Дневник «русской мамы» - Эстрем Мария. Страница 11

Наконец-то мы можем свободно посещать лагерь. Нас провели по всем баракам, чтобы мы смогли убедиться, что пленные всем сейчас обеспечены. Из окрестных местечек в лагерь привезли мясо, картофель, первые овощи. Нас сопровождал сам хауптманн, бывший начальник лагерей. Потом он пригласил меня в контору и сказал, что давно хотел познакомиться со мной. Оказывается, все это время он знал, что я помогаю пленным. Недостатка в доносчиках, рассказывавших ему об этом, не было. Но он, как умный человек, предпочитал пропускать это мимо ушей, заботясь только, чтобы слухи не дошли до высшего начальства. Да, если бы знать об этом раньше…

Сегодня в Осе радостный день: вернулись наши из Грини. Весь городок украшен зеленью, национальными флагами. Красный, синий и белый цвета видны всюду. В руках у детишек флажки, как 17 мая [12].

Да, такие дни не забываются…

Начинается марш бывших заключенных. Вначале идет колонна русских. Во главе ее инженер Борис. Он отдает честь, когда проходит мимо нас. Русские поют, машут руками. Сверкают улыбки. По лицам многих текут слезы радости. Впереди встреча с родиной, с семьями.

Затем появляются бывшие узники Грини — жители Оса. Оркестр играет «Да, мы любим…» [13], мэр поздравляет с возвращением в родные места. Минутой молчания отмечается память тех, кто не вернулся — погиб в отрядах «Йеммефронта», норвежской бригаде, сформированной в Англии, группах «Коммандос», кто замучен в концлагерях, расстрелян в качестве заложника.

Бывшие пленные из всех окрестных лагерей собрались в Осе и ждут парохода, который доставит их в Берген. Оттуда путь лежит через Осло на родину. Около 500 русских разместились в молодежном доме. Тесновато, конечно, но настроение у всех приподнятое. Не смолкают песни.

Сегодня получила письмо от Леонида. Он сейчас в Валдресе. Все это время он сражался вместе с нашими ребятами в отряде движения Сопротивления. Письмо, которое он уже подписал именем, под которым прибыл в Норвегию, — Леонид Днепровский, написано на отличном норвежском языке. Леонид пишет, что мечтает встретиться с нами.

В наш домик каждый день приходят бывшие пленные, теперь уже как свободные люди. Не спим до поздней ночи, слушая рассказы об ужасных испытаниях, выпавших на их долю. Передо мной до сих пор стоит лицо одного русского, который зашел вчера уже под вечер. Ему всего 25 лет, но выглядит он как старик. В Норвегию он попал из Польши, где находился в страшной Люблинской тюрьме. Там было свыше 26 тысяч пленных. Когда через три недели его перевели в другой лагерь, то в живых остались лишь 6 тысяч человек.

Ос опустел. Всех русских перевели в Берген, где они пробудут некоторое время. Прощание с ними было трогательным. Но мы знали, что еще увидимся с ними до их отъезда в Осло.

Сегодня решила съездить в Берген, чтобы повидаться с бывшими пленными из Нюгордского лагеря. У входа в лагерь стоял солдат из норвежского ополчения. «Вы к кому? Посторонним вход воспрещен», — обратился ко мне солдат. Но в это время кто-то из русских увидел меня. «Открой, товарищ, это же наша мама!» И в ту же минуту я оказалась в окружении знакомых лиц. Ребята потащили меня в свой барак, чтобы показать, как они сейчас живут.

Барак стал неузнаваемым. Кругом висели флаги, цветы. На всю комнату гремел приемник, настроенный на Москву. Люди слушали его со взволнованными и серьезными лицами. Впервые за несколько лет услышать голос родины! На стене в рамочке я увидела фотографию нашей семьи. Эту фотографию я искала чуть ли не полгода. Оказывается, еще в прошлом году кто-то из пленных, бывших в нашем домике, незаметно взял ее с собой.

Пока мы разговаривали, в комнату вошел повар в белом фартуке и колпаке и торжественно пригласил нас к столу отведать русского угощения. От волнения я не могла есть, но должна была делать это, чтобы не обидеть русских друзей. Да и как было не подчиниться, если со всех сторон на тебя смотрели заботливые глаза и ласковые голоса уговаривали: «Кушай, мама, сейчас наша очередь кормить тебя!»

В этот день я побывала еще в двух лагерях — в Гравдале, куда были переведены пленные из Тесдаля, и Лаксевоге. Там тоже был накрыт праздничный стол. Когда же я отказалась, то русские набили мне полные карманы и сумку разными яствами. «Это передай отцу вместе с нашими приветами».

После Гравдаля я вновь вернулась в Нюгорд, где должен был состояться концерт. Но пошел дождь, этот бесконечный бергенский дождь, и концерт перенесли на другой день. Меня вновь пытались накормить обедом, но на этот раз я решительно воспротивилась.

Получила новое письмо от Леонида. Он пишет, что скоро приедет к нам. У него затруднения с деньгами, но он попытается добраться на велосипеде. «Я готов прийти пешком, чтобы отблагодарить вас», — пишет он.

В Бергене, куда я поехала, чтобы навестить больных в госпитале на Флориде и передать им цветы, меня ждал сюрприз. Первая же знакомая, с которой я встретилась, спросила меня: «Ты читала сегодняшнюю газету?» — «Нет, а что?» — «Обязательно прочти. Там написано о тебе».

Вначале я даже испугалась немного. Ведь обо мне еще никогда не писали в газетах. В «Арбейдет», которую я купила в киоске, я прочла:

«Марии Эстрем от русских военнопленных.

Мы, бывшие русские военнопленные, возвращающиеся на дорогую Родину, не хотим уехать, не поблагодарив Вас, наша дорогая Мария Эстрем, за Вашу самоотверженную помощь жертвам фашистских варваров. Пренебрегая опасностью, несмотря на строгий контроль и угрозы нацистов, Вы помогали нам, русским военнопленным. Ваша помощь в течение двух лет спасла жизнь сотням из нас. Вы приносили нам пищу, а когда начиналась зима, Вы доставали нам теплую одежду. Мы получали от Вас книги наших классиков — Пушкина, Лермонтова, Чехова, Толстого и др. Мы не можем найти слов, которые выразили бы наши чувства, когда мы думаем о Вас и Вашей помощи, наша дорогая и любимая мама. Наша страна не забудет Вашу материнскую заботу. Мы благодарим также Ваших друзей, Хельге Ленсой и Сигрида Леннингдал и всех, кто помогал Вам в благородной и самоотверженной работе.

По поручению бывших русских военнопленных — капитан К. Чуйкин».

Русские еще ожидают отправки в Осло. У меня еле хватает времени, чтобы посетить всех и ответить на приглашения.

Дома у нас всегда накрыт стол, и кофе стоит на плите. Двери у нас почти не закрываются. Те, кто недавно осуждал меня, сейчас завидуют. Русские группами и по одному приезжают из Бергена, чтобы поблагодарить за помощь. Пришлось сделать специальные тетради для благодарственных записей и адресов. Вот она, наша награда за нашу помощь.

Недавно в гостях были Григорий, Александр, Иван, Николай, Степан и Петр. Они пробудут в Осе четыре дня. Весь вечер в нашем домике звучали песни. Запевал Александр: у него чудесный голос. Ребята одеты сейчас неплохо, правда, в немецкие мундиры. Особенно их огорчает, что, хотя они и спороли с мундиров нацистскую эмблему, след все-таки остался.

Я раздобыла норвежские флажки и пришила их на кителя. Ребята были очень довольны. Мы сфотографировались на память.

Вчера получила приглашение из Бергена от бывших пленных в Осе.

«Дорогая мама! Не можете ли Вы, Ваш муж и сыновья прийти к нам на концерт в воскресенье. Добро пожаловать! По поручению Ваших русских сыновей Степан».

Концерт был чудесным. Мы увидели русскую пляску, услышали песни. Зал переполнен. Газеты писали, что там собралось тысячи три зрителей.

Нас с Рейнгольдом усадили в первом ряду. Перед началом концерта мы неожиданно оказались в центре внимания. Один из русских выступил с большой речью, обращенной к нам, а затем ко мне подбежали бывшие пленные из Хаугснесского лагеря и на руках вынесли на сцену. От волнения я не могла сказать ни слова. Маргарет Монсен, пятнадцатилетняя девочка из Бергена, которая бесстрашно помогала русским, подверглась той же участи. Мы обе стояли на сцене и плакали.