Моя панацея (СИ) - Манило Лина. Страница 11
— Я согласен. Хорошо! Забирай её, — выкрикивает, глотая наживку. Попался всё-таки, упырёныш.
Эх, так предсказуемо. Аж скучно.
— Уверен? Не будешь против? Всё-таки секс твоей жены с другим мужчиной…
— Ты же выполнишь своё обещание? Отпустишь меня?!
— Господи, конечно! — говорю я и достаю из кармана телефон. — Вот сейчас только, подожди немного.
Павлик, вижу это, надеется. Нет, он даже уверен, что я выполню свою часть сделки. А я не тороплюсь его разочаровывать.
А когда через некоторое время его выводят из кабинета навстречу правосудию под руки, основательно перед этим приложив мордой об стол, орёт, что я подонок. Мразь. Непорядочная сволочь.
Наверное, так и есть. Только я никогда не прощаю промахов. Особенно таким подонкам.
10. Инга
За Максимом закрывается входная дверь. Громко. С хлопком отсекает меня от внешнего мира, ограничивает моё личное пространство стенами дома.
Максим уходит, даже не обернувшись, а я стираю с губ след его поцелуев. Не было этого, не было! Показалось. Это было сумасшествие, помутнение, безумие — что угодно. Моя распущенность — лишь реакция на стресс, мою растерянность, шок. Ничего больше.
Убеждаю себя в этом и будто бы легче становится. Надолго ли?
Меня не запирают в комнате, но запирают в доме. Но эта иллюзия свободы — мнимая. Слишком призрачная, чтобы поверить в неё. Больше чем уверена, на этот раз меня караулит кто-то надёжнее, чем Егор. Но у меня нет сил сбегать. Я слишком растеряна, слишком запуталась, чтобы отважиться на побег.
Оседаю на нижнюю ступеньку лестницы, обхватываю себя за плечи руками, думаю. Павлик нашёлся, значит. А куда… куда он терялся? Зачем?
Он меня… бросил? Ради чего? Ради кого?
Отматываю ленту памяти назад. Скурпулёзно, дотошно.
Шаг за шагом, словно на киноплёнке, передо мной возникает нить прошлого. На ней нанизаны бусины событий, успевших стрястись со мной за последние несколько дней. Их, оказывается, так много.
О некотрых думать неприятно. Чёрт, обо всех думать неприятно, но я хочу понять, что в моей жизни произошло. Отчего попала в этот капкан?
Накануне, перед этой катастрофой, я ездила к тётке. Она, как обычно, вылила на меня ведро помоев, но это дело привычное, на это я уже перестала обращать внимание. Обросла за двадцать шесть лет жизни бронёй. Меня сколько не было в городе? Всего несколько дней. Чёрт, я даже чемодан с собой не брала. Зачем? Тётка живёт далеко, и только на одну дорогу у меня ушло времени больше, чем я пробыла в городе детства. Да и не для долгих визитов туда ездила, по делу. Но это не суть важно.
Павлик не смог со мной поехать, хоть и нужен мне был там. Как моральная поддержка, как единственный человек, который меня любит. Любит? Конечно. Или просто так всегда хотелось думать. Не знаю. Говорю же, запуталась.
Но ему нужно было закончить какие-то жутко важные дела на работе, а я и не настаивала. Была уверена: он старается для нашей семьи, работает сутками, берёт кучу подработок, пропадает в офисе, но это же для нас. Для нашего будущего. Там, в новой квартире, до которой было рукой подать, мы заживём счастливо, родим ребёночка и ещё десять раз по восемь лет будем рядом.
Так всегда верилось. Так представлялось.
Должна же была чёрная полоса когда-то закончиться? Но в последнее время казалось: всё становится только хуже. Я попала под сокращение, потому что нашу маленькую фирму закрыли, а новую работу всё никак не удавалось найти. Будто меня проклял кто-то. Целый месяц поисков, а Павлик всё чаще пропадал на работе. Плюс всё чаще я видела его в компании незнакомых мужчин, но при моём появлении они разбегались, как крысы с корабля, а Павлик путанно объяснял, что это то ли клиенты, то ли деловые партнёры, а то и вовсе сотрудники.
Интуиция подсказывала: здесь что-то не чисто. Ну не были похожи те странные мужчины на деловых партнёров. Такие разве что в криминальных сериалах да хрониках мелькают. Когда мордой в пол лежат под напором полицейских. Я пыталась поговорить с Павликом. Вдруг он встрял куда-то? Но всякий раз получала в ответ широкую улыбку и жаркие объятия. Муж всеми силами пытался заткнуть мой рот, убеждал, что у него всё хорошо и это действительно товарищи по работе.
Верила. Я всегда ему верила, потому что раньше он ни разу меня не обманывал. Только в последнее время всё чаще казалось, что за моей спиной творится что-то не хорошее.
В город я вернулась как раз в день похищения. Открылённая какими-то глупыми надеждами, планами. Я вообще очень глупая как оказалось.
После поездки у меня немного денег осталось, но всё-таки купила продукты для праздничного ужина в честь возвращения. В честь годовщины. Так торопилась вернуться в нужных день, хотелось провести его с Павликом. Всё-таки дата, восемь лет — не шутки.
Когда ехала обратно в продуваемой семью ветрами электричке, загадала: если в этот день случится что-то необычное, что-то из ряда вон, то дальше наша жизнь с Павликом наладится. Станет лучше. Сытнее, что ли. Ярче. Радостнее.
Случилось. Только теперь я не знаю, как мне жить дальше. И главное, с Павликом ли?
Я всё ещё не знаю, верить ли Максиму. Не хочу этого делать, боюсь поверить, но и найти причину, почему Макс захотел бы мне врать, не могу. Но тогда, если он действительно говорит правду, это значит, что столько лет я потратила на подлеца и лжеца. Подонка.
Невыносимо. Больно. Словно кто-то вымазал всю мою жизнь, всё хорошее, что в ней было, сажей. Зловонной болотной жижей. Страшно. Честное слово, жутко.
Запускаю руки в волосы, растираю лицо. До красноты, покалываний под кожей, лёгкого онемения. Мне нужно собраться. Нужно прийти в себя. Успокоиться наконец.
Нужно дождаться Максима, нужно всё-таки понять, где правда, а где ложь. И не факт, что она в словах Максима. Или действиях Павлика.
Чёрт, насмерть запуталась.
В доме тишина. Но уже не такая плотная как раньше.
Чьи-то лёгкие шаги разрушают тишину, а я напрягаюсь. Тело сковывает лёгкий укол паники, а слёзы мигом высыхают. Но потом вспоминаю о Ярике и мигом теплее становится. Это он?
Вскакиваю на ноги. Зачем-то отправляю одежду, будто мой внешний вид действительно имеет значение.
— Мама, я пить хочу. И есть.
Теряюсь. Ярик стоит босой прямо на лестнице, в своей смешной пижамке. Взъерошенный, только что проснувшийся, а на лице улыбка. Он будто бы весь светится изнутри, и я снова глотаю свои глупые слова. “Я тебе не мама, малыш. Не выдумывай, это просто глупая ошибка”. Не могу такое сказать, не получается.
Ну как ребёнка-то расстроить? Это всё дикое стечение обстоятельств, я не должна была тогда ввалиться в его комнату, а Максим не должен был строить для сына воздушные замки. Что бы ни случилось с матерью Ярика, мне — чужой тётке — нечестно притворяться ею. Нечестно позволять ему продолжать верить, радоваться, но во мне нет смелости сломать его хрупкую мечту, которая наконец-то сбылась. Пусть и кособоко, но сбылась.
И хоть я совершенно не знаю и не понимаю, как себя вести в этой ситуации, протягиваю руку. Действую по наитию, ведомая лишь внутренним чутьём. Ничего не обдумываю, не заглядываю в будущее и не строю теорий. Просто протягиваю руку.
— Ты же мне покажешь, где кухня?
Ярик энергично кивает и сбегает вниз. Шлёп-шлёп голыми пятками по деревянным ступеням. В доме тепло, но всё равно босиком бегать такому маленькому ребёнку, наверное, опасно. А если простудится?
Если простудится, у него есть родной отец. Наверняка и босому бегать ему Максим разрешил. Кто я такая, чтобы диктовать свои правила?
Ярик цепко хватает меня за руку и буквально тащит за собой. Даже сопит спешно от натуги.
— Вот туда, там кухня, — лепечет и подводит меня к арке, за которой небольшая, но уютная комната.
Для готовки есть всё необходимое, а ещё огромный холодильник, до отказа забитый едой. Чего тут только нет, и я поражённо разглядываю баночки, коробочки, упаковки, на многих из которых надписи на буржуйских языках. На колбасах, например, итальянские этикетки, а на шоколаде — немецкие. Большинство продуктов я видела лишь на полках в магазине, и то не все. Да и не присматривалась особенно. Толку, если позволить себе не можешь? Потому что почти все деньги уходили в банк, копились там, чтобы… чтобы в один чудеснейший день исчезнуть. Вместе с Павликом.