Благородный защитник - Хауэлл Ханна. Страница 13

– Спасибо тебе, Каллум. – Не обращая внимания на то, как он, ссутулив худые плечи, весь сжался, отстраняясь от нее, она поцеловала его в щеку. – Какое бы решение я впоследствии ни приняла, твое мнение для меня очень ценно. – Она принялась внимательно вглядываться в большое, крытое тростниковой крышей строение приюта, в который Родерик, жаждавший утоления своих темных страстей, частенько наведывался. – Что-то здесь очень тихо. Придет ли злодей сегодня? Пейтон говорит, что многие родители без лишнего шума увозят своих детей подальше от него. И с каждым днем число их растет. Очень скоро Родерик отправится на охоту за новыми жертвами.

Каллум наблюдал за слишком худеньким для своего возраста, одетым в лохмотья мальчиком, который, спотыкаясь, брел к колодцу с двумя огромными бадьями.

– Кажется, я знаю этого мальчишку…

Каллум бросился было за ним, но Кирсти схватила его за плечо:

– В этом наряде ты, конечно, мало похож на себя, но я не позволю, чтобы ты рискнул показаться этим людям на глаза. Ведь они приспешники Родерика!

– Они и не увидят меня, Кирсти. Верь моему слову.

Каллум вырвался от нее и двинулся к колодцу, где худенький мальчишка возился с бадьями, пытаясь их наполнить. Двигался Каллум так, что даже Кирсти трудно было уследить за ним, и у нее отлегло от сердца. Вскоре он и вовсе пропал из виду, но по тому, как вдруг насторожился худенький мальчишка, как стал озираться, Кирсти поняла, что Каллум добрался до цели. Если ему удастся завербовать союзника в стенах приюта, спасти живущих там детей от Родерика станет значительно легче.

Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем появился Каллум.

– Этот мальчишка – Саймон, сын ткача, – сообщил Каллум. – Он здесь совсем недавно. Сирота, заботиться о нем некому. Но сэр Родерик вряд ли на него польстится – уж очень он некрасивый. Нос преогромный, все лицо в прыщах.

– К тому же он, кажется, чуть постарше тебя?

– Да, ему двенадцать. Он сказал, что сэр Родерик не появлялся здесь уже несколько недель. И еще сказал, что дядька, который обделывает делишки для сэра Родерика, последнее время что-то нервничает и сильно боится. Он тут подслушал разговор этого дядьки с его женой – на редкость скверной бабой! – так вот, они шептались про какие-то слухи и подозрения и еще о том, что какое-то время надо быть начеку.

– Ага. Очень хорошо. Стало быть, слухи оказывают свое действие.

Каллум кивнул:

– Саймон говорит, что она, жена-то, плачется и плачется, что и деньги-то они так теряют, и сэр Родерик расстроится.

– Господи, ну почему я не мужчина! Ворвалась бы сейчас сюда и втоптала этих гнусных людишек в грязь! – У нее болезненно сжалось сердце, когда она услышала тихий смех Каллума. – А может он нам помочь, этот мальчик?

– Сказал, сделает все, что в его силах. Я пообещал, что мы будем приходить сюда каждый день – как раз в это время он обычно ходит за водой. Если у него будет что сообщить нам, он кивнет. На всякий случай я не сказал ему, где мы будем прятаться, а то еще выдаст нас, если на него надавят.

– И правильно сделал, – сказала Кирсти, и они медленно тронулись в обратный путь, пригибаясь и тщательно выбирая самые темные переулки. – Пока будем действовать по твоему плану.

– Хороший парень, этот Саймон. Он постарается нам помочь. Ему все известно про сэра Родерика. Отец рассказал. Незадолго до смерти.

– А отчего умер его отец?

– Его пырнули ножом в пивной. Он ходил в пивную по субботам, завел себе там девушку. Как-то он вернулся с тугим кошельком – отвез сэру Родерику несколько штук отличного сукна. Вернулся, сказал сыну, чтоб тот подальше держался от этого лорда, и пошел в пивную. И умер. – Каллум нахмурился. – Наверняка этот ткач что-то заметил. Точно.

– Думаю, да. И его заставили замолчать навсегда. Что-что, а это Родерик умеет – или с помощью тугого кошелька, или пырнув ножом в спину. Должно быть, он узнал, что ткачу не заткнуть рот золотом. Думаю, нам стоит рассказать об этом Йену. Может, он сумеет разговориться с какими-нибудь соседями ткача и узнать подробности его смерти. Может, даже узнает, что к этому убийству причастен Родерик.

Некоторое время они шли в молчании, петляя по узким улицам и темным переулкам. Пора было возвращаться в дом Пейтона, но они всегда принимали особые предосторожности, чтобы никто никогда не видел, как они входят в этот дом и выходят из него. И вот, когда они пробирались по какому-то заваленному отбросами проулку, Кирсти вдруг услышала странный звук и схватила Каллума за руку.

– Ты слышал? – спросила она мгновение спустя, так тихо, что он едва разобрал слова.

– По-моему, кто-то плачет, – прошептал Каллум, обшаривая глазами все вокруг.

Кирсти сдержалась и не стала его удерживать, когда он вдруг направился к куче грязного тряпья, сваленной возле одной особенно грязной, замшелой стены. Двигаясь осторожно, она последовала за мальчиком, который, сжимая в руке нож, склонился над кучей и принялся разгребать тряпье. Под тряпьем они увидели сжавшегося в комочек маленького мальчика. Кирсти опустилась на колени рядом с ним и, шепча ласковые слова, повернула ребенка лицом к себе. А когда слабый луч света, с трудом проникавшего в узкий проулок, упал на лицо ребенка, Кирсти ахнула и едва не задохнулась от волнения. Несмотря на толстый слой грязи, в которой слезы промыли узкие дорожки, и ужасные ссадины и синяки, она сразу узнала это лицо.

– Робби? – позвала она, еще не смея верить, что маленький мальчик смог выжить на улице так долго один, несмотря на раны.

– Миледи Кирсти? – прошептал мальчик.

– Ведь ты Робби. Верно?

– Что с Мойрой?

– С ней все в порядке, – ответила Кирсти и, сняв плащ, закутала в него ребенка. – Мы отнесем тебя к ней.

– Она в безопасном месте?

– Да. Мне удалось увести ее от него. Ты зря не дождался меня.

– Мне нужно было идти искать Мойру.

Он стал задыхаться, когда Кирсти взяла его на руки, а потом потерял сознание. Каллум пошел вперед, и вскоре они подошли к дому Пейтона.

– Иисусе милосердный! – воскликнула Крошка Элис, когда Кирсти и Каллум вошли в кухню. – Что же это ты такое притащила, девочка моя?

– Это брат Мойры, – ответила Кирсти. – Не знаю, как ему удалось выжить и как он очутился там, где мы его нашли, но сейчас главное – помыть его и заняться его ранами.

Следующий час прошел в напряженном молчании: они мыли мальчика, прочищали раны, смазывали ссадины и туго перевязывали его ребра, так как Крошка Элис решила, что хоть они вроде и не сломаны, а перевязать их не помешает. Кирсти смазывала целебным бальзамом рану за раной, и с каждым взглядом на маленькое, искалеченное тело Робби гнев ее все возрастал. Нет прощения тому, кто мог так поступить с ребенком!

Мойра робко приблизилась к краю кровати, как раз когда Робби открыл глаза.

– Мойра? – тихо окликнул ее мальчик.

– Я здесь, Робби, – ответила она и взяла его руки в свои. – А я думала, тебя ангелы забрали.

– Нет. Пока еще нет.

– И не заберут, – твердо сказала Кирсти, поднося ко рту мальчика чашку с жидкой кашей, которую наспех сварила для него Крошка Элис.

– Тебе очень больно? – спросила Мойра.

– Нет, не очень. Старые раны почти зажили. А вот те, что я заработал несколько дней назад, здорово болят.

– А что случилось несколько дней назад? – спросила Кирсти.

– Я едва снова не угодил в лапы к этому негодяю, – ответил мальчик. – Его люди схватили меня и сильно поколотили. А потом взвалили на лошадь и повезли. Но я сумел свалиться с лошади и убежал обратно в город, чтобы спрятаться.

– Какой же ты храбрый и находчивый мальчик!

– Мне нужно было найти Мойру. – Несмотря на то что разбитые губы его сильно распухли, он сумел улыбнуться сестренке. – Я должен заботиться о ней. Я мамке обещал.

– Твоя мама смотрит на тебя с неба и гордится тем, что у нее такой славный, храбрый сынок, – сказала Крошка Элис, присаживаясь на край кровати и подавая мальчику травяной отвар.