Сначала жизнь. История некроманта (СИ) - Кондаурова Елена. Страница 27

Любой из коренных жителей Тирту даст представителям моего народа сто очков вперед по части высокомерного вида, а обойти эльфа в этом вопросе, видят боги, задача не из легких. Ранее я весьма самоуверенно полагал, что никому из людей она не по силам, но тиртусцы вполне успешно разубедили меня в этом. Даже нищие в этом городе держатся с таким достоинством, коему могли бы позавидовать коронованные особы других государств. Разумеется, для этих людей терпеть над собой недостойного правителя было бы совершенно немыслимо, и потому Тирту управляется удивительнейшим органом власти — Этическим Советом.

Судя по всему, тиртусцы не сами изобрели сей общественный институт, а скопировали оный с межхрамовых комиссий по вопросам этики, существующих уже несколько сотен лет, что, впрочем, нисколько не умаляет моего восхищения человечеством вообще и жителями славного города Тирту в частности. Люди все-таки необыкновенные существа. Не обладая врожденным чувством правды, коим по праву можем похвастаться мы, эльфы, они, не желая отставать от нас, изобрели свой способ решения встающих перед ними нравственных вопросов. Иными словами, если возникает некая проблема, которую невозможно разрешить юридическим, административным или каким-либо другим традиционным способом, то ее поручают специальной комиссии, собранной из людей, заслуживших безусловное доверие и уважение сограждан за твердость нравственных принципов и непоколебимое их отстаивание в самых трудных жизненных ситуациях.

Конечно же, в состав межхрамовых комиссий входят исключительно жрецы, осененные дарами богов, и решают они соответствующие их статусу проблемы. Но в Этический Совет Тирту, чем он и удивителен, может войти любой добропорядочный горожанин, если за него проголосует достаточное количество избирателей. Исходя из этого, и круг решаемых Советом вопросов чрезвычайно широк — начиная от определения стратегии развития города и заканчивая разбором дел обычных горожан, кои считают себя несправедливо ущемленными иными правовыми или административными структурами. Да, именно так! Любой житель Тирту вправе обратиться в Этический Совет, и его дело непременно будет рассмотрено и по нему будет вынесено действительно справедливое решение.

Правда, следует отметить, что тиртусцы этим правом не злоупотребляют, потому что в случае вынесения решения не в пользу истца, с того взимаются не только процессуальные издержки, но и значительный штраф в пользу городской казны.

И все же это воистину уникальная система. Нигде в мире не практикуется подобное, по крайней мере, я об этом не слышал. Кроме того, этический совет Тирту подчиняется напрямую королю Азерена, минуя местный межхрамовый этический совет, и это до сих пор не укладывается в моей бедной голове. КАК такое могло случиться, чтобы светские власти в Тирту имели больший вес, чем духовные? Немыслимо и невозможно. Жители города гордо объясняют это многочисленными заслугами своего Тирту перед страной и короной. Может быть так и есть. Но мне все же кажется разумным другое объяснение — дело в том, что никакие другие формы правления здесь, по всей видимости, не работают. Недаром история Тирту богата не только подвигами, но и разного рода восстаниями и беспорядками.

Второй достопримечательностью города является, несомненно, университет. Самый крупный, самый старый, самый лучший, с самыми богатыми традициями и высокообразованными профессорами. С тех пор, как я оказался здесь, у меня нет ни секунды свободного времени — все съедает это алчное учебное заведение. Я забросил свои записки, почти забросил Миру, но не могу сказать, что я недоволен существующим положением. Работать здесь очень интересно. Через университет проходит огромное количество людей — студенты, различные специалисты, желающие повысить квалификацию, вольные слушатели, приехавшие для обмена опытом преподаватели. Он похож на большое пчелиное гнездо, где копошатся тысячи пчел, все заняты своими делами, куда-то торопятся, суетятся…. Но повторюсь, мне здесь нравится. Я испытываю странное ощущение, будто нахожусь на своем месте, даже в Благословенном Мирионе я не чувствовал ничего подобного.

Жаль только, что Мире мне приходится уделять времени намного меньше, чем хотелось бы. Она уже учится в школе знахарок при представительстве дочерей Ани, и у нее свои занятия и заботы. Впрочем, я чувствую, что в целом нам с ней общения хватает. Из-за занятости мы немного теряем в количестве, но зато берем свое в качестве. Каждый наш разговор серьезен и интересен, фактически, Мира единственное в этом городе, да и во всех человеческих землях, существо, с которым я разговариваю на равных, так, как я разговаривал бы с соплеменником. Не только потому, что она хорошо говорит по-эльфийски. Мира — воистину удивительное дитя, наделенное многими прекрасными достоинствами и добродетелями. Да, я знаю, что человеческие дети взрослеют быстро, и она давно уже не ребенок. Но я все еще не могу привыкнуть к этой мысли, хотя внешний облик Миры постоянно напоминает мне об этом. С недавних пор она выглядит почти как взрослая девушка. Но для меня главное, что она до последней мысли, до самого короткого вздоха понимает меня. Понимает, как никто. Ни с кем у меня еще не было подобных отношений. Мира словно мое отражение в этом мире. Когда я протягиваю руку, протягивает и она, а когда я улыбаюсь, ее милое личико тоже озаряется улыбкой. Она давно уже здорова, делает большие успехи в учебе, и я от всего сердца благодарю богов за то, что послали мне этого ребенка. Радость и гордость отца переполняют мое сердце….»

(из записок Аматиниона-э-Равимиэля)

Тось нахлестывал Орлика до тех пор, пока не миновал Кобылий Яр, и, лишь оставив его позади, свернул, наконец, в лес. Кое-как стреножив коня, он пустил его пастись, а сам свалился под старым, раскидистым дубом и почти сразу заснул.

Тревожный, беспокойный сон длился долго, почти целый день. Кое-как удалось продрать глаза только, когда солнце почти склонилось к закату.

Сон пошел Тосю на пользу. Он немного успокоился, пришел в себя, и будущее уже не представлялось ему в исключительно чернильно-черном цвете. К тому же большую помощь в обретении душевного равновесия Тосю оказал голод. Да-да, самый обыкновенный голод. Поистине, нет на свете ничего более примиряющего с действительностью, чем вкус черствой ржаной лепешки, заедаемой вышибающей слезу луковицей и запиваемой простой колодезной водой из тыквы-фляжки.

После ужина Тось растянулся на прелой листве, разглядывая сквозь густую дубовую крону кусочки темно-синего неба. Было самое время принять решение, что теперь делать и куда податься дальше.

Чем он будет заниматься, Тось представлял смутно. По большому счету, ничего, кроме обычной крестьянской работы да поднятия мертвецов, он делать не умел. И если навыки ведения хозяйства еще могли пригодиться в дальнейшем (например, можно было попробовать наняться к кому-нибудь батраком), то умение поднимать покойников однозначно следовало скрывать. Да и вообще, похоже, с этим делом надо завязывать, потому что толку с него на пятак, а неприятностей на мешок с золотом. Тось припомнил поднятого кузнеца, и аж голова разболелась от бесплодных сожалений. Ну на кой ляд ему понадобилось его уговаривать? Надо было сразу упокаивать, как только заартачился, и весь сказ. С работой бы и один справился, не маленький уже, а что поговорить не с кем, так демон бы с ним, помолчал бы, не развалился. А теперь из-за одной ошибки по уши в дерьме, и выбираться из него придется очень долго. Нет уж, лучше в батраки. Тяжело, да, но зато гораздо спокойнее.

Куда двигаться дальше, Тось тоже не слишком представлял. Вернее, совсем не представлял. Однако, несмотря на то, что ни разу в жизни не покидал пределы родной деревни, он сразу сообразил, что, если хочет жить, надо делать ноги из родного тарнства и бежать к соседям. Ну хотя бы в тот же Азерен, большое тарнство, лежащее на западе, благо, до него не так далеко, как до того же Сарта или Выницы. Так, по крайней мере, утверждали регулярно посещавшие Краишевку бродячие торговцы, которые истоптали всю пыль подлунного мира.