Держи меня крепче (СИ) - Малиновская Маша. Страница 47

— У нас есть безалк, — Аля толкает по столу ко мне стакан безалкогольного мохито.

Пить хочется неимоверно. После чашки чая, выпитого с мамой ещё в обед, я и капли в рот не закинул. Поэтому принимаю коктейль.

— Не только же тебе нас угощать, — мягко улыбается Лия.

Звонит Нина, и мне приходится выйти. Объясняю, где я и что делаю, договариваемся встретиться в «Элегии», напоминаю, чтобы сама нигде не ходила и ждала Романа.

Влада всё ещё нет, поэтому возвращаюсь в кабинку. Девчонки болтают о всякой фигне, а я молча слушаю и пью свой мохито. Капец же я устал за эти дни, если честно. Просто невероятно. Гонка перед конкурсом всегда выжимает как лимон.

Откидываю голову на спинку, прикрыв глаза. Веки тяжелеют. Не заболел ли случаем? Слабым иммунитетом особо не отличаюсь, но и на старуху бывает проруха.

Микса всё нет. Время то ли резиновое, то ли фиг его пойми.

— Лия, — спрашиваю, не открывая глаза. — Что за херня была в мохито?

Руки и ноги будто из желе, а мысли текут сквозь пальцы. Так трудно удержать, поймать хотя бы за хвост.

Девичий смех заполняет пространство вокруг, больно бьёт по перепонкам.

— Ты слишком напряжён, мой котик, тебе надо расслабиться. Твоя вкусняшка тебя дома подождёт, а тут…

…

Чувствую, как Нина прикасается к шее своими мягкими губами. Сегодня она пахнет иначе. Совсем иначе. Её маленькие пальчики скользят по моей груди, царапая через футболку, а потом ныряют под неё, проходятся по животу. Пёрышко сползает вниз с моих коленей и целует кожу вдоль ремня. Приятно. Но… мы не дома, тут совсем это делать не обязательно.

— Не надо… — хриплю, запуская ей пальцы в волосы, когда она расстёгивает на мне джинсы.

Стоп. Что-то тут не то… У Нины волосы мягкие, их так приятно трогать, а эти жёсткие и грубые.

— Руки убери, — отцепляю от молнии штанов цепкие пальцы.

Выходит как-то неубедительно. Но всё же я отталкиваю девчонку и кое-как отрываю плывущую голову от спинки дивана. Пространство кабинки пошатывается, и приходится ухватиться за стол.

— Котик, а мы тебя и не ждали, — слышу медовый голос Лии над ухом.

А потом я всё же концентрирую взгляд, и меня прошивает вспышка боли. Я так отчётливо чувствую её даже сквозь долбанный дурман.

Нина.

Здесь.

— Пёрышко…

Она стоит у двери и смотрит. Как я могу едва держаться в реальности, но так чётко видеть, как вздымается на всхлипе её грудь?

— Макс, извини, я задержался… — в кабинку протискивается Микс, а за ним Должанов. Тесно. Нечем дышать. — Чёрт, какого хера тут происходит?

А дальше меня утаскивает в карусель. Я хватаюсь за голову, пытаясь остановить этот долбанный полёт. Кажется, бросаюсь за Ниной, но Микс не даёт пройти, цепляет за плечи, скручивает. Что-то кому-то кричит матом. Он что-то говорит и мне, выливает в лицо холодную жидкость, но карусель не останавливается. Она кружится и кружится, и лишь её стержень пускает крепкий корень в моём мозгу. И этот стержень — мысль: «Я её потерял. Я потерял свою Малину».

Глава 49

В голове пусто, в груди жарко. Давит и выворачивает. Но я заталкиваю боль поглубже, по крайней мере, пока не вырвусь на воздух. Быстрее. Через пустующий мерцающий танцпол, через фойе, ослепляющее люминесцентным светом. И только выбежав на улицу, глубоко вдыхаю, но тут же хватаюсь за живот. Холодный воздух разрывает лёгкие и выходит обратно на свободу со свистом. Боль. Бесконечная. Глаза горят от слёз.

Уйти отсюда. Убежать.

Я сбегаю со ступеней, но тут прямо передо мной резко тормозит машина.

— Нина, — за опустившимся окном я вижу Влада, и мне вдруг хочется рассмеяться. — Что случилось? Я увидел, что ты бежишь и…

— О да! — я действительно начинаю нервно хохотать. — Ты просто проезжал мимо.

— Ты сейчас очень странно ведёшь себя. Садись в машину, я отвезу тебя домой.

Влад приоткрывает пассажирскую дверь. Я поднимаю руки и сжимаю ладонями виски. Чувствую жалящие ледяные капли, что начинают падать с неба. Дождь.

— Ну?

Мне холодно и плохо. Пусть он просто отвезёт меня домой. Не к Богатырёвой, а именно домой. Я хочу к маме, хочу в свою постель. Домой.

Но тут за плечи меня обхватывают крепкие руки.

— Стоять, Мышка, не чуди. Сама потом пожалеешь.

— Отвали от неё! — выкрикивает Акуленко и дёргает изнутри дверь, чтобы выйти.

— Рома, отпусти!

— Отпущу. В машине. Пошли.

Должанов буквально тащит меня к парковке, а Владу не дают вступиться двое парней, кажется, они из той музыкальной группы. Господи, меня уносит в круговорот, и я перестаю понимать, кто за меня, а кто против.

— Нина! — Роман больно сжимает плечи и встряхивает меня. — Успокойся, слышишь? — понимаю, что плачу. — Там всё совсем не так, как тебе показалось! Он не в адеквате, понимаешь?

— Нет! Это я была не в адеквате, когда повелась на него!

— Дура. Стал бы я тебя догонять, если бы не знал, как ты Максу дорога? Он сейчас под кайфом, и не по своей воле. Разве сама ты не была в подобной ситуации? Завистливые сучки заигрались. Но ты же, Мышка, умная — всё понимаешь, правда?

Я мотаю головой, а перед глазами довольное лицо Максима, тонкие руки у него под футболкой, тёмные волосы девушки, рассыпавшиеся по его коленям. Я ему этих удовольствий дать не могу. Не умею, не знаю как. А она может. Может и даёт.

Сил на мысли не остаётся, все уходят на то, чтобы как-то купировать разрывающую боль в груди, и я просто обмякаю в руках Должанова.

— Рома, отвези меня домой, пожалуйста, — утыкаюсь носом ему в грудь и всхлипываю. — Пожалуйста.

— Ладно, поехали, — Должанов вздыхает и гладит меня по голове. — Тебе надо прийти в себя и поспать.

Он как безвольную куклу усаживает меня на переднее сиденье своего Мерседеса и пристёгивает, потом снимает куртку и набрасывает как одеяло.

— Спи, Мышка, потом поговорим.

И едва его машина выруливает с парковки, силы оставляют меня, и я проваливаюсь в тяжёлый сон.

* * *

Мама ничего не спрашивает. Удивляется, что я посреди недели приехала, да ещё и без вещей, но молчит. Приносит мне в комнату чай, печенье и вазочку с вареньем. Малиновое. «Моя Малина»…

Рома больше ничего не говорил. Просто привёз меня домой и пожелал спокойной ночи. Только спокойной она быть не может, потому что в ушах наушники, песня, под которую мы должны были танцевать с Максимом, и слёзы. Много слёз. Если всё то, что сказал Должанов, правда, если Ларинцеву и правда подсыпали что-то в стакан, то… То что? Многое ли это меняет? Наверное должно, вот только…

Разве я сразу не чувствовала, не понимала, что всё это слишком шатко? Я пыталась противостоять своим чувствам, но сдалась. А ведь внутри постоянно зудела мысль, что мы с Ларинцевым из совершенно иных миров. Очевидно же, что я ему не подхожу. Не могу дать всего, что нужно таким парням. У меня нет острых зубов, чтобы отбиваться от всей армии его поклонниц. А их у него много, и способны они на куда более жёсткие вещи для достижения цели.

А я слабачка. Не потяну этой гонки. Просто не вывезу морально отношения. Такие как Максим долго не страдают в одиночестве, а такие как я… Мне не привыкать прятать боль глубоко.

Весь следующий день сижу у себя в комнате. Сквозь сон чувствую мамину ладонь на волосах. Наверное, на обед пришла.

Мне хочется только спать. Ни о чём не думать, не слышать вибрацию телефона. Только спать. И даже вечером, когда, казалось, сна должно не остаться ни в одном глазу, я продолжаю дремать под какой-то сериал. Ночью слышу шум под окнами. Сердце пропускает удар, когда прямо под домом с высоты своего этажа я вижу хорошо знакомую чёрную машину. Она просто стоит там, потушив фары. С высоты не видно водителя, но я знаю, что это он. Чувствую.

Но я приняла решение. И ведь чем дальше, тем будет больнее. Я хочу сберечь своё сердце. Хотя, наверное, и поздно уже…

Поэтому просто возвращаюсь в постель, хотя знаю, что уснуть не получится. Ему не стоило ехать за двести километров, чтобы переночевать под моими окнами в холодной машине.