Благородный защитник - Хауэлл Ханна. Страница 33

– Саймон, возьми сестру и медленно продвигайся вон к тому большому гобелену на стене, – приказала она все так же тихо, почти не шевеля губами.

– Почему ты помогаешь этому предателю? – буркнул Каллум.

– Мне совершенно ясно, как ты заставил этого мальчика помочь тебе, – обратилась она к Родерику, но на самом деле объяснение было адресовано Каллуму. Как она и надеялась, трое мужчин немедленно уставились на нее. – Значит, одними побоями ты ничего не смог добиться? – И затем тихо-тихо в сторону: – Каллум, иди. Кто-то должен рассказать Пейтону о том, что случилось. И как можно скорее.

– Но он убьет тебя, – шепнул в ответ Каллум.

– Ну не сразу же. Ему нравится позлорадствовать. Иди же. Прямо сейчас. – По тихому шороху она поняла, что Каллум послушался ее и постарался сделать это как можно тише.

– Мальчишка удивительно долго не желал помогать мне, – продолжал между тем разглагольствовать Родерик. – Я прямо сказал ему, что собаки, шедшие по вашему с Каллумом следу, привели нас прямехонько к колодцу, и все же маленький упрямец имел наглость лгать мне и твердить, что в жизни вас не видал и даже не знает, кто вы. Все наши попытки добиться его содействия успеха не имели, и тогда мы решили, что жизнь своей сестры он оценит выше, чем свою собственную. Или твою. Да, моя дорогая, до чего жалких ты навербовала союзничков!

– Такие храбрые и крепкие мужчины, а гордитесь тем, что запугали и избили ребенка, – презрительно заметила Кирсти.

– Попридержи-ка лучше свой язычок, дорогая. Не забывай, что ты снова оказалась в нежных объятиях своего супруга.

– Я отсюда не уйду.

– Уйдешь как миленькая. – И Родерик двинулся к ней. Джиб и Уотти крадучись следовали за своим хозяином.

Тут она выхватила кинжал и, увидев, что все трое немедленно остановились, холодно улыбнулась.

– Вижу, решимости у вас поубавилось. Конечно, я не ребенок и вооружена. А ты никогда не демонстрировал особого мужества в случаях, если врага надо было встречать лицом к лицу. Не важно, мужчину или женщину. К тому же поблизости нет реки, куда меня можно было бы бросить.

– С водой я больше связываться не буду. А ты, между прочим, могла бы поделиться с мужем, рассказать, что умеешь плавать. Ведь пять лет прожили в браке!

Кирсти подумала: а ведь он действительно безумен. В голосе звучало раздражение, даже горечь – что его так расстроило? Жена, видите ли, утаила от него, что умеет плавать, и свела на нет его попытки ее убить! Родерик искренне считал, что она оказалась плохой женой, да еще усугубила свою вину греховной скрытностью – не удосужилась, видите ли, посвятить мужа в свои секреты!

– Не так уж много мы с тобой беседовали, Родерик, – ответила она, стараясь говорить спокойно.

– Эй, маленькие гаденыши сейчас сбегут! – завопил вдруг Джиб.

Джиб и Уотти рванулись вперед, Родерик же разразился страшными проклятиями. Кирсти удалось подставить подножку Уотти и повалить его, но Джиб сумел прорваться к гобелену, за которым только что скрылись дети. Внезапно из горла его вырвался пронзительный рев, и он, пошатнувшись, отступил на шаг – в предплечье его торчал глубоко всаженный кинжал. Кирсти услышала, как заскрипел камень по камню, и с облегчением выдохнула: она поняла, что дети успели закрыть за собой потайную дверь. Некоторое время Джиб и Уотти по очереди пытались открыть дверцу, ведущую в потайной коридор, по которому сейчас убегали дети, но они напрасно тратили время. Кирсти снова повернулась к мужу.

– До чего же много от тебя беспокойства! – сказал Родерик, и по его напряженному, ледяному тону Кирсти поняла, что он из последних сил сдерживает гнев. – Куда они пошли?

– Откуда мне знать? Мало ли какие норы и ходы мог обнаружить здесь Каллум? – ответила она и незаметно переменила позицию, приметив, что Джиб и Уотти стали теперь по бокам Родерика, – необходимо, чтобы все трое оставались в поле ее зрения.

– Полагаю, ты обшарила весь этот проклятый дом в поисках укрытий и тайных выходов, да и этот гаденыш Каллум рассказал тебе о своих находках. Несмотря на все усилия, которые я приложил к тому, чтобы обтесать и воспитать этого маленького оборванца, он все же сохранил в своем сердце слабость к девчонкам.

– Воспитать?! Так ты называешь те мерзкие извращения, которым подвергаешь беспомощных детей? Это, по-твоему, воспитание?

Родерик печально покачал головой и вздохнул:

– Совершенно очевидно, что любвеобильный сэр Пейтон не сумел просветить тебя должным образом относительно плотских потребностей и утех. Я не причиняю детям никакого вреда. Многим обеспечиваю вполне приличные условия жизни, такие им и не снились. Они получают теплую одежду, пищу, чистые постели. Я же требую небольших услуг в благодарность за мою щедрость. Что же в этом дурного?

«Неужели он верит в то, что говорит? – подумала Кирсти с похолодевшим сердцем. – Видимо, верит».

– А те, которых ты убил?

Родерик пожал плечами:

– Они бы все равно умерли, если бы остались там, где жили.

– Тебя следовало давным-давно убить, Родерик, – сказала она ледяным тоном, едва сдерживая ярость, так как не была уверена, что сумеет сделать это сама.

– Это тебя следовало убить, о проклятие всей моей жизни! Пора покончить с этими играми. Я вовсе не собираюсь здесь сидеть и ждать, пока очнутся эти тупоголовые охранники или явится кто-то из твоих защитничков.

Кирсти мысленно чертыхнулась. Конечно, надежда на это была слабой, и она тянула время просто на всякий случай, но Родерик лишил ее и этой надежды. Рано или поздно они схватят ее, потому что с тремя мужчинами ей одной не справиться, но она оставит им на память несколько болезненных ран.

– Хватайте ее, ребята, – приказал Родерик своим людям. – И берегитесь ее кинжала. Очень может быть, что она умеет с ним обращаться.

Какое-то время Кирсти удавалось держать Джиба и Уотти на расстоянии. Она даже сумела нанести каждому из них по неглубокой, но весьма болезненной ране. К несчастью, это лишь укрепило их решимость схватить ее. Мужланы эти умом не отличались, но сражаться умели. Они проявили сноровку, оттесняя ее и от окна, и от двери. Кирсти сомневалась, что ей удалось бы скрыться через один из этих выходов, но все же жалела, что не удалось хотя бы попробовать.

Когда Уотти сумел наконец обойти ее сзади, Кирсти поняла, что сражение закончено. Впрочем, ей все же удалось еще раз хорошенько полоснуть Джиба кинжалом, прежде чем толстые лапы Уотти обхватили ее. Негромкий крик боли сорвался с ее уст, когда Джиб вывернул ей запястье, вырывая кинжал из руки. Она понимала, что вырваться ей не удастся, но продолжала извиваться и лягаться в лапах Уотти, который повернулся и держал ее так, что она оказалась лицом к лицу с Родериком.

При виде злорадной, жестокой усмешки, появившейся на широком лице ее мужа, Кирсти пришла в такую ярость, что на мгновение замерла. Теперь он точно знал, что сможет убить ее, когда и как ему заблагорассудится. Это было невыносимо. Кирсти одарила его улыбкой не менее злобной, как она надеялась, и изо всех ударила ногой в пах.

К радости Кирсти, Родерик побледнел, схватился за ушибленное место, и опустился на колени. Джиб и Уотти разразились бранью, Родерик же едва не рыдал от боли, его даже вырвало. В глазах приспешников Родерика, мелькнуло что-то вроде восхищения. Еще бы! Удар нанесла пленница, а ей положено было дрожать от ужаса.

Кирсти подобралась и приготовилась к возмездию, которое, она не сомневалась, неизбежно последует. Ведь уволочь кого бы то ни было насильно не так-то просто. Она ждала удара по голове, но не такого жестокого.

Голова ее резко откинулась назад, она почувствовала боль в челюсти и в затылке и, прежде чем потерять сознание, поняла, что врезалась головой в челюсть Уотти.

– Господи! – прошептал Уотти, одной рукой поддерживая обмякшее тело Кирсти, а другой ощупывая свою челюсть. – Мог бы и предупредить меня, Родерик!

– Ты же знал, что нам придется стукнуть сучку, чтоб не шумела, – сказал Родерик, потирая костяшки пальцев. – У нее-то челюсть не сломана?