Подлинное искупление (ЛП) - Коул Тилли. Страница 61

Некому облегчить их страдания…

Здесь, в этом аду всем всегда было насрать на детей. Они всегда были одни… Иуда позаботился о том, чтобы даже в их смертный час им было больно и одиноко.

Постепенно яд начал действовать и на взрослых. Один за другим они падали на землю, в муках мечась по траве.

Некоторые люди в панике бросали шприцы на землю и пытались убежать. И я беспомощно смотрел на то, как охранники силой возвращали их назад и, прижав их к земле, заливали яд им в рот.

Они просто их убивали… просто убивали!

С участка брата Луки на свободу вырвалась группа людей и бросилась за деревья. Он поднял пистолет и расстрелял их в затылок. Когда убитые рухнули на землю, рядом со мной закричала Руфь.

Затем настала очередь старейшин; они с готовностью выпили жидкость из шприцев и попадали из своего оцепления. Сквозь музыку донеслись мучительные вопли, какофония неистовых предсмертных криков. Охранники суетились вокруг тел, проверяя, все ли приняли яд.

Словно зыбкая волна, подёргивание детских тел начало замедляться… пока и вовсе не прекратилось. За ними последовали взрослые, а затем и старейшины. Это напоминало фильм ужасов. Повсюду метались люди, хаос и истерия затуманивали происходящее.

И вдруг я заметил у двери клетки проблеск рыжих волос.

— Фиби, — отчаянно проговорил я. — Открой дверь!

Фиби держала в руке ключ. Дрожа от страха, и ничего не видя от слез, она изо всех сил старалась вставить в замок ключ. Сердце грохотало у меня в груди, словно пушка, пока я пытался вглядеться сквозь творящееся безумие, чтобы во всём этом хаосе отыскать Иуду.

Замок клетки открылся. Не успел я толкнуть дверь, как вдалеке из-за деревьев послышались оглушительные выстрелы.

— Палачи, — крикнул я.

Я вышел из клетки и посмотрел на равнину. Охранники бросили умирающих и, вскинув оружие, кинулись к Палачам. Я заметил среди них несколько убегающих, спасающихся от драки.

Жалкие трусы!

Оглянувшись на звуки выстрелов, я увидел надвигающихся из-за деревьев мужчин, одетых в черное. И хотя их было всего одиннадцать, отчего-то создавалось такое впечатление, что шла настоящая армия. Они стреляли с идеальной меткостью. Охранники начали падать на землю, пули вонзались им в головы и сердца.

Фиби попятилась к деревьям. Я поймал ее испуганный взгляд.

— Грейс… Мне нужно добраться до Грейс!

Фиби побежала обратно к тюремному блоку. Вдалеке, с краю от сцены, я заметил своего брата.

Меня всего затрясло от ярости, и я бросился вперед. Я бежал. Бежал и бежал. Но приблизившись к лежащим на земле жертвам массового убийства, у меня начали подкашиваться ноги. Взглянув на уставившиеся на меня безжизненные лица, я вскинул руки и обхватил голову. Меня пронзила невыносимая боль. Я изо всех сил старался стоять прямо. Ковёр из мёртвых тел раскинулся на сотни и сотни метров, насколько мог охватить взор. И каждый раз, когда мне попадалось объятое страхом лицо ребенка — открытый рот и испуганный взгляд навечно застывших глаз — у меня из груди вырвался мучительный рёв.

Я заставил себя отвернуться и отойти от мертвых. Затем окинул взглядом равнину. Иуда по-прежнему сидел, скорчившись, у края платформы, словно чертова крыса. Я даже не взглянул на Палачей. У гнева, застилающего мне глаза, и кипящей в сердце ярости была лишь одна цель.

Грёбаный убийца с таким же лицом, что и у меня.

Я побежал так быстро, как только мог, дыхание эхом отдавалось у меня в ушах. Увидев на земле мертвого охранника, я схватил безвольно свисающий у него из руки пистолет, и вынул у него из-за пояса нож. Внезапно позади меня раздался женский крик. Я обернулся, испугавшись, что это сестра Руфь. Но у меня на лице тут же заиграла чертовски кровожадная улыбка, когда я увидел Кая, схватившего за горло Сару. Она царапала ему руки, но брат поднял ее с земли. Он вонзил нож прямо ей в череп и швырнул в траву. Кай встал над ее мертвым телом и плюнул на труп. Я видел, как Палачи убивали охранников, вышибали дух из этих уродов.

Потом я повернул голову…

Белый проблеск метнулся от сцены и бросился под защиту густых деревьев. Но я в полной решимости кинулся вперед. И не остановился до тех пор, пока не оказался у конца платформы… там, где, глядя на меня во все глаза, замер мой брат-близнец.

Я посмотрел на него и, подняв пистолет, наставил дуло прямо на его сердце. У Иуды раздувались ноздри. Даже сейчас, после всех этих смертей и форменного истребления, он, казалось, ни о чём не жалел.

Этот подонок собой гордился.

Его как всегда распирало от непомерной гребаной гордости. До этого момента я не подозревал, что можно кого-то одновременно так сильно любить и ненавидеть. Ненависть свою я понимал, но любовь… вот это пи*дец как меня взбесило. Мне хотелось вырвать из груди свое предательское сердце и швырнуть его на сваленные вокруг нас трупы.

— Брат.

Голос Иуды вырвал меня из кипящей у меня внутри ярости, и две пары совершенно похожих глаз уставились друг на друга. Я вдруг осознал, что вся община затихла. Не было слышно даже отдалённого пения птиц — тяжелая завеса смерти, такой чертовски бессмысленной смерти, отгоняла от этого зловонного места любую жизнь.

Вот почему я все еще стоял и смотрел на своего брата-близнеца. Потому что тоже чувствовал себя мертвым. Совершенно мертвым внутри. На ногах меня удерживала только ярость… ярость и осознание того, что с минуты на минуту брошу на землю безжизненный труп Иуды, чтобы он мог составить в аду компанию соей мелкой шлюхе-садистке.

— Брат, — снова произнёс Иуда и поднял руки.

— Не смей! — взревел я. — Не смей, мать твою, так меня называть!

Иуда огляделся вокруг, скользнув взглядом по мёртвым телам.

— Брат, это необходимо было сделать. Я не мог позволить грешникам нас погубить. Я всегда знал, что так может произойти. Мне нужно было подготовиться. Наши люди, они поняли. Они тоже этого хотели.

Он говорил с таким спокойствием, с такой удивительной отстранённостью от того массового убийства, которое он только что учинил, что меня прошиб ледяной пот.

— Дьяволу никогда нас не победить, — улыбнулся он и закрыл глаза. — Уже сегодня вечером наш народ отобедает за одним столом с Господом; там, у небесной реки вечной жизни, они воссоединятся с нашим дядей, нашим основателем.

— Ты спятил, — прошептал я, глядя, как он купается в лучах своей славы, стоя всего в паре шагов от убитых им жертв.

Иуда открыл глаза и посмотрел прямо на меня.

— Нет, брат. Я всегда был силен в своей вере. Это ты никогда не мог контролировать свои греховные мысли и поступки. Это ты не мог просто придерживаться учений и следовать нашему Священному Писанию и убеждениям. У тебя было всё, спасение — только руку протяни, но ты всего этого себя лишил.

— Они были ложными. Всё это ложь, — сквозь стиснутые зубы процедил я и указал на крошечную ножку лежащего слева от меня ребенка. — Ты отнял у людей жизни во имя несусветной лжи! Ты мог их спасти! Мог их отпустить!

— Нет, — покачал головой Иуда. — Они должны были умереть. Должны были пожертвовать своей жизнью ради блага своей души.

И в этот момент я понял наверняка… Я должен убить его сам. Должен прикончить его собственными руками. Его необходимо умертвить, как бешеную собаку.

Не сводя глаз с брата, я бросил на землю нож с пистолетом. Иуда прищурился, и я направился к нему. Подняв руки, он отступил, и я понял, что он всё прочел по моему лицу.

— Брат, — опасливо произнёс он, когда я к нему приблизился. — Ты не можешь этого сделать. Раньше ты уже пытался, но так и не смог довести дело до конца, помнишь? Я твой брат-близнец. Я — всё, что у тебя есть… ты не лишишь меня жизни… мы нужны друг другу. Так было всегда.

Его слова пронеслись сквозь меня и растворились в безмолвном небе. Я сжал кулак и замахнулся. Когда моя рука обрушилась ему на лицо, я ничего не почувствовал. Иуда, не привыкший к какому-либо насилию, тут же рухнул на землю. Я вскочил на него и принялся колотить кулаками по лицу Иуды, забрызгав свою кожу его теплой кровью.