Рождение любви - Хауэлл Ханна. Страница 28
– Ты охотно прыгнула бы к нему в постель. Так поступали все женщины, – пробормотал он, чувствуя, как ее нежные губы скользят по его шее.
– Я сделаю это только в том случае, если ты меня бросишь, а моих родных все еще не будет дома, чтобы забрать меня под свой кров. Что ж, тогда мне придется принять его приглашение и перебраться к нему в замок. Да, Тэвиш… – Она принялась целовать его грудь, а пальцы ее уже развязывали шнуровку на его штанах. – И тогда уж, наверное, я в конце концов окажусь в его постели. Алекс наверняка знает, как доставить женщине удовольствие, – так же как и ты.
Когда ее губы коснулись его твердых сосков, из горла Тэвиша вырвался хриплый стон. Почувствовав прикосновение ее языка, он зарылся пальцами в ее волосы. Отдавшись во власть этого нового наслаждения, он не заметил, как она стянула с него штаны, – лишь машинально приподнялся, облегчая ей задачу. Губы и язык Шторм прошлись по его крепкому животу.
Из всех женщин, с которыми он спал, Кэтрин была самой искусной. Она знала, как расшевелить мужчину, как доставить ему наибольшее удовольствие. Однако леди никогда не ласкали его языком и губами. Такое наслаждение могли доставить только дорогие куртизанки. Лишь однажды Тэвиш позволил себе раскошелиться и заплатить за подобного рода услуги, но и тогда он не воспламенился так, как с этой малышкой англичанкой. Ее слишком откровенные ласки нисколько не шокировали Тэвиша и не вызвали отвращения. Он лишь поразился ее смелости.
– Ты хочешь убедить меня в том, что не испытываешь интереса к Алексу? – прохрипел он.
– Нет, Тэвиш. Я хочу доказать тебе, что, пока ты меня не прогнал, я желаю спать только с тобой, а красота других мужчин лишь радует мой взор. – Шторм поднесла его руку к губам и поцеловала ладонь, потом провела языком по каждому из пальцев. Затем проделала то же самое с другой рукой. – Я хочу, чтобы только эти руки знали мои тайны, ласкали мое тело… – Она поцеловала его в губы. – Хочу, чтобы только эти губы касались моих губ. – Она стала целовать его грудь. – И только на этой груди я хочу засыпать но ночам. – Язычок Шторм коснулся его пупка. – Я хочу, чтобы только этот живот прижимался к моему, устремлялся ему навстречу. – Она принялась легонько покусывать его бедра. – Пусть только эти ноги переплетаются с моими, раздвигают их, и пусть вот это наполняет меня, на краткий миг утоляя мой постоянный голод и даруя наслаждение, которое только ты можешь мне подарить.
Тэвиш охнул и затрепетал, когда кончик ее языка заскользил по его мужской плоти. Дыхание его стало частым и прерывистым. Он сомневался, что она способна прибегнуть к еще более смелой ласке, но сейчас ему было все равно – он уже не владел собой.
Подхватив Шторм под мышки, он приподнял ее над собой. К ее удивлению, они не улеглись на постель, а сели лицом друг к другу, при этом она оказалась; у него на коленях. Тэвиш вошел в нее, и с губ девушки сорвался тихий вздох.
Положив руки ей на бедра, он направлял ее движения, и Шторм двигалась в такт его движениям. Тэвиш страстно целовал ее; его язык проникал в ее рот, а руки время от времени ласкали груди девушки. Сначала он наслаждался, глядя, как выгибается ее стройное тело. Потом наконец оторвал взгляд от пылающего лица Шторм и приник губами к ее груди. Девушка вскрикнула, содрогнувшись в экстазе, и Тэвиш подхватил ладонями ее ягодицы, стараясь удержать в ней свою плоть. Однако в этом не было необходимости – Шторм крепко прижималась к нему, вращая своими стройными бедрами, увлекая его к вершинам блаженства. Тэвиш крепко обнял ее, уткнувшись лицом в мягкие груди. Наконец горячая волна прокатилась по его телу, и он начал возвращаться к реальности.
– Господи… О Боже, какое блаженство! – Он почувствовал, как напрягается, как сжимается ее женское естество, и прохрипел: – Какое чудо! Ты самая лучшая из всех женщин, которых я знал. – Тэвиш посмотрел туда, где они еще сливались в единое целое, слегка качнул руками ее бедра и ощутил новый прилив страсти. – Ты просто создана для наслаждения!
Шторм видела, что Тэвиш опять готов насладиться ею, и удивилась такой неудержимой страсти. Впрочем, и ее собственная готовность вызывала ее удивление. Издав гортанный смех, она устремилась ему навстречу.
Тэвиш проснулся с первыми лучами солнца и, почувствовав напряжение в чреслах, понял причину своего столь раннего пробуждения. Приподняв голову с атласной груди девушки, он в задумчивости уставился на спящую Шторм. Его желание росло.
Его уже не тревожили мысли об Александре Мак-Дабе. Шторм ясно дала понять, что до тех пор пока он ее хочет, она не станет спать ни с кем другим. Тэвиш испытывал мужскую гордость.
Однако это приятное чувство вскоре сменилось сожалением. Рядом с ним лежала женщина, которую он с удовольствием повел бы к венцу. С такой женой ему не пришлось бы бояться измены или тратить деньги и время на поиски любовниц. Страстность и раскованность Шторм в постели служили бы достаточным основанием для его верности. У нее был легкий характер, и она была лишена алчности и лживости – всего того, что толкало Тэвиша от одной женщины к другой. Однако о женитьбе не стоило и думать: для их семей такой союз был совершенно неприемлем.
Отогнав неприятные мысли, Тэвиш откинул одеяло и принялся любоваться обнаженным телом девушки. Наконец его взгляд остановился на треугольнике курчавых волос. Приподнявшись, он чуть раздвинул ее стройные ножки и устроился между ними, стоя на коленях.
Тэвиш давно этого хотел – после первой же ночи, проведенной со Шторм, – но сдерживался из уважения к ее стыдливости. Теперь он понял: причина его желания заключалась в том, что он был уверен в ее телесной чистоте. Вообще он редко прибегал к подобным ласкам. Большинство женщин, с которыми он спал, были не очень дружны с водой. Многие искренне полагали, что регулярно мыться и принимать ванну вредно для здоровья. Шторм же мылась каждый день, и Тэвишу это нравилось.
Наклонившись, он коснулся кончиком языка сначала одной ее груди, потом другой – словно поприветствовал их, – и соски затвердели в ответ. Шторм что-то пробормотала во сне на языке своей матери и заворочалась, но глаза не открывала. Тэвиш провел ладонями по ее животу, затем руки его скользнули ниже и пальцы погрузились в завитки рыжих волос. Он посмотрел ей в лицо, пытаясь понять, проснулась ли Шторм и пробудил ли он в ней страсть. Его губы легонько теребили ее соски, а пальцы все глубже проникали в теплую плоть. Раньше она не позволяла ему подобных ласк. Когда Тэвиш понял, что девушка уже почти проснулась и теперь пытается отделить сон от реальности, взгляд его обратился к тем сокровищам, которыми уже владела его рука. Лаская ее бедра, он раздвинул их пошире и припал губами к ее женскому естеству. Она не отстранилась, как было однажды, и Тэвиш понял: сейчас Шторм позволит ему все. Он упивался сладким нектаром.
Шторм давно почувствовала его прикосновения. Она еще не совсем проснулась, а страсть уже вспыхнула в ней. Ей казалось, что она по-прежнему витает в царстве сновидений. Это было необыкновенное ощущение – оно-то и позволяло ей наслаждаться теми смелыми ласками, которые она прежде стыдливо отвергала. Именно это чувство нереальности происходящего позволяло ей принимать ласки Тэвиша – даже когда губы его коснулись ее самого сокровенного. В конце концов девушка поняла, что он зашел слишком далеко, но было уже поздно: Шторм находилась во власти всепоглощающей страсти и не могла противиться его крепким рукам, державшим ее ягодицы; она, все больше распаляясь, трепетала в ответ на его ласки.
Тэвиш же без устали ласкал ее, пока Шторм наконец не вцепилась в его плечи.
– Пожалуйста, милый, не надо больше! – взмолилась она. – Я хочу тебя… – Он наконец-то овладел ею, и она содрогнулась от блаженного облегчения.
Шторм крепко прижалась к нему всем телом, и Тэвиш почувствовал, что она уносится в те волшебные дали, которые открываются только любовникам. Погрузившись в нее последний раз, Тэвиш услышал свое имя, слетевшее с ее губ… У Тэвиша не сразу достало сил разъять объятия. Потом он перевернулся на спину, привлек Шторм к себе и осторожно провел ладонью по только что зажившей ране на ее плече. Из-за этой раны он какое-то время – хоть и спал в одной постели со Шторм – не смел к ней прикоснуться, что еще более усиливало его желание. Он хотел извиниться за свои обвинения по поводу Александра, но уснул, утомленный, не успев сказать ни слова.