Вольное братство (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович. Страница 22

— Сделал Эскобето на несколько сотен риалов богаче.

— Неужели выиграл? — удивился Хаддинг и неожиданно сунул мне бутылку. — Выпей, заслужил.

— Спасибо, — я приложился к огненному пойлу. Да, это лучше, чем та бурда в таверне на Рачьем. — Я ухожу, капитан.

— Да я знаю, — забрав бутылку, буркнул Хаддинг. — Мы разговаривали с командором сразу после прихода «Твердыни» в порт. Команда расформировывается и раскидывается по кораблям. Ваша бригада вся целиком и полностью переходит на «Ласку». Все уже там, остались вы двое. Твой кореш — упертый баран. Сказал, что будет тебя дожидаться. Парни ему: да Игната давно уже на ристалище проткнули и закопали в лесу… Хороший у тебя друг, Игнат. Никому не поверил, пару рыл свернул набок, чтобы языком не трепали. А ты молодец, в самом деле. Кто против тебя в главном бою выступал?

— Мурена.

— Да ты что? — Хаддинг хлебнул излишне много и закашлялся, разбрызгивая пойло по палубе. — Сама Мурена? Нихрена себе. Жуткая стерва… Надеюсь, ты выпустил ей кишки?

— Нет. Живая осталась. Личико, правда, попортил.

— Жаль, — протянул капитан. — Твоя ошибка, парень. Теперь гляди в оба. Прирежет.

— Не получится, — я усмехнулся. — Она — мой должник… Э-эаа, капитан. А что случилось? Почему расформирование?

— «Твердыня» идет в доки. Сильно нас покусали. Ремонт нужно делать. А это дело надолго затянется. Вот и раскидывают всех. Я с десятком матросов, помощником, боцманом и квартмейстером остаемся на борту. Отдыхать будем, пока вы по морям рыскать будете.

— А как же две новых шхуны? Ведь вы могли бы взять командование на одном из них…

— У «Забияки» и «Морского дьявола» есть свои шкиперы, — махнул рукой Хаддинг. — Ты чего хотел-то здесь?

— Да вот доложить, что ухожу и насчет оружия вопрос решить, — я тряхнул ножнами кортика. — Мне же Бирк голову свинтит за имущество.

Хаддинг покосился на потертые ножны, взгляд его вдруг затуманился.

— Мой старый друг. Сам его выбрал?

— Бирк посоветовал, — не стал я врать. — Мне показалось, вполне приличный клинок.

— Да, это отличный кортик. Бирк тебе рассказывал о его качествах?

— Подчиняет себе, но я не ве…

— Именно. Игнат, отнесись к предостережению со всем вниманием, — шкипер снова хлебнул. — Как почувствуешь, что клинок завладел твоей душой — выбрось в море. Утопи его к дьяволу.

— Я не чувствую его власть. Наоборот, он помогает мне, — слегка преувеличил я те самые чувства, которые возникли во время боя с Муреной. — Но ваш совет приму к сведению.

— Ты, Игнат, точно не свинопас и не солдафон, — хмыкнул Хаддинг. — Кажется, Бьярти тебя плохо просчитал. Язык у тебя как у имперского или королевского чиновника. Те так же любят заливаться, патокой уши заполнять.

У меня сердце екнуло. Как бы опять к «контрразведчику» не отправили. И ведь не факт, что после первой встречи Бьярти поверил мне. Вдруг кто-то за мной хвостом ходит, сведения собирает? Черт побери, надо поскорее лезть наверх, поближе к Эскобето. Где меньше всего тебя замечают? Правильно, где больше всего света.

— Так что с кортиком? Я так понял, себе могу оставить?

— Иди отсюда, Игнат, — махнул рукой Хаддинг. — Я с квартмейстером поговорю, если ныть начнет. Скажу, что лично подарил тебе. Все, удачи тебе, корсар!

— Удачи вам, шкипер! — я повернулся и бросился в трюм, где оставались мои пожитки, которые не успел перенести в казарму после похода. Рич,

Глава 8. На новом месте

— Эй, на полуюте! Не спать! — громкий рык Мертвеца — квартмейстера «Ласки» — потряс прозрачных и прохладный воздух, напоенный запахом морских водорослей и сырость.

Низкорослый корсар, смахивающий на легендарных подземных рудокопов Соляных островов, имел вытянутую голову, обритую наголо и обтянутую кожей, как на настоящем мертвеце, отчего и получил свою кличку. Он стоял посреди палубы в сером суконном кафтане и размахивал руками как дирижер. Казалось, Мертвец руководил корабельным оркестром, а остро наточенный кутласс[1], зажатый в огромном кулаке, являлся палочкой, каждый взмах которой определял то или иное действие, заставлявшее разношерстные группы музыкантов выдавать нужные звуки. Надо сказать, все они удивительным образом попадали в такт общему движению.

Музыкантами были мы, напряженно стоявшие вдоль правого борта в ожидании абордажной атаки. «Ласка» стремительно сближалась со шхуной, чьи борта были выкрашены свежей черной краской. Корабль дрейфовал по волнам с опавшими парусами, покорно дожидаясь, когда на него обрушится шквал атак.

Наша бригада под командованием Пенька столпилась на полуюте для броска на чужую палубу и ждала сигнала. Да, вся наша потрепанная в последнем бою команда: я, Рич, Малыш, Пенек и Свин вошли в экипаж «Ласки», и уже здесь к нам добавили еще пятерых. Новичками они не были, потому что ходили на флагманском корабле, и тоже понесли потери. Вот у Эскобето и возникла мысль объединить нас. Боевое слаживание мы еще не прошли, поэтому не знали, кто чего стоит. Одному кракену ведомо, что будет дальше, но он живет слишком глубоко и редко всплывает на поверхность, чтобы его спрашивать о грядущем. Мы косились друг на друга, оценивая возможности каждого, но пока на глазок, теоретически.

— Паруса долой! — заорал Свейни, помощник командора Эскобето.

Гулко хлопнуло, как от выстрела мортиры, палуба под ногами дернулась от смены галса.

— Приготовились! — Мертвец расставил свои ноги-тумбы и замер на одном из тактов телодвижения.

Прямые паруса «Ласки» резко опали, снижая скорость, и рулевой как по ниточке подвел бриг к болтающейся на волнах добыче. Абордажная команда, ощетинившись оружием, только и ждала момента, чтобы ринуться на чужую палубу.

— «Кошки» пошли! — рыкнул Мертвец.

В воздух взвились железные крючья, намертво впиваясь в борта шхуны. Застучали интрепели, рубя веревки, к которым были привязаны «кошки». Обороняющиеся стремились побыстрее избавиться от сцепления с накатывающимся бортом флагмана.

— Тяни!

Десятки голосов дружно зарычали, подтягивая канаты, отчего на руках вздулись жилы, затрещали швы на одеждах. Еще пара минут — и борта кораблей соприкоснулись. Где-то жалобно хрустнула обшивка.

— Пошли, акулы! — голос квартмейстера перекричал многоголосый рев атакующих и защищающихся.

Наша бригада чуть ли не первая оказалась на корме «Забияки» и начала пробиваться к капитанскому мостику с одной задачей: оттеснить защиту в центр, создать хаос среди экипажа шхуны, лишить единого командования. Сунув кулаком в чью-то бородатую физиономию, я ломился следом за Ричем, который как мельница лопастями расшвыривал стоящих перед ним противников, оглушая то рукоятью ножа, то стегая абордажной саблей плашмя по мягким местам зазевавшихся пиратов.

Справа от меня крушил всех подряд Малыш. В экипаже «Забияки» хватало габаритных парней, но наш превосходил всех своих напористостью. Поэтому я, Рич и Малыш выступили этаким волноломом, собирая на себя защиту корабля, а Пенек с остальными зачищали фланги. Так получалось гораздо быстрее и эффективнее.

Вот передо мной мелькнуло лезвие топора. Но слишком мала дистанция, чтобы нанести по мне удар. Перехватываю руку, пробиваю кулаком, в котором зажата рукоять ножа, по ребрам. Оскаленная физиономия с открытой пастью мелькает передо мной и исчезает в ревущей толпе. Я даже успел рассмотреть, что у моего соперника не хватает нескольких зубов.

Да, это была тренировка. Никто никого убивать не собирался, так как подопытным кроликом в абордажном бою был назначен «Забияка», та самая шхуна, вышедшая недавно из ремонтных доков. Таким образом Эскобето решил проверить экипаж капитана Салвадора на «профпригодность», не растеряли они навыки или полностью разленились, заплыв жирком. Поэтому шкиперу было дано задание выйти ранним утром в море и ожидать нападения, спустив паруса и лечь в дрейф.

Эскобето не собирался калечить людей в тренировочном бою, но своим опытным взглядом определил проблемные места, пока мы с упоением мутузили друг друга. Не удивительно, что абордажная команда «Ласки» смяла противника и согнала весь экипаж в центр, полностью обезоружив. Да, без кровавых соплей и синяков не обошлось, но кто скажет, что такие упражнения бесполезны.