Серая хризантема(Фантастические повести и рассказы) - Шаламов Михаил Львович. Страница 36

Зеленоглазые пошли перебежками. Я стрелок паршивый, и большинство выстрелов моих пропало впустую. «Ну что им всем от меня надо? — думал я. — И чего ради я здесь торчу?!»

А они подошли уже вплотную. Доплюнуть можно до переднего. Кажется, хана пришла Мишеньке.

И тут взревел бронетранспортер, как-то суетливо дернулся с места и рванул наперерез цепочке зеленоглазых. В нашем мирном городе БТР кажется техникой внушительной. С непривычки его и испугаться можно. Кажется, Колькиным душманам БТР тоже был в новинку: дрогнули, отступили. А хрипящая, болотного цвета машина уже совсем рядом, жмет — и повернули зеленоглазые, побежали, высверкивая машину через плечо лучами своих глазищ.

Потом случилось неожиданное. Несколько молний снесли забор, и открылась во всей красе наведенная врагом серая завеса. Вся орава, как по команде, повернула туда, а за ними, провизжав юзом по асфальту, повернул и Николай.

«Интересно, почему они не стреляют в машину? Он же их так всех передавит…» А в серой пелене тем временем прорезалось, как бы всплывало из ее глубины темное пятно. Я долго не мог понять, что это такое, но потом дошло: зеленоглазые открыли ворота.

Только ворота эти вели не на улицу, не в мой спящий город. Там, в колышущемся черном проеме, увидел я клок мрачного багрового неба с несущимися по нему облаками, которые бодро переползали через четыре тусклых лунных диска. Чуть ниже были дикие горы, и на самом краю отверстия — ствол мощного дерева, покачивающего ветвями на ветру.

— Пять, восемь, четырнадцать… — шепотом считал я нырявших в отверстие душманов. — Девятеро — своим ходом, остальных — внесли. Ну, прощевайте, зеленоглазенькие мои! А ты куда, дурак?!.

Зеленая махина на полном ходу ворвалась в проем. Николай чуть не рассчитал и проскоблил правым крылом бронетранспортера по стволу дерева. Брызнули длинные щепки. БТР скрылся с глаз, оставив во дворе только быстро рассасывающуюся пелену выхлопных газов. А последнее, что я услышал из смыкающегося отверстия, — далекая пулеметная очередь. Потом стало тихо. Отверстие исчезло.

Пожалуй, я не удивлюсь, если этот парень доделает в том, чужом, мире все, что не удалось ему в горах Афганистана. Таким ребятам легко — они уверены, что их жертвы приносятся не зря. Эх, добраться бы мне до этого, как его… до капитана Прохорова! Хотя… тот, наверное, тоже искренне верит в свою правоту, иначе он не был бы офицером.

Во дворе клуба — полный разгром: лежал на боку помятый маленький автобус, покореженный БТРом, всмятку был раздавлен чей-то мотоцикл. И вообще было здесь как-то неуютно. Я выбрался из здания и побрел туда, где совсем еще недавно была дверь в иной мир. От нее — ни следа. Только на асфальте валялись светлые щепки. Я отыскал среди них обломок ветки. Странная такая веточка. Листья на ней свернуты миниатюрными «фунтиками». Когда я сунул в один из таких «фунтиков» палец, из края листа выдвинулись миниатюрные шипы и впились мне в кожу. Злым он все-таки был — мир зеленоглазых.

Растоптав слабо шевелившуюся ветку на асфальте, я задумался, чем же теперь заняться. Пелена, заслоняющая город, тончала, а отверстия в стенах клуба на глазах заполнялись прозрачными еще кирпичами. Начал прорезаться в воздухе и полуневидимый забор. Здесь все, или почти все, будет в порядке, а вот я рискую остаться в этой мышеловке до утра, если не потороплюсь отбыть отсюда в ближайшие минуты.

Преодолевая заметное сопротивление материала, я пролез сквозь твердеющий забор и встал в узком пространстве между ним и серой пленкой, заслонившей клуб ДОСААФ от всего остального мира Земли.

Пелена все больше проминалась под рукой, с той стороны начали долетать первые звуки — треск мотоциклов. Где-то там, по недоступной мне пока улице, мимо проезжала ватага развеселых рокеров. Скорее бы мне к ним поближе!

* * *

Пустынная рыночная площадь. В высотном общежитии мединститута горят несколько окон. Кто же там не спит, за этими стеклами?

На пальце моем мерцал «масонский» перстень. Значит, я вновь пересек след пришельца. Как ищейка по запаху на асфальте, я последовал за огоньком. И стоило тащиться сюда, под удар зеленоглазых, если приходится возвращаться обратно! Я вновь у рыночных ворот. Чуть было не потерял след — сарафанг умело запутал его. Поневоле сделаешь вывод, что не сладко живется ему там, у себя, наверху.

А вот и сам он, голубчик. Забился в узкую щель между аптечным ларьком и киоском «Союзпечати». Еще не разглядев его как следует в темноте, я поманил его из этой грязной отдушины, выставляя напоказ фирменный перстенек.

Послышался глубокий вздох, и ко мне вышел тщедушный человечек. Невысок, не первой свежести, лысоват, но высоколоб. В неровном свете фонаря на углу кожа на лице пришельца отливала нездоровой прозеленью, а так — ничего мужичок, симпатичный.

Он сделал ко мне пару шагов, и я увидел еще одно отличие от землян — коленки у него назад были повёрнуты, как у собак или античных сатиров. Впрочем, сегодня я еще и не на таких насмотрелся. Он остановился передо мной, вглядываясь мне в лицо, потом прохладной и влажной рукой прикоснулся к моим пальцам, проверяя, тот ли на мне перстенек. Потом еще раз вздохнул и хрипло прошептал:

— Здравствуйте. Ну и страху я у вас здесь натерпелся…

Голос у пришельца был глубокий и бархатистый.

— Не беспокойтесь, — ответил я ему. — Ваши враги нейтрализованы и, думаю, надолго. Мы применили бэтээр образца 1954 года.

Теперь я разглядел пришельца получше. Стало понятно, что это много повидавший на своем веку и очень умный человек. Именно такими я представлял себе дипломатов. Впрочем, это, скорее всего, и был дипломат. Не пришлют же сарафанги к нам кого попало!

— Ну, пойдем! На всякий пожарный случай у меня есть пистолет. А у вас есть оружие?

— Оружие? Я же на чужой планете, в гостях у вашей цивилизации. — Он посмотрел на меня так, словно сомневался в моих умственных способностях. — Какое же тут оружие, молодой человек?!

«Интересно, — подумал я, — как это он умудряется разговаривать без малейшего акцента?» Потянул его за рукав:

— Ну, пойдемте. Может, удастся последний трамвай перехватить.

Конечно, у меня было огромное искушение взять пришельца за пуговицу и выкачать из него как можно больше информации. Но удержался — мало ли что может случиться, пока мы будем тут беседовать.

Мы стояли у края тротуара, когда мимо нас с ревом и грохотом пронеслись мотоциклисты. Молодые ребята и девчонки в кожаных шипастых куртках, в шлемах, залепленных обалденными наклейками. Девушка, сидевшая за спиной переднего рокера, помахала мне рукой в черной перчатке. Я помахал ей в ответ. Помахал рукой, казалось, и еще один из мотоциклистов. Я проводил их взглядом и обернулся к своему пришельцу. Тот навзничь лежал на асфальте, а возле его украшенной огромной шишкой головы валялась треснувшая пивная бутылка. Поневоле вспомнилось, что отцы города обещали нам к празднику увеличить выпуск пива.

Я рухнул на колени перед пришельцем. Тот был жив, дышал, но было ясно: в сознание он придет не скоро.

Только этого мне еще не хватало!

* * *

К остановке подошел пустой, последний уже, наверное, в эту ночь, трамвай. Взвалив на плечо обвисшего сарафанга, я втащил его на переднюю площадку. Пристроил на ближайшем сиденье, а сам прислонился к столбику. Ехать было совсем недалеко.

За спиной раздались шаги, чья-то рука властно легла на плечо:

— Гражданин, ваши документы!

Батюшки — милиционер! Молодой сержант с усталым лицом и при полном параде.

— Ваши документики!..

Вот нет же у него такого права — требовать у первого встречного документы, а потом — «пройдемте, гражданин!» Но спорить с этими «друзьями» противопоказано. Порылся я в кармане и подал ему свое журналистское удостоверение. Ой, видел бы кто, как он обрадовался! «Все, — говорит, — попался! Думаете, если вы в газете работаете, то и надираться можете до полного бесчувствия? Не-ет, шутишь! Вы — с запахом в общественном месте». С содроганием вспомнил я ту злополучную рюмку коньяка, которую выпил с ночной гостьей.