Милый, единственный, инопланетный (СИ) - Монакова Юлия. Страница 18

Парень всё ещё взволнованно и тяжело дышит, мотая головой в немом протесте, но уже, слава богу, не выглядит так, словно вот-вот начнёт визжать и кататься по земле в истерическом припадке.

Я в шоке от того, что вижу. Это что, какое-то психическое заболевание? Как этого человека вообще пропустили в клуб наравне со здоровыми людьми? А если он опасен для окружающих?!

Тем временем этот ненормальный медленно сползает по стеночке на пол и остаётся сидеть на корточках. Друг стоит в паре шагов от него, не уменьшая дистанции, но продолжая спокойно и негромко твердить:

— Всё хорошо. Всё в порядке, — до тех пор, пока тот постепенно не приходит в себя, успокаиваясь.

— Пойдём, — я дёргаю Лёльку за рукав. — Мы им только мешаем.

Мне очень неуютно и хочется поскорее убраться отсюда. Я чувствую себя ответственной и виноватой за всё, что только что здесь произошло. Наверное, надо бы извиниться перед молодым человеком, которого я (нечаянно, ну честное слово, не специально же!) так сильно напугала, но мне хочется забыть это как страшный сон. И вообще, срочно надо выпить!

Я наклоняюсь, собираю с пола куски рассыпавшегося телефона и дёргаю Лёльку за руку. Та с неохотой отлипает взглядом от чернявенького, и мы возвращаемся к бару. Честно говоря, лучше бы, наверное, и вовсе поехать домой, но… обидно, мы ведь не так давно пришли, из-за какого-то глупого инцидента пропускать самое интересное? Вечеринка только начинается.

— Ну, и что это было? — спрашивает меня подруга, когда мы вновь оказываемся за барной стойкой и получаем законную порцию халявного шампанского. Я развожу руками и начинаю нервно хихикать.

— Да понятия не имею! Позвонил Руденский, тут слишком громко играла музыка и я вышла в фойе поговорить, но столкнулась в дверях с этим… психическим. Разбила телефон к чертям собачьим, — я обиженно шмыгаю носом, вновь и вновь пытаясь воскресить покалеченный мобильник, но он упорно отказывается включаться, демонстрируя мне безжизненный чёрный экран.

— Аллилуйя! — ликует Лёлька. — Вот хотя бы за это спасибо “психическому” — избавил тебя от общения с Кариком!

— Разве что это… — ворчу я. — А ты-то как там оказалась? Я думала, ты вовсю окучиваешь своего брюнетика в конкурсе на страстный поцелуй…

— Если бы! — разочарованно фыркает Лёлька. — Только я собралась его пригласить, даже пару приветственных фраз сказала, как он вдруг сорвался с места и помчался к выходу. Ну, я потопталась там у стола, как дура, и решила выйти в фойе за ним, из любопытства, что его так взволновало… выхожу — а там картина маслом с тобой и припадочным в главных ролях. И брюнетик на подхвате — орёт тебе что-то оскорбительное. Вот я и не выдержала…

— Девчонки, простите, — раздаётся рядом знакомый голос. Мы с Лёлькой синхронно вздрагиваем и оборачиваемся: так и есть! Это он, чернявый! Стоит, немного смущённо переминаясь с ноги на ногу, и сконфуженно произносит:

— Мы вас, кажется, немного напугали…

— Да нет, это мы вас напугали, — сварливо возражает Лёлька. Брюнет обезоруживающе улыбается. Улыбка у него потрясающая — я буквально физически ощущаю, как Лёлька начинает плавиться от восторга.

— Илюху немудрено напугать, — говорит молодой человек. — Он впадает в панику от любой мало-мальской неожиданности. Я сглупил, отпустив его одного: думал, что уж дорогу до туалета и обратно он сам преодолеет без приключений, а вот видите, что в итоге получилось… Я сгоряча тоже, кажется, сболтнул лишнего. Мне так жаль, — он прикладывает руку к груди в извиняющемся жесте. Виновата я, а прощения просит он! Чувствую себя последней сволочью.

— Мне очень неловко, что так вышло, — я опускаю глаза.

— Вы тут ни при чём, — великодушно заверяет он. — Вы же не могли предвидеть, что Илья так отреагирует. К тому же по незнанию вы делали всё то, что делать категорически нельзя: повысили голос, трогали его, подошли слишком близко, нарушив личное пространство… Это всё лишает его душевного равновесия.

— А что с ним? — робко интересуюсь я.

— Синдром Аспергера.

— Аутизм? — понимающе уточняет Лёлька.

— М-м-м, не совсем. Иногда, впрочем, этот синдром действительно называют лёгкой формой аутизма…

— Это называется — “лёгкая”? — я скептически фыркаю.

— Илья ужасно расстроен тем, что всё так произошло. Он искренне просит у вас прощения и говорит, что вовсе не хотел вас пугать.

— А он умеет разговаривать? — вырывается у Лёльки прежде, чем она соображает, насколько бестактно это звучит. Чернявый не обижается, даже смеётся.

— О, ещё как! Он вообще умный малый. Просто не всегда адекватно реагирует на то, что его тревожит.

— Ладно, проехали, — миролюбиво говорю я. — Передайте ему и мои извинения.

— А пойдёмте за наш стол? — предлагает вдруг он, косясь на Лёльку.

— Неудобно как-то… — кокетничает подруга.

— Очень даже удобно. У меня сегодня день рождения. Неужели вы не исполните желание именинника? — он лукаво подмигивает.

— Пойдём, Марин? — Лёлька умоляюще смотрит на меня. Я не очень-то горю желанием снова встречаться с тем неадекватным типом, но… на кону подружкино счастье. Так уж и быть, потерплю немного. А к этому самому Илье я не подойду ближе чем на два метра, и ни слова ему больше не скажу!

25

НАШИ ДНИ

Илья, сентябрь 2019

Я постепенно прихожу в себя после срыва. Рус отводит меня в угол фойе, усаживает на первый подвернувшийся стул и, загородив спиной от посторонних взглядов, даёт возможность побыть несколько минут в тишине и покое, чтобы я окончательно расслабился.

— Ну, как ты? — спрашивает он наконец, нарушая молчание.

— Всё нормально уже.

— Точно?

— Точно. Голова только немного болит, но у меня есть таблетки. А в целом хорошо.

С возрастом мне стало легче сохранять самообладание и сдерживать себя по мелочам, однако это чревато вот такими вспышками: тревожность и беспокойство накапливаются, растут в течение дня и потом просто “взрываются” в моей голове.

В детстве было проще. Когда у меня случалась очередная сенсорно-эмоциональная перегрузка, я мог упасть на пол, закричать, заплакать, пошвыряться предметами — и меня довольно быстро отпускало. Однако мама постоянно напоминала мне, что нужно уметь сдерживаться, что окружающие просто не поймут такого поведения и оценят это как банальную истерику избалованного капризного ребёнка, не догадываясь о том, как плохо этому ребёнку в данный момент.

Теперь я могу и потерпеть. Немного. Но, к сожалению, отсрочить мелтдаун возможно, а вот совсем предотвратить и отменить — нет, рано или поздно тебя всё равно “накроет”. Так что всё, что я могу — это просто уменьшить вред от этих приступов.

Когда со мной случаются срывы, я абсолютно неспособен себя контролировать. Вообще плохо понимаю и помню, что происходит в эти моменты, только в общих чертах: давление в голове (кажется, что она вот-вот лопнет), дрожь в руках и ногах, гнев, паника, учащённое сердцебиение, нехватка кислорода, глаза застилает серая пелена… Не самые приятные ощущения.

Наверное, если бы не утренняя встреча с соседкой и её собакой, я смог бы избежать сегодняшнего мелтдауна. Столкновение с девушкой стало тем, что меня “добило”.

Мы возвращаемся за стол, Рус тут же протягивает мне пиво — оно обычно помогает расслабиться и вести себя свободнее. Но крепкий алкоголь, тем более в больших количествах, мне противопоказан: организм протестует, чувствую я себя затем очень плохо, могу несколько дней лежать пластом.

— Между прочим, — говорит друг, кивая куда-то в сторону, — девчонки тоже дико перепугались.

— Какие девчонки?

— Ну, та, что с тобой столкнулась, и её подружка.

— Там была ещё и подружка?

— Ага. Забавная такая, боевая. Чуть не покусала меня.

Я молчу, отхлёбывая пиво.

— Наверное, неплохо было бы извиниться? — произносит Рус с нажимом. Он явно намекает на что-то, но я не могу уловить его мысль.