Бесстрашный горец - Хауэлл Ханна. Страница 44

– Фиона! – Выхватив из ее рук пестик, Мэб с беспо­койством заглянула внутрь ступки и с удивлением увидела тончайший порошок. – Если ты имеешь в виду своего мужа, то, похоже, он тебя очень разозлил. – Она бросила взгляд на Фиону. – Именно поэтому ты не сказала ему о том, что носишь его ребенка?

– Еще слишком маленький срок, чтобы быть уверен­ной, – возразила Фиона.

– А мне кажется, ты прекрасно знаешь, что беременна. И я тоже. Я еще в ранней юности с одного взгляда могла определить, беременна женщина или нет, даже когда ника­кого живота у нее и в помине нет. – Мэб нахмурилась. – Вот только говорить женщинам о том, что у них будет ребе­нок, я перестала, когда стали шептаться, что я колдунья. Я слишком рано это замечала, еще до того, как они сами это понимали.

Живя рядом с Джиллиан и всеми ее родственниками, Фиона привыкла к людям, обладающим необычными спо­собностями, и сейчас лишь кивнула.

– Еслиты знала, что я жду ребенка, почему ты мне ничего не сказала?

– Самое странное, что я не была в этом уверена до се­годняшнего утра. Правда, у меня было ощущение того, что рядом со мной находится беременная женщина, но не та­кое четкое, как обычно. Но сегодня утром, когда ты вошла в большой зал, я поняла это со всей очевидностью.

– И я подтвердила это, когда стала поглощать пищу с такой жадностью, словно меня неделю не кормили, – ус­мехнулась Фиона, а Мэб захихикала. – Да, я уверена, что у меня будет ребенок. С тех пор как я вышла замуж за Эвана, у меня не было месячных, а вчера и сегодня меня тошнило. А Эвану я пока не сказала, потому что, во-первых, хочу удо­стовериться, что ребенок прочно сидит у меня в животе, а во-вторых, мне хочется побыть с Эваном один на один еще немного.

– Но ребенок родится не раньше чем через восемь ме­сяцев, Фиона!

– Я знаю, но как только я признаюсь Эвану в том, что беременна, сразу стану в его глазах другой. Не просто Фионой, его женой, а женщиной, которая носит его ребенка. Если отношение Эвана ко мне переменится, я хочу быть уверена, что это произойдет только из-за меня одной, а не из-за моего нынешнего состояния.

– Понятно. Не беспокойся, я никому не скажу. Значит, именно из-за ребенка ты хочешь заставить Эвана унижать­ся, а потом задать ему хорошую взбучку?

– Нет, просто я разохотилась, что он обращается со мной, словно я стеклянная и в любой момент могу разбиться, если до меня дотронуться. Правда, проверять он это не стал, по­скольку целую неделю до меня не дотрагивайся. – Она энер­гично кивнула головой, когда Мэб ахнула. – Все, терпение мое иссякло. Я сегодня же это исправлю, даже если мне для этого придется привязать его к кровати. – Внезапно перед глазами Фионы встала упоительная картина: привязанный к кровати обнаженный Эван, оказавшийся целиком в ее власти. – А что, неплохая мысль.

– Фиона! – в ужасе воскликнула Мэб и расхохоталась. – Ах ты бесстыдница! Но нашему Эвану ты великолепно подхо­дишь.

– Ты и в самом деле так считаешь? – тихо спросила Фиона, внезапно посерьезнев.

– Да. Эван всегда был замкнутым парнем, а трагедия и большая ответственность, лежащая на его плечах, сделали его совсем нелюдимым. Он из тех мужчин, кто может, про­снувшись утром, обнаружить, что настолько хорошо защи­тил свое сердце и спрятал свои чувства, что остался совер­шенно один. А ты не позволишь, чтобы это произошло. Не позволишь, чтобы он умер медленной смертью от желания и боязни ее удовлетворить. Просто наберись терпения. Если бы ты видела, как он вел себя, когда я сказала ему, что Мензис захватил тебя в плен, ты бы поняла, какие чувства он к тебе испытывает. А теперь позволь мне пощупать твоего ре­бенка.

Фиона стояла не шевелясь, когда Мэб приложила ей руки к животу и закрыла глаза. Однако по выражению ее лица Фиона поняла: Мэб и в самом деле что-то чувству­ет. В этот момент она нахмурилась, и Фиона ощутила легкое беспокойство. Когда Мэб наконец открыла глаза и отступила на шаг, Фиона взглянула на нее, борясь с волнением.

– Этот маленький дьяволенок не спешит выдавать свои секреты, – заметила Мэб.

– Так, значит, это мальчик?

– Я не уверена. Именно это я и подразумеваю под «сек­ретом». Я всегда могу на ощупь определить, мальчик это или девочка, даже на самом раннем сроке, но твой ребенок, похоже, считает, что определять его пол – не мое дело. Но всю правду о себе он все-таки не смог скрыть. Он здоровый малыш. Я еще никогда не чувствовала такую сильную жаж­ду жизни. — Мэб недовольно поморщилась. – Что-то я разболталась не в меру. Теперь ты понимаешь, почему меня называют сумасшедшей Мэб либо колдуньей.

– Те, кто так говорит, просто дураки. Я считаю, что у тебя настоящий дар, более ценный, чем умение делать на­стойку от прыщей для всяких юнцов либо для усиления роста волос для каких-то лысых типов. – В глазах Мэб мелькнули надежда и интерес.

– Люди боятся непонятного, Фиона. Моя мама всегда говорила, что это работа дьявола.

– Нет, это дар Божий. Подозреваю, ты пыталась не обращать на него внимания, а тебе нужно было учиться пользоваться им. И сейчас мы этим займемся, научимся использовать этот дар в полной мере и в то же время не вызывать у людей опасных страхов и подозрений в кол­довстве. В клане Мюррей, к которому принадлежит наша Джилли, многие обладают таким врожденным даром, и я провела с ними достаточно времени, чтобы понять, как можно, не вызывая у людей страха, использовать этот за­мечательный дар для целей, предусмотренных Господом. И я тебя этому научу.

И Фиона тихонько рассмеялась, когда Мэб обняла ее.

– Как я смогу тебя отблагодарить? – Очень просто. Помоги мне найти какую-нибудь мяг­кую материю, чтобы привязать руки Эвана к кровати.

Поморгав, Эван уставился в потолок над кроватью. Он не мог поверить, что заснул, дожидаясь, когда ляжет Фио­на. Похоже, тяжелая работа, которой он себя загрузил, что­бы не броситься за Фионой, схватить ее на руки и бегом помчаться в замок, в их спальню, и заняться с ней любо­вью, измотала его сильнее, чем он ожидал. Если бы он, как и планировал, смог воплотить свои желания в жизнь, он бы ни за что не заснул, однако Фиона заявила, что кому-то срочно потребовалась врачебная помощь, и ушла, оставив его в одиночестве.

Сон начал потихоньку проходить, и в этот момент Эван почувствовал, что у него зачесался живот. Он хотел почесать его правой рукой, но не тут-то было. Рука не хотела шеве­литься. Удивившись, Эван бросил на нее быстрый взгляд и оторопел: рука была привязана к кроватному столбику. Вто­рого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: левую руку постигла та же участь. Кто-то привязал его за запястья тол­стыми веревками, обмотанными для мягкости шерстяной тканью темно-синего цвета, к кроватным столбикам. Одна­ко никакого беспокойства по этому поводу Эван почему-то не испытывал. Ему и в голову не пришло, что кто-то из вра­гов пробрался в замок и так подшутил над ним. В ту же се­кунду до него донесся слабый запах лаванды – в комнату вошла Фиона, и Эван понял, почему не ощутил никакого страха, оказавшись привязанным: он подспудно догадался, что это сделала его жена. Причем позаботилась о том, чтобы веревки не натерли ему руки, а потому обмотала их шерстя­ными тряпками. Он подумал, что, наверное, и проснулся именно оттого, что она стала его привязывать.

– Зачем ты привязала меня к кровати? – спросил он Фиону, чувствуя, как тело его напряглось от желания при виде ее в одной рубашке.

– Чтобы на сей раз ты от меня не сбежал, – ответила Фиона и, сделав для бодрости несколько глотков вина, за­бралась в кровать. – Я хочу показать тебе, что абсолютно здорова и мне нет никакой необходимости валяться в по­стели. Я уже давно пришла в себя после того, как Мензис захватил меня в плен.

Эван открыл было рот, чтобы рассказать Фионе о том, какие чувства он к ней испытывает, однако ничего сказать не успел: Фиона уселась на него верхом, и не нужно было быть десяти пядей во лбу, чтобы понять, что она замыслила.

– Но ведь тебе столько пришлось пережить, – пробор­мотал он, – а ты такая маленькая и хрупкая.