Вольное братство (СИ) - Гуминский Валерий Михайлович. Страница 26

— Так точно, — кивнул Рейн. — Там все в порядке. Бомбардиры не дремлют.

— Ага, не дремлют, — хмыкнул комендант, постукивая пальцами по эфесу сабли. — Как-то я ради интереса заглянул на стену перед рассветом. Ну, дети малые! Сопят в две дырки, обнимая свои пушки. Ух, как я их пропесочил!

— Помню, вы тогда устроили учебные стрельбы на радость ублюдкам, — улыбнулся Рейн, почтительно вышагивая рядом с майором. — Вся каменоломня только и судачила, сколько форт истратил боезапасов…

— Не так и много, — проворчал Мостан. — В уставе заложен пункт о ежегодных учебных стрельбах, и на это выделяются средства. В арсенале и так скопилось достаточно снарядов, чтобы можно было их бездумно тратить. Кстати, я могу еще раз устроить представление, но на этот раз с плавающими щитами. Вот пусть господин Гридж и покажет, чему научил своих бездельников.

Лейтенант Рейн распахнул двери своего кабинета, расположенного на втором этаже восточного крыла каземата и выдохнул облегченно. Истопник из каторжан успел прогреть сырую келью, и сейчас в помещении было тепло, хоть и остро попахивало перегорелым горючим камнем, которого на острове, к удивлению, оказалось предостаточно. Да еще в открытом доступе, не надо шахты бить. Вот только Сиверии он был не нужен, так как на материке своих месторождений хватало. Отсюда уходил только мрамор.

Майор Мостан поморщился от запаха, но ничего говорить не стал. У него в кабинете воняло не лучше. Так чего кочевряжиться? Сняв тяжелый от влаги плащ, комендант пристроил его на вешалку возле двери, а сам прошел ближе к очагу и протянул руки к углям.

Его помощник зажег лампу и засуетился возле стола, на котором появилась темная бутылка драгоценного «Идумейского» и тарелка с нарезанными кусками сыра. К чему, интересно, такая щедрость? Не просто так лейтенант решился выставить редкое здесь вино для гостя. Точно, будет что-нибудь просить.

— Вы, Рейн, не стесняйтесь, — усмехнулся Мостан после двух бокалов, развалившись в плетеном кресле и вытянув ноги к очагу. — Я вижу, что вас что-то гложет. Недаром ведь решились откупорить самое лучшее сиверийское вино.

— Я бы не посмел, господин комендант, нарушать субординацию или пользоваться ситуацией, — все-таки лейтенант служил здесь слишком мало, и многочисленные хитрости бывалых вояк ему еще были невдомек. — Но несколько дней назад я получил письмо из дому. Я уже рассказывал вам, что мой отец почти промотал состояние и помер, а семья оказалась на грани банкротства. Имение еще поддерживается благодаря матери и моему старшему брату. Наша сестра, которой исполнилось недавно восемнадцать лет, уже давно стала объектом пристального внимания соседа — барона Дандрэгона. Он несколько раз делал недвусмысленные намеки по поводу Тамми, что готов взять ее замуж. Сестренка, естественно, противится, да и никто в нашей семье не хочет видеть в родственниках этого спесивого дворянина. Но жизнь, как говорится, не стоит на месте, и постоянно подкидывает сложные задачи. Долги отца — он ведь был заядлый картежник — стали висеть неподъемным грузом на шее матери. Перед ней сейчас встал вопрос: или продавать имение и становиться безземельными дворянами, или выдать замуж Тамми. Барон Дандрэгон готов закрыть все долги, если сестренка станет его женой.

— Так в чем дело? — хмыкнул Мостан, пригубив вино. — Соглашайтесь — и жизнь вашей семьи станет не в пример легче. Я-то здесь при чем?

— Я подозреваю, что с выдачей Тамми замуж проблемы не закончатся, — кисло бросил лейтенант. — Барон обманет, как пить дать, обманет. Никаких долгов на себя не возьмет. Он еще тот прохвост. В письме к матери я так и сказал, чтобы она не принимала никаких решений, пока я не найду выход.

— Молодец, Рейн, соображаете, — кивнул комендант. — Образ честного дворянина как-то не складывается из ваших зарисовок. Не знаю, кто он такой, этот Дандрэгон, но верить ему не стал бы. Итак, что нужно от меня?

— Рекомендательные письма в Земельный Банк и Департамент Дворянского Имущества. В них нужно всего лишь подтвердить факт моей службы на Салангаре и просьба отложить исковые требования сроком на два года. Я уже посчитал, что за это время смогу накопить нужную сумму, которая покроет долги. Ведь каждый следующий год службы увеличивает жалование, так?

— Все верно, — кивнул Мостан. — Немного, но для кармана ощутимо. А вы уверены, лейтенант, что за два года сумеете вытащить на своем горбу неподъемную ношу? Фактически останетесь без денег. Как будете жить, питаться, одеваться? Ну, с этим я не хочу разбираться. Гораздо больше меня волнует личная репутация. Если вы не сможете оплатить по обязательствам — она пострадает куда сильнее, чем ваша. Вы это осознаете?

— Я смогу, — выпрямился лейтенант, и его лицо приобрело каменное выражение, в котором проглядывалась аристократическая спесивость, присущая всему дворянскому сословию, начиная от самых захудалых.

Мостан прекрасно понимал, какие душевные муки испытывал Рейн, идя на поклон к человеку, в жилах которого текла обычная кровь. Не имея шансов выправить ситуацию, сидя на Салангаре, лейтенант выбрал наименее затратный путь. И про репутацию он прекрасно знал. Какая репутация у человека, чей отец еще несколько десятков лет назад бегал по горячим пескам Халь-Фаюма? Военный? Подумаешь… Таких немало в Сиверии. Главное, Мостан не был дворянином, и рухнувшая репутация не грозила коменданту абсолютно ничем. Рейн его кинет, причем цинично и безжалостно, когда коменданту придется отвечать перед Департаментом, на каком основании он доверился человеку, у которого в кармане мышь повесилась. А то, что Рейн не сможет покрыть долг — уже сейчас ясно. Парень получит отсрочку для своей семьи, не более того. А за это время может произойти все, что угодно. Например, комендант скоропостижно помрет… Уф, чертовщина какая-то в голову полезла!

— Дорогой Рейн, — поставив бокал на стол, комендант сцепил пальцы на животе. — Я понимаю ваше волнение и проблему. Сейчас не тот момент, чтобы давать обещания. Нужно подумать. Дайте мне пару дней…

— Я все понимаю, господин комендант, — а глаза-то полыхнули злостью! — Если вы откажетесь — что ж, буду искать другие варианты.

Ага, дешевый трюк, взывающий к чести и совести сослуживца. Как-никак, вместе на проклятом острове службу несем, бок о бок переносим тяготы каторги!

— Дайте два дня, — мягко сказал Мостан, вставая. — Всего хорошего, лейтенант Рейн. До завтра.

Вопреки своему желанию он не пошел в мрачный каземат, чтобы лечь на топчан и поспать несколько оставшихся до рассвета часов. Вместо этого офицер поднялся по внешней лестнице на стену форта, чтобы проверить посты. Не забыл посетить бомбардиров, которые уже привыкли к его посещениям и захватить себя врасплох не позволяли. Как понял Мехмен Мостан, ушлые ребята раздобыли у магов дешевенький амулет, реагирующий на приближение проверяющего. Магия срабатывала безотказно, и к тому времени, как комендант появлялся в артиллерийском каземате, бодрствующая смена бомбардиров делала вид, что несет службу согласно Уставу. Ничего не скажешь, сообразили.

Усмехаясь в усы, Мостан пошел по огибающей каторжные корпуса стене, чтобы застукать спящих на постах. Но, к его удивлению, никто не волынил. Может, виной тому была промозглая и ветреная погода; или грозный гул накатывающих на берег волн будоражил нервы; или вибрация крепостных стен от ударов разбушевавшегося океана с западной стороны заставляла внимательнее прислушиваться к привычным звукам.

Потратив еще около часа на полный обход постов, Мостан, наконец, добрался до своего кабинета, и не раздеваясь — только расстегнул мундир — завалился на топчан. И как только укрылся колючим верблюжьим одеялом, присланным ему заботливой матушкой, провалился в стон.

— Господин комендант! Господин комендант!

Резкий и требовательный стук в дверь заставил Мостана лихорадочно вскочить. Непонимающе глядя на блекло-свинцовый свет, льющийся из окошка, он откинул одеяло, и на ходу яростно потирая лицо, пошел к двери с намерением открутить голову наглецу, посмевшему прервать его сновидения.