Алька хмыкает, называя нас придурками, в тишине вечера ей прекрасно слышен разговор с обеих сторон.

— Ну и как хочешь, — голос у Должанова становится вдруг абсолютно равнодушным. — А мы с Валиком всё ж подъедем, как раз понаблюдаю, как твоя мышка влилась в общажную жизнь.

Внутри что-то неприятно задевает. Сам не пойму что, но коробит как от звука сорвавшейся струны. Почему бы и не поехать? Всё равно семейный ужин уже похоронен. Надо развеять голову, отвлечься.

— Ромыч, хрен с ним, поехали. Я на колёсах, буду у тебя через полчаса.

Отключаю Должанова и напарываюсь на внимательный взгляд сестры.

— Твоя мышка? — она вопросительно выгибает бровь.

— О, Аля, ты чё, Ромыча не знаешь? Пургу какую-то несёт. Я отчалил, — щёлкаю её легонько по носу. — Отцу привет можешь не передавать.

Сажусь за руль и выкручиваю ручку громкости на магнитоле, позволяя басам низким ритмом заполнить салон. Вот смысл был этого тупого ужина? И сколько мне надо выпить в этой вшивой общаге, чтобы красная перекошенная рожа отца не стояла перед глазами?

Глава 19

Коменда общаги уже давно спит пьяная или делает вид, как обычно, что ничего не происходит. Все любят деньги. Поэтому никакой романтики в плане лазания через балкон и так далее. Мы с Ромычем и Беловым просто проходим через главный вход и направляемся к лестнице. Народу в общаге сегодня немного, вечер субботы как-никак, многие по домам разъехались, но вот те, кто остался, скучать не планируют.