V - значит наvсегда (СИ) - Либра Нюта. Страница 44
— Мамочка! — выкрикнула девочка, потянувшись руками к вошедшей Иви.
— Ты постарался. Они очень напуганы. Я слышала, сегодня вечером Сатлер выступит с заявлением.
— Осталось недолго.
— Маски — это очень остроумно. Хотя было странно вдруг повсюду видеть твоё лицо.
— Скрой, кто я есть, и будь моей опорой, личина мне нужна, пригодная для достиженья цели…
— "Двенадцатая ночь".
— Виола, — расплылась в улыбке девушка, подхватывая дочь на руки. Малютка погладила мать по лицу и промолвила:
— Мы с Венди и Фоксом тебя заздались.
Наверное, стоит пояснить, что Вендетта (сокращённо Венди) — это чёрная полудлинношёрстная кошка с очень короткими и почти незаметными ушами породы хайленд фолд, которую учёные-селекционеры вывели совсем недавно. После бесследного исчезновения Винсента Иви пришлось заменить кота. Кличка Фокс же принадлежала игривому аляскинскому кли-каю, который был ровесником маленькой Виолы.
Словно услышав зов хозяев, оба питомца вышли в гостиную. Фокс задорно добежал до середины и принялся вертеться по кругу, приветливо виляя хвостом. Венди грациозной поступью царской особы сделала несколько шагов, а затем лениво развалилась прямо на голом паркете.
Иви прошла вглубь и присела на край дивана, не выпуская дочь из рук:
— Как продвигается работа над новым заказом?
— Хорошо, — отозвался Хэллмет, приобнимая жену со спины, — я почти закончил. Доделаю этот портрет и приступлю, наконец-таки, к написанию выставочных работ.
— Ты уже придумал общую тематику?
— Не могу определиться. Метаюсь между отображением светлого сюрреалистичного апокалипсиса и передачей буйства чувств героев Шекспировских трагедий.
— Я выбираю романтичный сюрреализм, изображающий героев Шекспира, переживших конец света, — отшутилась Иви и ласково отвела ручки дочери, потянувшиеся к маминым рыже-каштановым локонам. Волосы давно отросли, так что девушка спокойно сделала себе стрижку каре с завитыми локонами. А Виола любила накручивать мамины волосы на свои тонкие пальчики.
— Приму к сведению. А как твоя книга? Уже успела написать финал?
— Не было времени. Но обязательно допишу. Иначе издательство пошлёт меня куда подальше.
— Не пошлёт. Ты же их лучший автор. Чьи детективы продавались настолько успешно в последние десять лет?
Губы Иви дрогнули в лёгкой улыбке:
— И кто из писателей трижды пытался отсрочить конечную дату сдачи рукописи?
— Кстати, тебе пришло письмо, — спохватился Хэллмет. Видимо, разговор о хобби жены, которое она удачно совместила с трудовой деятельностью, заставил его вспомнить о не такой уж неожиданной доставке. Виола, заскучав от взрослых бесед, слезла с матерных рук и кинулась догонять рванувшего вон из гостиной пса.
— Аккуратнее, цветочек мой, а то разобьёшься, — предупредила Иви. Но Виола наверняка пропустила заботливое наставление матери мимо ушей, скрывшись за широким кухонным проходом.
Хэллмет подошёл к высокому столику на изогнутых ножках, в который по обыкновению складывали всю доставленную почту, и вытащил белый конверт из-под пачки свежих газет.
— Это когда-нибудь прекратится? Она же знает, что отвечать ей ты не собираешься, — Хэллмет поравнялся с супругой и протянул ей конверт.
— Скорее всего, она просто играет в игру «Кому быстрее надоест». Ей — отправлять письма, на которые никогда не получить ответа, или мне — получать бумагу, исписанную несвязными мыслями сумасшедшей.
Девушка достала свёрнутое пополам письмо и, бросив конверт на сиденье дивана, развернула его.
— Я посмотрю, как там Виола, — бросил Хэллмет, прежде чем выйти на кухню. Он уже привык оставлять Иви наедине с голосом безумной Марлы. Хоть девушка и отрицала этот факт, но ей нравилось читать присланные рыжеволосой дьяволицей письма. Таким образом она не позволяла себе забыть, кем была на самом деле, через что прошла и у какой финишной черты достигла внутренней гармонии.
Девушка расправила бумагу и углубилась в чтение.
Иви Бэнкс,
Спасибо, что не отвечаешь на мои письма. По крайней мере, ты читаешь и не сжигаешь их. И пока это будет длиться, значит, переживать мне не о чем. Не думай, что пишу тебе, только для того чтобы позлить. Я понимаю: ты до сих пор не можешь простить мне маленькую ложь и игру, в которые я втянула Вэ. Но ты — единственный человек, который захочет меня услышать. И на этот раз я не лгу.
В письме той Валери тоже содержалась правда. Да, её история никак со мной не связана. Да, я скопировала сюжет, увиденный на экране, а потом приукрасила его, добавив факты из жизни актрисы, сыгравшей главную роль. Но смысл в послание я вложила свой. И твой. И смысл каждого из нас. Ведь жажду истины, любви и свободы испытывает каждый человек. Разве нет? И каждый заключённый, лишённый права на столь значимые понятия, нуждается в светлом луче надежды. Я подарила Вэ надежду, заговорив голосом многих жертв. По-твоему, сколько таких «опасных Валери» провели часы в томительном ожидании собственной смерти? Смерти не за совершённые преступления и не за мелкие провинности. А просто за то, что они посмели быть самими собой.
Хочешь знать, что ещё было правдой? И зачем я спрашиваю? Конечно же, хочешь. Ты не в меру любопытна. Особенно, если твоё любопытство упирается в прошлое Вэ. Хотя полагаю, ты давно привыкла к тому, что Вэ когда-то носил имя Уэйд. Но того Уэйда не довелось узнать никому из нас двоих.
В общем, даже сидя в четырёх стенах, отливающих приторно белым светом, я с нетерпением жду, когда же наступит дождь. Сегодня утром обещали затяжные ливни. Мне передала это медсестра Кора. Она иногда выводит меня на прогулку, если я примерно себя веду. У моей бабушки действительно была ферма в Тоттлбруке, и от неё я научилась чувствовать бога через природные явления. Дождь — самый благотворный из них. Я не люблю лето из-за редкого появления дождя. Зато обожаю весну и осень. Как там принято говорить: «после дождя всегда приходит радуга»? Какая ирония и самообман. Дождь может в душе лить вечно, а радуга — кратковременный феномен.
Пока не забыла, спрашиваю: как там наши любимые розы сорта «Алый карсон»? Слышала, ты всерьёз занялась их разведением. Если желаешь так воздать дань памяти Вэ, отличный ход. Одобряю. Я бы попросила тебя передать мне пару стебельков, хотя бы с нераскрывшимися бутонами, (учти, я люблю этот сорт не меньше мелодрамной актрисы) но, боюсь, в психиатрической больнице не разрешено держать розы. Только медицинские препараты, которыми провоняла вся больница. Этот тошнотворный запах приходит ко мне во снах и чуть ли не душит. Не уверена, что протяну здесь долго.
Зато уверена, что мне не дойти до своего счастливого финала. Мне, как и Вэ, уже не приблизиться к свету. Максимум, к чему я могу приблизиться здесь, так это к забитому наглухо оконцу с запотевшими стёклами, сквозь которое даже небо рассмотреть трудно. Ну ничего. Я привыкла. Свыклась с тем, что совершила кучу ошибок. По мне тоскует лишь тьма, ожидающая в конце тоннеля.
Депрессивный настрой не покидает меня. Как бы я ни старалась прогнать его, он упрямится. Как преданный пёс, ей-богу. Только бы пошёл дождь. Ни о чём больше не молю. Выплачемся с небом на пару, на душе полегчает.
Завтра его праздник. Я уже подготовилась. В шутку намекнула, что всем медработникам не стоит расслабляться, вдруг у них что-то взорвётся. Но главный врач не оценил моей шутки. Вот уж у кого проблемы с юмором. Может, мои укусы и не привьют ему должного остроумия, но его посиневшие руки поднимут мне настроение. Чёрное, кстати, оказывается, здесь тоже запрещено носить. Если бы не милосердие Коры, мою шляпу бы сразу же конфисковали.
Ладно, что-то мне стало скучно. Ты — невнимательный слушатель. Пойду посижу на улице. Может, увижу дождь.
Не прощаюсь.
Марла. Валери Сатлер.
Иви долго сидела, замерев в одной позе и сжимая клочок бумаги в ладонях. В глубинах её души разразилась нешуточная борьба двух противоречивых начал: неприязнь противостояла состраданию, ненависть состязалась с милосердием, злость проявляла упрямство перед пониманием. И, тем не менее, невзирая на то, что благородные порывы уже начали склонять чашу весов в свою пользу, девушка так и не взялась за ручку и не написала ответ. Марла-Валери получила наказание по заслугам. И хотя большинство её мотивов легко поддавались оправданию, Иви не хотела, чтобы рыжеволосая сумасбродка узнала о снисходительности, время от времени посещавшей её верную читательницу. Конечно, она не виновата в том, что стала жертвой канцлерских диктаторских замашек. Но Марла ошиблась не единожды. К тому же, выбрала не тех союзников и не ту цель. Вэ признал это. Марла-Валери не желает это признавать.