Эффект Завалишина. Символ встречи(Повесть и рассказ) - Шаломаев Михаил Исакович. Страница 17

— Мы хотим пригласить вас к себе, на нашу родную планету. Вы будете гостем всей нашей системы.

— Я?! — Степан Корнеевич растеряно и глуповато улыбнулся. Побывать в этом мире, где научились летать? Приглашение, подобное чуду. Надо решать не раздумывая, не ожидая, пока спасительный разум найдет причины для отказа. Попавшему в сказку негоже отвергать волшебство.

— Хорошо, лечу. Но все же почему пригласили именно меня? Первый, кто мимо проходил? Или как иначе?

— Не торопитесь, обдумайте, — мягко сказал голос. — Вы должны знать всю правду. Мы рассчитывали пробыть здесь два ваших периода.

— Года… — сообразил Степан Корнеевич.

— Два года, — подхватил голос, который мгновенно осваивал новые слова и понятия. — Однако приходится прервать эксперимент. Произошла ошибка в оценке количества энергии, расходуемой на силовой пробой. Не были учтены неизвестные ранее свойства вакуума. Каждый мельчайший отрезок времени нашего пребывания здесь уменьшает наши энергетические запасы. Мы мало успели узнать о вашем мире и хотели бы вернуться с более интересными результатами.

— И тут я мимо проходил…

— Проходили и другие.

— Ну так стоило бы найти другого. Я мало что знаю… Начальник сметного бюро — не очень-то ученая птица.

— Причина иная. Новый опыт будет осуществлен через большой промежуток времени, и никто из обитателей вашего мира не сможет возвратиться назад. Вы живете в зависимом времени, а время в нашей капсуле — независимое.

— Не понял.

И тут голос начал объяснять совершенно непонятные вещи — время есть зависимое и независимое; существование в независимом времени связано с расходом огромного количества энергии; предел абсолютной скорости не один, таких пределов множество; вот все эти особенности и позволяют производить силовой пробой пространства. Лишь одно он понял совершенно ясно — домой ему не вернуться. Что же они намерены предпринять? Когда ученые в далекой экспедиции находят неизвестную науке зверушку, они ее ловят и отправляют в зоопарк, не интересуясь особенно, что по этому поводу думает сама зверушка.

Нестерпимо захотелось курить. Похлопал машинально по карманам, хотя с тех пор, как увезли его на «скорой», он не притрагивался к сигарете. Семь месяцев не курил, даже запах табачного дыма уже вызывал отвращение. А как тряхнуло, так сразу потянулся за отсутствующим портсигаром.

— Не надо волноваться. Нам можно верить. Мы не применяем насилия к разумному обитателю. Будет так, как вы решите сами.

— Понятно, — облегченно пробормотал он. — Это другой коленкор.

— Ваша реакция естественна. Мы бы никогда не обратились с подобным предложением к разумному существу, если бы не одно очень серьезное обстоятельство. Весьма важный компонент вашего организма, который обеспечивает циркуляцию кислородоносителя…

«Сердце», — сообразил он.

— Ваше сердце… — подхватил голос. — Оно работает на пределе возможностей и в любой момент времени может отказать. Мы ни в коем случае не стали бы вас запугивать, если бы не знали, что вы сами об этом осведомлены.

Степану Корнеевичу до сих пор памятно каждое мгновение того страшного дня, когда он заболел. Он что-то говорил главному инженеру, и тут внезапная боль плотно сжала грудную клетку, а под лопаткой вспыхнула особо нестерпимая, пронзительная точка. Его уложили в кабинете управляющего на стареньком диване, сиденье которого было продавлено во время многочисленных совещаний. Потерял сознание, и, когда очнулся в больнице, врач сообщил, что удалось всего на четверть часа опередить курносую. Три месяца провел на койке. Перед выпиской врач жестко сказал ему:

— Вы не имеете права забывать, что вы, Степан Корнеевич, очень больной человек.

— Ни разу раньше не подозревал, что сердце у меня больное.

— К сожалению, болезнь порой приходит без предупреждений. Инфаркт был обширный, и он может повториться, а если терминальная в следующий раз опоздает? Так вот, никто вам не поможет, коли не поможете себе сами. Табак, алкоголь совершенно исключить. Режим. И всегда, каждую минуту, куда бы вы ни направились, лекарство должно быть при себе.

Его это потрясло — каждую минуту… Космические гости все это восприняли и без его словесного подтверждения, но он все-таки утвердительно кивнул головой — да, мол, ему известно.

— Нам стало ясно из анализа радио и телевизионных передач, что такие заболевания здесь у вас практически не поддаются излечению. Для наших же специалистов это уже давно пройденный этап.

— Вставляют искусственные сердца?

— Хирургические методы у нас не применяются. В вашем языке существует идиома, которую мы поняли так: «Точность инструмента не может быть ниже точности изделия».

— Не слышал такого.

— «Топором часы не ладят».

— Вот оно что… А к чему бы это?

— Хирургические методы — это «топор в часах». Сам организм должен быть целителем. В нем всегда присутствуют самовосстанавливающие способности. Внешние неблагоприятные условия нарушают регуляцию, и тогда возникает болезнь. Задача специалистов — помочь механизмам саморегулирования, а не грубо вторгаться в тонкие структуры режущим инструментом. Так вот, у нас мы гарантируем полное излечение.

Длительная жизнь ему обеспечена, но не здесь, а где-то там. Ну, а здесь сердце может остановиться в любой момент. Космические пришельцы, надо думать, уже точно знают, когда это произойдет.

— Вы преувеличиваете наши возможности, — немедленно вмешался голос. — Организм — слишком сложная система, и она не подчиняется формальной логике. Все оценки имеют вероятностный характер, но мы даже такого прогноза не составляли. Для этого необходимы специальные исследования, которые будут проведены у нас на планете…

Пожалели? Или действительно не знают? Но в этот раз голос не опроверг его сомнений. Значит, знают они все-таки точную дату? И впервые он до конца осознал зыбкость своего будущего. В любую минуту… А они зовут его в тот чудесный, необычный мир.

— Мы поняли, что вас влекут гармония и счастье.

Конечно, влекут, а кого же они могут оставить равнодушным? Он полетит в этой капсуле, он будет бродить по сине-зеленым лесам, разглядывая цветы-фонарики. Он ведь даже может научиться летать…

— Как только позволят специалисты по здоровью, вас обучат полету.

Если бы были гарантированы лет десять жизни, он бы там мог наверстать упущенное и в учебе, и во всем остальном…

— Срок намного больше, — искушал голос. — Вы успеете освоить также и новые знания. С вами будут встречаться самые великие ученые нашего мира, чтобы помочь воспринять наивысшие достижения разума.

Жизнь, здоровье, счастье, радость познания предложены ему. Зачем же колебаться? Что его смущает? Ведь все его размышления и сомнения, все потаенное становится для них явным.

— Не бойтесь и не обижайтесь, — немедленно начал оправдываться голос. — Когда вы научитесь нашим способам общения, никто не нарушит вашего внутреннего мира. Мы были вынуждены прибегнуть к этому средству, иначе бы мы не смогли обмениваться информацией. Верьте без страха, что это временный шаг, ибо основной целью нашего общества является создание условий для расцвета свободной, независимой, творческой личности. Поэтому — неприкосновенность внутреннего мира личности — наш главный закон.

— Понимаю, но как-то тяжело чувствовать себя прозрачным. И вы знаете абсолютно все, что тут у меня? — спросил он, прикасаясь согнутым пальцем к виску.

— Активную часть информации в самых общих чертах. То, о чем вы думаете в данный момент.

Он смутился. Значит, знают они и о размолвке с Катюшей? Он сегодня вернулся с работы в испорченном настроении. Обнаружил письмо от сына.

— Что пишет Слава? — спросил он.

— Степа, ты только не кричи и не расстраивай себя, — ответила Катя, виновато улыбаясь. — Слава хочет жениться. Прислал ее фотокарточку.

Степан Корнеевич шумно засопел. Вот так штука! Слава, Слава, что же ты с отцом-то делаешь? Снова вгоняешь в инфаркт? Он так хотел, чтобы сын вырос образованным парнем! Покупал Славке конструкторы и книжки для развития любознательности. Нанимал репетиторов по математике и английскому. Бремя своих несбывшихся надежд отцы перекладывают на сыновей. И он переложил. Все шло, как было намечено, а в седьмом классе парня будто подменили. Ему, надо думать, надоели ограничения, наставления и трагические переживания по поводу каждой не отличной оценки в дневнике. Начал спорить, дерзить. Долго, обманывая, не ходил в школу, остался на второй год. Затем объявил, что устроился на работу. Подоспела военная служба. Степан Корнеевич крепко надеялся, что в армии парня приучат к порядку. Вскоре в письмах сына появились взрослые мысли и радостные отцовскому сердцу планы на будущее. И вот, как обвал: мальчишка надумал жениться! Теперь планам конец.