Психолог для дракона - Елисеева Валентина. Страница 20

Дракон хмыкнул, но глаза закрыл.

— Представьте себе… радость.

— Я могу представить меч или коня, но каким образом можно представить радость? — поморщился дракон, но глаз не открыл.

— Просто попробуйте. Вам достаточно удобно сидеть? Тепло? Вам же доводилось радоваться — представьте себе эти моменты. И попробуйте сосредоточиться на самом чувстве… Какую картинку вы сейчас мысленно видите?

— Поверженного врага у моих ног.

— Хорошо. Вы на природе или в здании? Светит ли солнце? Журчит вода?

Увы, с радостью у дракона ассоциировались только дела военные, даже вокруг поверженного врага был лишь оружейный зал или вытоптанное, выжженное поле боя, без всякого солнечного света и пения птиц. М-да, идея насчет победы в войне была не такой уж завиральной. Лера стала подозревать, что соседи сознательно воздерживаются от нападения на ослабленную Золотую страну, боясь, что их вторжение в итоге даст Гленвиару единственный реальный шанс обрести крылья. Враждебные драконьи кланы предпочитают дождаться, когда он сгинет сам собой в полной безнадежности и бездействии. Попытки настроить дракона на веселье и прочие положительные эмоции ничего нового не дали. Немного больше повезло с удовлетворением: тут тема представлений клиента отошла от военно-стратегической. И если вы подумали, что понятие «удовлетворение» дракон связал с женщиной, то вы ошиблись!

— Засеянные поля, богатые сады, полные колодцы, улыбающиеся люди, — сказал дракон.

«Похвально, но не совсем удачно для моих целей», — вздохнула про себя Лера и поправила очки.

Пора пускать в ход тяжелую артиллерию, то есть шоковую терапию. Случай нестандартный, клиент нетипический, будем изобретать оригинальную стратегию методом проб и ошибок, уж простят ее преподаватели и мэтры психологии.

«Коллеги не раз упрекали меня за излишнюю резкость и оригинальность методов. Продолжим рвать шаблоны, тем более что есть весомый повод: дракон — не человек, как ни крути. Проблем у него столько, что очевидные нарывы нужно вскрывать сразу: если они за сто лет не рассосались сами, то поможет только хирургический метод. Щадящие методики воздействия опоздали лет на семьдесят, так что будем прояснять ситуацию прямыми вопросами клиенту, причем задавать их следует в самый неожиданный момент, чтобы он не успел сочинить сладкую сказочку вместо горькой правды. Я ведь предупредила его, что один насущный вопрос уже назрел?»

— Спасибо, Гленвиар. И напоследок представьте себе счастье.

— Крылья. Полет над пропастью. Ветер в лицо, — сразу отозвался дракон.

— Хорошо. Откройте глаза. Гленвиар, вы же понимаете, что полет и крылья — это для вас следствия счастья, а не его причина? До сих пор вы указывали способы достичь того или иного эмоционального состояния, а теперь перескочили сразу к итогу.

— Да, действительно. Полагаю, дело в том, что я не знаю способов испытать счастье.

— Вы никогда ранее не испытывали чувства счастья? В самом деле? В детстве, когда бежали по зеленой траве под лучами солнца…

— …навстречу инс груктору-наставнику с мечом в руке?

— Я поняла вас. Оставим пока тему счастья — это слишком сложное и многогранное понятие. Но чувство удовольствия вам знакомо? Его вы испытывали?

— Да, конечно.

— Согласитесь, что удовольствие и счастье часто идут рука об руку. Скажите, когда вы подавляете человека, унижаете его, заставляя покорно распластаться у ваших ног, вы испытываете удовольствие? Физическое удовольствие?

Расслабленность дракона как рукой сняло. Он взвился с места, уронив стул, а дальше на Леру нахлынул безмерный, как океан, ужас… Попытка воспротивиться, отстоять свое «я», свое человеческое достоинство, попытка не склонить колени перед собственным страхом — обреченная на провал попытка, несущая с собой пронзительную боль.

«Я ведь не смотрела ему в глаза! Значит, это не обязательное условие…» — последняя мысль — и иллюзорные змеи обретают перед мысленным взором Леры плоть и кровь, погружая ее в пучины беспощадной паники, выкручивая внутренности страхом, стремлением сбежать, закрыться, забиться в угол, сделать что угодно, лишь бы они исчезли! Картинка переключается, сменяя безумный страх согласием на униженность и рабскую покорность, на уже привычное: «Я — вещь. Я двигаюсь, живу и дышу только по приказу моего властелина. Моего прекрасного и жестокого хозяина».

«Работа с этим клиентом определенно откроет мне новые грани понятия „ненависть“. Для меня это чувство отныне и навсегда будет иметь глаза цвета золотистого янтаря с узкими змеиными зрачками. И представлять я себе буду эту шершавую ткань мужских брюк, которых касается сейчас моя щека, и глянец коротких сапог со шпорами, к которым склонилась моя голова, — в бессильном гневе думала Лера. — Но эксперимент прошел не безрезультатно».

— Благодарю, что не заставили целовать голенища, — сухо сказала она, отстраняясь от дракона, колени которого только что обнимала. — Я задала вопрос, а мы договорились, что вы отвечаете всегда, даже если возмущены моей бесцеремонностью.

Лицо Гленвиара было застывшей маской гнева и презрения, сквозь которую на миг проступала боль, но тут же пряталась в заледеневших глазах. Он молча смотрел, как Лера, согнувшись и шаркая ногами, добирается до своего стула и падает на него. По золотым прядям в его густых волосах пробежали огненные всполохи, когда он вынудил себя разжать зубы и ответить.

— Нет. Я не испытываю физического или иного удовольствия от унижения разумного существа, будь то человек или дракон.

— Тогда я не вижу веских оснований для столь вопиющих поступков. Гленвиар, сколько бы я ни билась над проблемой вашего будущего счастья в браке, какая бы милая и самоотверженная девушка ни согласилась бы стать вашей женой, она возненавидит вас навечно, если вы поступите с ней таким образом. Как ненавижу вас сейчас я. Вы ведь совершаете самое настоящее психологическое насилие! К счастью, я не являюсь вашей женой и я профессионал, поэтому смогу справиться со своими негативными чувствами к вам. Но будь я женой — уже паковала бы вещи, сыпля проклятиями в ваш адрес. Вам нужно сдерживать свои низменные порывы! Ох, извините за резкость высказывания. А раз они не приносят вам сексуального удовлетворения, то отказаться от этой привычки будет проще. Я помогу вам.

Ответом ей стал смех. Скрипучий и сухой, как песок пустыни, безрадостный смех.

— Главный советник до сих пор не объяснил вам? Это не привычка, Лера, и здесь невозможно помочь. Это рефлекс, безусловный рефлекс зверя, врожденная особенность любого дракона. Я так же не способен подавить в себе эту «привычку», как вы не способны навсегда перестать моргать. Я обречен реагировать так на всех, кто пробуждает во мне сильные эмоции: стремление подавить и заявить свою власть — это инстинктивное и неизбывное стремление дракона. Поэтому придворные и стараются никоим образом не будить во мне зверя, поскольку потом достается всем. После моих встреч с вами уже трое ни в чем не повинных людей лежат под присмотром лекарей с нервным припадком — не всем удается быстро перейти в стадию покорности, кого-то долго мучают тяжелые кошмары, и люди сутками мечутся с криками, спасаясь от монстров, что заполонили их несчастный измученный разум.

— Безусловный рефлекс? — Лера нахмурилась, вспоминая. — В нашу первую встречу, подавив во мне все человеческое, вы отдали вполне отчетливый приказ приблизиться — это несовместимо с чисто рефлекторным поведением, которое происходит без участия сознания.

У дракона чуть покраснели скулы.

— Да, приказ я отдал целенаправленно после того, как осознал себя. Обычно я не позволяю себе пользоваться состоянием человека, введенного в транс моей бессознательной силой, но вы тогда шагнули далеко за пределы допустимого.

— И вы позволили себе пнуть лежачего, — максимально нейтральным тоном подвела черту Лера.

Дракон вздрогнул, как от удара током. Широко шагнув к двери, он отрывисто бросил: