Действуй, жена! (СИ) - Волкова Виктория Борисовна. Страница 24

«Возьми Воскобойникова в союзники, — подсказывает мне здравый смысл. — Вдвоем воевать легче…»

«Молчи, — трепещет от страха душа. — Потом поговорите. В спокойной обстановке. Один на один…»

«Скажи ему! — ноет сердце. — Он сможет тебя защитить…»

«Если поверит, конечно», — едко ухмыляется рассудок.

— Что случилось, Кира? — обрывисто спрашивает Воскобойников и смотрит несколько озабоченно. — Что сказала Малика? На тебе лица нет.

— Это касается нашего ребенка. Я его потеряла, когда ты меня бросил. Но ты об этом, наверное, знаешь. Я приходила к Нине Вадимовне. А теперь кто-то прислал статью Малике, где утверждает, будто это моя вина. Я нагуляла, избавилась, и ты меня бросил. Это кто-то, знающий о нас все, — лепечу я, стараясь не расплакаться.

— Не реви, — хмуро бросает Леха. — На вот, — протягивает мне платок. — Где статья? Открой, я прочту, — рычит нетерпеливо. И когда я нахожу нужное письмо от Малики, забирает у меня айфон.

Я смотрю, как каменеет его лицо, но даже не делаю попытки присоединиться к чтению. Ей-богу, это не то чтиво, которое стоит читать вместе. Губы Лехи складываются в тонкую линию, а на скулах играют желваки. Если бы сейчас кто-то попался Воскобойникову под горячую руку, он мог бы и убить.

«Что он решит? — думаю я безучастно. — Поверит мне или автору статьи? Бросит меня прямо в ЗАГСе или просто через месяц-другой разведется по-тихому? А может в порыве ярости сдать Пирогову со всеми потрохами!»

— Борзо написано, — криво усмехается Воскобойников, отдавая мне айфон. — Пойдем в зал, Кира, нас ждут, — бросает бесцветным голосом. Подставляет мне предплечье, и я, ухватившись за него, как за спасательный круг, жалко улыбаюсь будущему мужу. Он чмокает меня в нос и бормочет успокаивающе. — Мы во всем разберемся, Кира. Скажи Малике, пусть придержит этот бред.

— Уже сделано, — устало киваю я, желая провалиться сквозь землю. Очутиться где угодно и спокойно зализать раны. — Если не знать правду, — шепчу я по дороге в зал, — можно принять этот вымысел за чистую монету. Но ты же помнишь, как было дело?

— Кира, — останавливается Леха около самых дверей, крепко сжимая мою руку. — Я ничего не знал о ребенке.

Я цепенею от ужаса и уже готова сбежать с собственной свадьбы, когда украшенные резьбой высокие белые двери распахиваются, и вальс Мендельсона обрушивается на нас оглушительным звоном.

Глава 12

Алексей

Я обескуражен. Сбит с толку. Растерян. И это малая толика тех чувств, которые сейчас бушуют во мне. Душа разрывается от боли и гнева. Кто? Вот кто из моих родственниц посмел отправить такую бомбу в Рупор? И если бы не Шакира с ее прямотой и искренностью, то наш брак завершился бы через пару дней после регистрации. Может, на это и делалась ставка?

Украдкой я обвожу взглядом наших гостей. Пусть моя девочка думает всякую чепуху. Брак по расчету или по необходимости… Мне удастся ее переубедить. Не сразу, а постепенно, я завоюю снова мою Шакиру, излечу ее израненное сердечко. Во многом, конечно, виноват я сам. Но и за моей матерью числится должок. Увесистый и грязный. После такого не отмыться. Я прекрасно знаю все ее отмазки. Наврет с три короба и с придыханием скажет, что старалась для меня. И если бы она сообщила мне о беременности Киры, то вряд ли бы я стал знаменитым актером. Фиг бы меня снимали в кино и узнавали на улице!

Я стискиваю зубы и, призвав весь свой талант, влюбленным взглядом смотрю на потерянную и обескураженную Киру. Нам еще предстоит выяснить отношения. Мне извиниться, а ей — простить.

Снова оглядываюсь по сторонам. Краем глаза выхватываю стоящего с краю Пирогова и его Лизу. И чувствую раздражение от чужой навязчивости. Хотя сейчас мне его присутствие на руку. Кира не станет при нем устраивать скандал. Побоится.

«Скажи «да», милая, — прошу безмолвно. — Согласись выйти за меня замуж, а там разберемся!»

И когда Кира дает утвердительный ответ, чувствую, как у меня сносит крышу.

А от слов «можете поцеловать невесту» я ощущаю внутреннее ликование. Накрываю прохладные Киркины губы своими и не могу остановиться. Слышу рядом покашливание и смех. Отмахиваюсь от свидетелей больной рукой. А затем, сжав тонкую холодную ладошку в своей, веду жену к выходу.

И принимая на ходу поздравления, гадаю, кто из окружающих нас людей решил нажиться на наших бедах.

Кто?! Твою мать…

Я бы снес башку этому герою, наверняка считающему, что действует из добрых побуждений. Мать? Сестры? В одном я уверен. Это не Ромка. Мой старший брат не опустится до откровенной подлости. Поэтому по дороге в ресторан я, нежно обняв Шакиру, шепчу ей на ушко.

— Я хочу разобраться в этой истории, малыш.

— Да, — слабо кивает она, будто больная. Смотрит на меня полными слез глазами и обещает тихим шепотом. — Нужно найти этого доброго человека. Ему мало не покажется. Обещаю.

— Разберемся, девочка, — жарко шепчу я ей в ухо. — Лично накажу всех причастных.

— А если это тетя Нина? — жалобно бормочет Кира. — Ее тоже коснется?

— В первую очередь, — обещаю я. — Не волнуйся, Кирюшенька. Завтра улетим на Мальдивы. Отдохнем. А после найдем крысу в нашем окружении. Нужно только приготовить хороший кусочек сыра. Придумаю, как изловить эту дрянь.

Я прижимаю Киру к себе и осторожно целую в губы, в щеки, в глаза. Чувствую родной запах любимой женщины и мысленно отвешиваю себе хорошего пенделя. О чем я вообще думал, когда понесся в Москву? О своем сраном таланте, о будущих поклонницах и славе. И если по чесноку, меньше всего я сожалел о Кире. Считал ее проходным вариантом. Первой любовью, которую пришла пора оставить в юности. Зато через пятнадцать лет хватило ума понять самое главное. Нет ничего важнее любимого человека. Можно обставить весь дом статуэточками Оскара, можно получить до фига престижных премий. Но какое от этого счастье, если твою постель кто-то греет за бабки? В чем заключается радость, если живешь с человеком, к которому испытываешь в лучшем случае равнодушие? И зачем тебе слава и богатство, если после твоей смерти все нажитое тобой достается какой-то посторонней женщине, умудрившейся выйти за тебя замуж и наставлявшей рога?

«На самом деле, — морщусь я, чувствуя Киркину голову на своем плече, — если нет настоящих чувств, то можно довольствоваться и суррогатом счастья. Мнить себя великим, получая премии и награды, ухмыляться реакции приятелей, исходящих слюной, когда входишь в кабак с новой девчонкой, трахать какое-то идеальное тело. Все сгодится, когда попросту не умеешь любить. А уж если господь подарил тебе и талант, и любовь, то нужно загребать обеими лапами и считать себя везучим сукиным сыном».

За своими мыслями я не сразу замечаю, что автомобиль уже припарковался около ресторана. И лишь нежный голос Шакиры выводит меня из раздумий.

— Приехали, Лешенька, — шепчет она, держа в своих ладошках мою больную руку.

— Да, малыш, — киваю я, глядя на небольшую повязку на предплечье. Сама Кира действует на меня как лучшее целебное средство.

— А ты не пробовала лечить наложением рук? — смеюсь я, выходя из машины. Тащу жену за запястье и тут же под свист и улюлюканье гостей подхватываю на руки. Вношу в ресторан, слыша сзади причитания мамаши:

— Осторожно, Лешенька… Больная ручка…

Делаю вид, что не слышу, иначе сорвусь. И все застолье воспринимаю как водевиль, где мне поручена самая главная роль. Моим весельем заражается жена. Во всяком случае, с ее лица сходят грусть и растерянность. И только когда мы остаемся одни в спальне, заявляет решительным голосом.

— Не знаю, сколько продлится наш брак, но очень тебя прошу, Воскобойников, никогда больше не играй со мной. От твоего взгляда героя-любовника можно запросто заработать сахарный диабет. Актрисам, работающим с тобой в паре, молоко положено за вредность.

— Как ты догадалась? — изумленно спрашиваю я, по праву считая себя хорошим актером. Никому никогда в голову не приходило усомниться в моей искренности. Или не хотелось.