Дама моего сердца - Хауэлл Ханна. Страница 31

— Естественно, — хмыкнул Лерган, и по его тону Камерон понял, что он нисколько не поверил жестоким словам.

— От такого щедрого угощения у любого, кто голодал в течение почти трех лет, голова пойдет кругом. Когда все утрясется, я заведу себе опытную любовницу.

— Правильно. Я уверен, чтобы забыть Эвери, тебе достаточно будет какой-нибудь проститутки.

Камерон угрожающе взглянул на Лергана. Совсем зарвался! Только его обвинений ему и не хватало!

— Если ты не заткнешься, я тебе башку оторву!

Лерган отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Он намеренно дразнил друга, не сомневаясь, что Камерон уже давно полюбил Эвери. А Камерона в это время заботило совсем другое. Ну не мог он признаться кузену, что ведет жестокую и непрекращающуюся борьбу с самим собой, пытаясь победить тягу к Эвери. Он пытался убедить себя в том, что именно страсть, а не любовь заставляет его сомневаться в правильности принятого им решения в отношении ее дальнейшей судьбы. Что ж, со страстью он легко справится, мало ли красивых женщин у них в Шотландии. Он отправит Эвери к ее родителям и забудет о ней навсегда.

Когда они подъехали к лагерю, Камерон увидел, что возле его палатки собрался весь отряд.

— Она умерла, — прошептал он побелевшими губами и спешился, страшась того, что ему предстоит узнать.

— Или выздоровела, — возразил Лерган, спрыгивая на землю. — Есть только один способ выяснить, что случилось, — увидеть самому.

Камерон и сам это понимал и, превозмогая страх, направился к палатке. Подойдя к толпе, он вдруг замер на месте, недоуменно оглядываясь по сторонам. Разглядев в толпе Лергана, он увидел, что у кузена такой же потрясенный вид. Кто-то пел. Хотя этим словом нельзя было описать доносившиеся из палатки звуки. Это было не просто пение, а волшебство. Голос, чистый, сильный, звонкий, завораживал слушателей. Неудивительно, что собравшиеся возле палатки люди застыли, очарованные его красотой. Камерон и сам замер на месте будто громом пораженный. Песня была самая обыкновенная. Французская баллада о несчастной любви, из тех, которые никогда не производили на Камерона впечатления. Обычно он презрительно называл такие песни лепетом менестрелей. Сейчас он бы так не сказал. Слушая волшебные звуки, он понял, почему Малыш Роб тихо всхлипывает и почему никто из собравшихся не смеется над ним.

Но вот пение стихло, и из палатки высунулась рука. Помахав присутствующим, она снова скрылась. Все бросились прочь, едва не сбив Лергана и Камерона с ног. Если бы Камерон не успел ухватиться за Дональда, он непременно рухнул бы на землю.

— Кто это пел? — потрясенно спросил он юношу.

— Джиллиана, — прошептал восхищенно Дональд.

— У малышки такой голос?! — Лерган даже не попытался скрыть изумление.

— Да. Не знаю, где она научилась так петь. Малыш Роб всегда рыдает, когда ее слышит.

— А почему же я никогда раньше ее не слышал? — поинтересовался Камерон.

— Потому что она начала петь, только когда Эвери заболела и когда вас не было в лагере. Энни утверждает, что ее пение успокаивает Эвери, но малышка Джилл очень застенчива. Чтобы заставить ее петь, Энни пообещала, что никто не будет ее слушать, а тем более просить спеть еще.

— Так, значит, это Энни махала рукой нам из палатки? Энни давала понять, что Джиллиана заканчивает петь и чтобы все поскорее убирались прочь? — Дональд кивнул и бросил озабоченный взгляд на палатку. Улыбнувшись, Камерон попросил: — Сходи принеси мне чего-нибудь поесть и воды вымыться. Я буду у себя в палатке.

Как только Дональд ушел, Лерган повернулся к Камерону.

— Как ты' думаешь, малышка Джилл понимает, что у нее ангельский голос? — спросил он.

— Скорее всего нет, — пожал плечами Камерон. — Наверное, она догадывается, что поет хорошо, и скорее всего понятия не имеет, что, услышав ее пение, взрослые мужчины плачут как дети. А если бы ей об этом сказали, она вряд ли бы поверила.

— Думаю, ты прав. Что ж, пожалуй, будет лучше, если я пойду. Не хочется ее смущать.

Камерон улыбнулся и вошел в палатку как раз в тот момент, когда Джиллиана из нее выходила. При виде его она смущенно зарделась, и Камерон понял: она догадалась, что он слышал ее пение. «Странно, — подумал он, — как можно стесняться такого потрясающего дара?..»

— Как она? — спросил он. — Помогла ей холодная ванна? — Подойдя к кровати, он коснулся рукой щеки Эвери. — По-моему, жар немного спал.

— Да, — кивнула Джиллиана, вернувшись вместе с ним в палатку. — Если окажется, что холодная вода и в самом деле пошла ей на пользу, нужно будет повторить процедуру, хотя Эвери она совсем не понравилась.

— И она вразумительно выражала свое возмущение?

— О да! Кляла тех, кто сунул ее в холодную воду, на чем свет стоит. — Рассмеявшись, Энни взяла Джиллиану за руку. — Она, оказывается, здорово умеет ругаться.

— Умеет, конечно, но никогда не стала бы этого делать, если бы не была так больна, — бросила Джиллиана на ходу, подчиняясь Энни, которая тащила ее за собой. — Не стоит обращать внимания на то, что человек говорит в бреду, верно? — Она хитро подмигнула ему и исчезла. Камерон проводил Джиллиану сердитым взглядом, с трудом подавив желание надавать ей как следует по попке. Когда из этой девчонки вырастет женщина, она задаст какому-нибудь бедолаге жару. Как было бы хорошо, если бы он смог за этим понаблюдать. Правда, Камерон подозревал, что этого не случится. Несмотря на то что он намеревался женить сэра Пейтона на своей сестре, вряд ли у его новоиспеченных родственников появится желание с ним общаться. Покончив с едой, которую ему принес Дональд, Камерон вымылся и, надев лишь набедренную повязку, тоскливо уставился на кровать. Он распаковал для Эвери свою великолепную перину. Энни застелила ее большой промасленной простыней, чтобы она не промокла от пота Эвери. Места для Камерона на мягкой постели оставалось предостаточно, хотя он сомневался, что ему удастся как следует выспаться. С тех пор как Эвери заболела, он спал урывками и часто просыпался от ее горячечного бреда. И все же стоило хоть немного поспать, ведь неизвестно, что ждет его ночью, наконец решил Камерон и улегся на перину. Он обнял Эвери и прижал ее к себе. Она была слишком горячая, чтобы он мог спокойно спать, да и, кроме того, Камерон боялся, что, заснув, не почувствует, если Эвери вдруг станет хуже. У него сердце сжималось от страха, когда он смотрел на ее исхудавшее, осунувшееся лицо. Он регулярно поил ее бульоном, но этого, судя по всему, было недостаточно, чтобы набраться сил.

— Ты не умрешь, Эвери, — прошептал он, целуя ее в щеку. И он позволил себе всего один раз поддаться чувствам, которые испытывал к этой девушке, и больше не сдерживать страха за ее жизнь. Хотя он и не собирался — не мог — жениться на ней, он хотел вспоминать ее живой и счастливой. Счастливой, конечно, не с каким-то чужим мужчиной, а со своими родными и близкими. Ему была невыносима мысль, что Эвери, живая, веселая, умная, превратится в хладный труп.

— Нет, любовь моя, ты не должна дать этой чертовой лихорадке себя победить. Мне необходимо знать, что ты живешь где-то рядом, веселая, смеющаяся, довольная жизнью, что ругаешься с каким-то идиотом, который этого заслуживает, или споришь с ним. Даже если ты выйдешь замуж, нарожаешь кучу детей, мне будет гораздо легче смириться с этим, чем знать, что огонь жизни угас в тебе навсегда, что ты спишь в холодной могиле. Так живи, Эвери Мюррей, хотя бы ради того, чтобы сделать мою жизнь навеки несчастной. Камерону снилось, что он лежит в большой луже и никак не может из нее выбраться. Сделав над собой усилие, он открыл глаза — постель была мокрой! Наконец его осенило: да ведь это пот! Эвери вспотела! Чувствуя, как в сердце всколыхнулась надежда, Камерон вскочил и зажег стоявшие на сундуке рядом с кроватью свечи. Трясущейся рукой он коснулся лба Эвери и даже закрыл глаза от облегчения: лоб оказался холодный и мокрый от испарины. Камерон закутался в меховое одеяло и помчался к Джиллиане и Энни. Они спали всего в нескольких футах от палатки, чтобы, если вдруг понадобятся, не нужно было далеко за ними бежать. Проснулись они мгновенно, что очень порадовало Камерона, однако то, что они бесцеремонно выставили его из собственной палатки, заявив, что обойдутся без его помощи, ему не слишком понравилось.