Мой пылкий рыцарь - Хауэлл Ханна. Страница 21

— Ты спроси ее сам!

— Думаешь, она вот так просто возьмет и все мне расскажет?

— От тебя потребуется некоторая настойчивость. В одном я совершенно уверен — эта девушка не умеет лгать. Она может не сказать тебе всего прямо, но и изворачиваться не будет. — Джастис жестом указал на окно: — Если ты поторопишься, то уже в ближайшее время получишь ответы на вопросы, которые тебя тревожат.

Гейбл тоже перевел взгляд на улицу. У собачьего загона он увидел Эйнсли, которая кормила своего любимца. Рыцарь полностью разделял мнение своего кузена — Эйнсли не способна на ложь. Вопрос в том, не слишком ли горькой окажется та правда, которую она ему сообщит, подумал Гейбл, выходя из комнаты Джастиса и направляясь к загону.

Глава 8

— Ну-ну, мой бедный малыш, — ворковала Эйнсли над Страшилой, просовывая кусочки мяса сквозь прутья клетки.

— Бедный — возможно, но уж никак не малыш, — негромко заметил Гейбл, становясь за спиной девушки.

Эйнсли тихонько вскрикнула — она не слышала, как он подошел, — и кинула на рыцаря недовольный взгляд, а затем снова перевела все свое внимание на пса. То, что Гейбл стоял так близко, смущало ее. Эйнсли слишком остро чувствовала его присутствие, тепло его тела. Несмотря на то что рыцарь почти все время проводил в обществе другой женщины, ее влечение к нему не угасло. Она мечтала о нем, жаждала его, вспоминала о его поцелуях… И все это еще больше раздражало Эйнсли. Одно утешение — сам Гейбл наверняка не догадывается о ее чувствах.

— Его воспитывали как ребенка, — сказала девушка, просовывая руку и почесывая Страшилу за ухом. — Он не понимает, почему его заперли.

— Я уже сказал: если позволить ему и дальше свободно бегать по замку, это может плохо кончиться — для него. — Гейбл обвил рукой талию Эйнсли и легонько уперся подбородком в ее затылок. — Фрейзеры боятся твоего пса.

— А почему ты позволяешь делать все, что им заблагорассудится? — спросила Эйнсли, раздосадованная тем, что в ее голосе появилась внезапная теплая хрипотца.

— Они защищают свою жизнь. Как же можно этого не позволить? Конечно, я мог бы начать уверять их, что собака не представляет никакой угрозы, но, по правде сказать, было бы странно, что я так забочусь о чужой собаке. Жалобу такого рода король счел бы пустой тратой времени.

— А поскольку собака моя, многие решат, что Фрейзеры правы, настаивая на ее смерти, — печально заметила Эйнсли, сознавая, что одного имени Макнейрн достаточно, чтобы люди с презрением от нее отвернулись.

— Боюсь, что да. — Гейбл слегка коснулся губами уха Эйнсли и улыбнулся, заметив, как она вздрогнула. — Почему Фрейзеры оболгали твоего пса?

— Они вообще ненавидят собак.

Гейбл продолжал целовать ее ухо быстрыми, дразнящими поцелуями. Эйнсли закрыла глаза и вся отдалась этой ласке.

— Весьма разумное объяснение, но боюсь, что недостаточное. У меня остается масса вопросов.

— Оставь их при себе. Это не имеет значения.

— Но я чувствую, что в Бельфлере что-то происходит. Что-то между тобой и Фрейзерами…

— Ты считаешь, что мы готовим против тебя заговор?

Эйнсли обернулась и посмотрела в лицо Гейблу. Она надеялась, что таким образом положит конец дразнящим поцелуям и смущающей близости его тела, так тесно прижавшегося к ней. Но передышка была недолгой, потому что Гейбл, вытянув руки, зажал Эйнсли между собой и клеткой, не давая возможности вырваться. Она вздрогнула, когда его губы коснулись ее щеки. Он придвинулся ближе, и их тела соприкоснулись. Эйнсли сжала кулаки, борясь с искушением обнять Гейбла и прижать к себе. Все чувства и желания девушки нахлынули на нее с новой силой, которой она не могла противостоять. Ясность мысли быстро покидала ее, уступая место безрассудной страсти.

— Нет, — негромко ответил Гейбл, утыкаясь в шею Эйнсли. — По-моему, и ты, и Фрейзеры слишком заняты друг другом, чтобы обращать на меня внимание. И все же какие-то козни строятся, я это чувствую. Что-то носится в воздухе… Я понимаю, что между тобой и Фрейзерами существует старая вражда, но…

В тумане желания, окутывавшем Эйнсли, блеснул лучик здравого смысла. Она отстранилась от Гейбла.

— Вражда? Это слишком мягко сказано! Не забывай — они убили мою мать… Еще до того как мой клан стал неуправляемым, Фрейзеры и Макнейрны противостояли друг другу. Это не просто вражда, милорд, это неприкрытая, жестокая ненависть. Наверное, ты первый, кому за последние сто или даже больше лет удалось свести Фрейзеров и Макнейрнов вместе. В любом другом замке, кроме твоего, мы давно бы перерезали друг другу глотки!

— А ты уверена, что подобное убийство не замышляется сейчас?

— Я никого не собираюсь убивать.

По взгляду Гейбла Эйнсли догадалась, что ее намек не пропал втуне, но он ничего не сказал. Покрывая нежными поцелуями ее шею, рыцарь еще теснее прижал девушку к клетке. Эйнсли понимала, что ей следовало бы оттолкнуть его, но вместо этого она запрокинула голову, с готовностью подставляя себя ласкам Гейбла.

Она сознавала, что он просто хочет удовлетворить свое желание. Присутствие леди Маргарет более чем доказывало, что у Гейбла де Амальвилля и в мыслях нет жениться на ней, Эйнсли. Он ищет любовницу, вот и все. Понимала Эйнсли и другое — от этого человека ей нужна не только страсть. Здравый смысл подсказывал, что надо оттолкнуть его, громко выразить свое негодование и удалиться, ибо то, что он затеял, будет стоить ей слишком дорого. И все же противостоять этому натиску она была не в силах. То, что саму ее недавно чуть не убили, что даже ее любимый пес находится в опасности, заставило девушку пересмотреть свои взгляды на хорошее и дурное, на долг и страсть. Над ней нависла смертельная угроза, и Эйнсли не хотелось умереть, так и не познав любви, пусть даже незаконной и быстротечной.

Пока логика и желание боролись в душе девушки, действия Гейбла стали более решительными. Проведя ртом по ее губам, он раздвинул их, и тут же его настойчивый, дерзкий язык скользнул ей в рот. Ощущение было столь восхитительным, что Эйнсли, обвив шею рыцаря, решила — будь что будет! Отныне страсть станет руководить ее действиями. Конечно, за свое безрассудство ей придется поплатиться, но, видит Бог, она согласна заплатить любую цену за это блаженство!

Внезапно Гейбл оторвал Эйнсли от земли и еще сильнее стиснул в объятиях. Когда ее стройные ноги обвились вокруг его талии, он непроизвольно застонал. Не разжимая объятий и продолжая ласкать нежную кожу возле ушка Эйнсли — он уже заметил, как это возбуждает ее, — Гейбл осторожно двинулся к конюшне. Там он направился в дальний укромный уголок, надежно спрятанный от холодного любопытства чужих глаз. Сняв с себя плащ, он быстро бросил его на солому, заглушая слабые протесты Эйнсли все более жадными поцелуями и нежными словечками. Бережно опустив девушку на солому, Гейбл улегся сверху.

Эйнсли задохнулась, почувствовав прикосновение тугой плоти — недвусмысленного доказательства его желания — к своему телу. Сознание того, что ей удалось настолько распалить Гейбла, вызвало в душе девушки ответную страсть. Пока он покрывал горячими поцелуями ее шею и грудь, одновременно медленно расстегивая корсаж, Эйнсли обвила ногами его стройные бедра и прижала к себе. У обоих вырвался хриплый стон, а по телам словно пробежал огонь.

Охваченная этим чувством, Эйнсли позволила Гейблу снять с нее накидку. И только когда он начал стягивать нижнюю рубашку, она поняла, что скоро предстанет перед рыцарем в одних лишь бриджах. Наступило мгновенное отрезвление. Девушка отстранилась и скрестила руки на груди. Однако Гейбл не обратил внимания на этот безмолвный и слабый жест сопротивления. Он даже выпрямился от неожиданности, окидывая наряд Эйнсли удивленным и несколько насмешливым взглядом.

— Ты носишь бриджи? — изумился он, отбрасывая ее накидку.

— Вы удивительно наблюдательны, милорд!

Эйнсли хотела, чтобы ее слова прозвучали ехидно, но ей не удалось избавиться от нежной хрипотцы в своем голосе.