Ягоды бабьего лета - Толмачева Людмила Степановна. Страница 41

Любу вдруг осенило.

— Вы знаете, я случайно слышала, как Норкина угрожала какому-то старику, мол, отправит его в глухое место, в какой-то Васюнинский приют…

— Да-да, есть такой, но он для душевнобольных.

— А вдруг там уже есть какая-нибудь жертва Норкиной? Из тех, кто не поддался на ее уговоры отдать квартиру.

— Вполне может быть. И даже те, кто поддался. Диагноз — «старческий маразм», и концы в воду, то бишь в Васюнинский приют. Прекрасно, что вы это вспомнили. Я сегодня же проверю эту версию. А что за старик, которому она угрожала?

— Я его не видела, к сожалению, — соврала Люба. Ей не хотелось беспокоить Всеволода Петровича. К тому же, квартиру у него оттяпали другие.

На очной ставке Нинель Эдуардовна вела себя вызывающе. Презрительно кривя губы и окатывая Любу ледяными взглядами, она отрицала сам факт их разговора в своем кабинете. Было ясно, что голыми руками эту жабу не взять — слишком уж она была скользкой.

Когда ее увели, Люба облегченно вздохнула. Следователь, усмехнувшись, встал и открыл форточку:

— Ее парфюмерия долго не выветривается. Мне даже жена выговорила, мол, с кем ты там якшаешься — у тебя костюм насквозь пропитался духами.

— Если она все отрицает, то на каком основании ее арестовали? — спросила Люба, явно не горя желанием обсуждать «парфюмерию» Нинель.

— Ее задержали на основании показаний Ощепкова. Он раскололся и потащил за собой остальных. Норкина, по его словам, имела тридцать процентов от доходов, — он снова сел за стол. — Но мне нужны прямые улики и надежные свидетели. Почти все старики, у которых они отняли квартиры, поумирали. Двое, правда, живы, но они в тяжелом состоянии.

— Неужели в вашем городе столько одиноких стариков?

— Нет, конечно. В интернате — народ из разных мест: других городов, поселков, деревень. Кстати, Ощепков и компания не гнушались и деревенскими домами.

— Это значит, что им помогали представители власти?

— Естественно. У них были «свои» чиновники и «свой» нотариус. Хорошо отлаженный механизм отъема квартир. Со всеми фигурантами вы можете познакомиться на суде. Я думаю, к январю материалы следствия будут переданы в суд. А дело о покушении, скорее всего, выделят в особое производство.

Перед тем как возвращаться в Москву, решили втроем пообедать в местном ресторане. Аня поначалу сильно стеснялась, но остроумные шутки Владислава и ласковый тон Любы успокоили ее. Девочка смеялась над тем, как Владислав удачно изображал из себя неотесанного и сильно близорукого посетителя. Он читал меню и при этом специально коверкал названия блюд, придумывая новые — необычные и смешные. Например, вместо салата «Вешний», он читал: «Салат «Бешеный» — и тут же поправлялся, называя его «Зловещим». Закуска «Изящная» у него стала «Замазкой из ящика», коктейль «Кленовый нектар» — «Клёвым гектаром» и так далее. Аня заливалась колокольчиком, а Люба шикала на сына, вошедшего во вкус и не замечающего косых взглядов посетителей ресторана, правда, весьма малочисленных в это время суток. Но в душе у нее, что называется, цвела сирень и пели птицы. Такую эйфорию она испытала всего дважды — в дни их с Игорем свадьбы и рождения сына. Договорились, что Аня будет называть ее Любовь Антоновной, а Владислава — Владом или Владиком.

— В Москве у нас есть бабушка, моя мама. Скоро ты с ней познакомишься. А завтра мы пойдем в школу, — стараясь сдерживать счастливое возбуждение, говорила Люба, когда они уже ехали в машине.

Притихшая Аня с жадным любопытством смотрела на мелькавшие за окном деревушки, поля и перелески, а на Любины слова лишь кивала, очевидно не совсем вникая в их смысл. Чересчур много впечатлений пришлось на один день! А впереди еще Москва.

Там Аня была лишь однажды, в пятом классе, вместе с одноклассниками и воспитателем на новогодних каникулах. Из калейдоскопа ярких картинок — слишком ярких, чтобы быть реальностью, — она запомнила только елку в детском Доме творчества да спектакль в Театре кукол. Но и это было настоящим праздником, каких раньше в ее жизни не случалось.

Люба решила больше не отвлекать девочку от видов за окном. Таких путешествий у нее тоже еще не было. Пусть вдоволь насладится!

Мария Владимировна встретила их сдержанно, но гостеприимно. Усадила за стол, где красовались ее фирменные пироги и печенье. За чаем говорили о пустяках, вспоминали детские годы Владислава, а он отшучивался, изображая себя в детстве шпаной и лоботрясом. Бабушка даже рассердилась на него, мол, чего ты выдумываешь, оценки у тебя были хорошие и родителей ты слушался. Аня в этот раз лишь улыбалась, боязливо посматривая на строгую бабулю, как ее называл Владислав. Вскоре он уехал по делам, а Люба повела девочку в свою комнату. Здесь уже все было приготовлено к ее приезду — кровать, письменный стол, небольшой комод, полки для книг и всяких безделушек. Свою кровать с тумбочкой и платяным шкафом, поместившиеся в специальной нише, Люба заранее завесила шелковой тканью, так что получилось как бы две комнаты.

Аня расставила на полке свои учебники, в ящик стола сложила письменные принадлежности, а в комод — скромную одежонку: пару свитеров, которые, похоже, вязала сама из старой пряжи, джинсы и казенное белье. Как можно деликатнее Люба предложила ей прогуляться в ближайший универмаг. Не идти же завтра девочке в школу в своей морковной куртке и парусиновых кроссовках.

Большой универмаг с эскалаторами и ярко освещенными витринами бутиков ошеломил Аню. Она вертела головой, то и дело спотыкаясь и наталкиваясь на Любу, идущую чуть впереди. В бутике, где торговали всякой галантереей, в том числе пряжей, спицами, крючками и прочими вещами для рукоделия, Аня и вовсе растерялась. Она впилась глазами в полку, где аккуратными рядами были уложены мотки австралийской шерсти всех цветов и оттенков. Любе пришлось трижды позвать ее, чтобы оторвать от прилавка.

— Мы обязательно придем сюда в следующий раз, хорошо? А сейчас пошли в детский отдел, купим тебе куртку и туфли.

Ане еще ни разу не приходилось самой выбирать одежду, да еще из такого большого и красивого ассортимента. Когда Люба предложила ей примерить бежевую стеганую курточку, она была так очарована этим нарядом, что не хотела отходить от зеркала, поворачиваясь перед ним то одним боком, то другим. Но продавец принесла на выбор еще три куртки: нежно-голубую, бледно-розовую и красную, отороченную искусственным мехом. Люба чуть не расплакалась, глядя на то, как радуется Анюта, с каким благоговейным восторгом, осторожно просовывает руки в рукава розового чуда. Именно в розовой куртке она выглядела лучше всего. Это подтвердили и Люба, и продавец, и случайная покупательница, выбиравшая куртку для внучки.

— Вам завернуть? — спросила продавец.

Люба заметив, что Ане не хочется снимать куртку, ответила, что они пойдут так, и направилась к кассе.

Кроме куртки они купили красивые кожаные туфельки и немецкие кроссовки, а также фирменные джинсы и вишневый свитер-лапшу, очень гармонировавший с розовой курткой. Напоследок зашли в бутик с нижним бельем.

— Любовь Антоновна, — робко прошептала Аня. — Давайте больше не будем деньги тратить? У меня же есть белье. Нам его к первому сентября выдали. Новое.

— Хорошо, — решила поощрить рачительность девочки Люба. — Но новую юбку к свитеру купить обязательно надо. В чем ты завтра пойдешь?

Аня пожала плечами. Люба решительно взяла ее за руку и повела в отдел готового платья.

Аня попала в класс к Татьяне Федоровне, учителю математики и классному руководителю седьмого «В». Именно это и устраивало Любу, так как по опыту она знала: нельзя быть классным руководителем у собственного ребенка. Она переживала за девочку так сильно, что с трудом провела свои уроки. На большой перемене не выдержала — заглянула в кабинет, где занимался Анин класс. Там она застала Татьяну Федоровну, сидящую за одной партой с Аней. Остальные ребята ушли в столовую.