Маленький Диккенс(Биографическая повесть) - Чацкина София Исааковна. Страница 22

Минут двадцать прошло в ожидании. Чарли не раз оглядывался на арестанта. Тот по-прежнему казался безучастным, глаза у него были испуганные, тупые. Ожидание становилось все мучительнее.

— Идут, идут! — пронеслось по залу.

— Единогласно ли ваше решение? — спросил присяжных председатель.

— Единогласно, — ответил старшина присяжных.

— Виновен подсудимый или невиновен?

Чарли снова взглянул на арестанта. Тот в это мгновенье как будто ожил. Он выпрямился и всем телом подался вперед. В глазах, жадно устремленных на присяжных, светила надежда. Бледное, худое, замученное лицо озарилось.

— Виновен, — сказал старшина присяжных.

Судьи и публика торопливо расходились. Все жаловались на усталость и голод… Казалось, никому не было дела до арестанта.

Чарли с мистером Блэкмором вышли на улицу.

— Давно стены нашего суда не оглашались подобным красноречием, — сказал какой-то знакомый, подходя к мистеру Блэкмору.

— Изумительно! — ответил Блэкмор. — Какая глубокая ученость! Надеюсь, ты хорошо вник в речь адвоката? — обратился он к Чарли.

Мальчик с гневом посмотрел на стряпчего.

— Зачем адвокат все время говорил о никому непонятных законах? Лучше бы он рассказал как было дело. Присяжные бы поняли, что арестант невиновен. Они бы оправдали арестанта.

Мистер Блэкмор и его знакомый засмеялись.

— Такого адвоката никто бы не пустил в суд. В наших судах требуют учености и знания всех тонкостей судопроизводства, — сказал старший стряпчий.

Чарли долго не мог успокоиться. «Они все твердят про законы, думал он с гневом. — Им дела нет до того, что невинного человека осудили вторично. Им все равно, что ему придется умереть в тюрьме!»

Арестант в клетке мерещился мальчику всю ночь. Чарли не мог заснуть и ворочался с боку на бок. Ему представилось, как после приговора люди с саблями вывели арестанта из клетки. Тот сгорбился, глаза его, на мгновение ожившие в ожидании свободы, опять потускнели.

Чарли поднялся и сел на постели. Слезы текли по его лицу. — Нет, я ни за что не стану ни судьей, ни адвокатом. Наши судьи на стороне богатых, они нарочно запугивают свидетелей и стараются, чтобы присяжные ничего не поняли. Адвокаты только притворяются, что защищают подсудимых. На самом деле они хлопочут, как бы показать свою ученость и красноречие.

«Нет, Блэкмор меня не заставит всю жизнь рыться в пыльных бумагах и старых, никому непонятных книгах, — твердо решил мальчик. — Я сделаю совсем другое, я сам напишу новую книгу. Я расскажу, как у нас в судах и тюрьмах мучают людей. Я смогу хорошо описать, я отлично знаю, я сам видел. Всем станет жалко, когда прочтут. И про злого директора напишу, пусть не смеет сечь мальчиков! Все прочтут и узнают, что у нас творится. И захотят, чтобы так больше не было».

Он радостно вздохнул и, успокоенный, откинулся на подушку.

^{Чарльз Диккенс.}

НА ПЕРЕПУТЬЕ

Головоломные тайны стенографии. — В театре. — Актер или писатель.

Чарли возненавидел контору Блэкмора. Скучный и вялый, он сидел за счетоводной книгой. Как только мистер Блэкмор куда-нибудь уходил, мальчик вытаскивал из-под ненавистной книги любимую тетрадь и принимался сочинять рассказы.

— Диккенс, — говорил мистер Блэкмор, возвращаясь в контору, — перепиши-ка эти бумаги и сбегай, отнеси их в Сиротский суд.

«О, только бы мне поскорее от него отвязаться!» — с тоскою думал Чарли.

Дома ему тоже было невесело. Фанни по-прежнему пела в провинции. Без нее дом точно опустел. Не хватало смеха, пения, болтовни сестры. Отец уходил с раннего утра и возвращался совсем поздно. Джону Диккенсу пришлось взяться за работу. Найти работу помогли приятели. Приятели у Джона Диккенса были везде. В ресторанах и кофейнях он встречал газетных репортеров. Они уговорили его научиться стенографии и работать с ними. В газете за, работу отлично платят.

— «Хорошо бы и мне сделаться репортером и работать в газете, — думал, глядя на отца, Чарли. — Там я познакомлюсь с писателями, покажу им свои рассказы, может быть удастся какой-нибудь рассказ напечатать. В газете я, наверное, пробью себе дорогу. Не век же мне торчать у стряпчего в конторе! Судьей или адвокатом я все равно не буду. У Блэкмора я только напрасно теряю время. Необходимо научиться стенографии» — решил мальчик.

Стенография трудное дело. Сокращенными знаками, точками, штрихами, кружками, всякими каракулями нужно успеть записать слова и даже целые фразы, чтобы к концу судебного или парламентского заседания точно и полностью сообщить в газету все, что там говорилось. Стенографии учатся целыми годами.

Чарли купил учебник и принялся за дело. Сначала он чуть было не сошел с ума от непонятных правил и законов. Точки, поставленные над черточкой, обозначают одно слово, а точки под черточкой или рядом с нею, совершенно другое. Круги и полукруги, значки на подобие мушиных ножек, каракули с загибами и перегибами… Стоит что-нибудь поставить не на своем месте — все перепутывается, мешается, весь смысл написанного исчезает. От страшных загибов, перегибов, от мушиных ножек, кругов и полукругов у Чарли кружилась голова и звенело в ушах. Даже по ночам во сне перед ним вертелись и плясали таинственные знаки.

Мальчику казалось — легче научиться говорить, читать и писать на шести языках, чем овладеть головоломными тайнами стенографии. Как запомнить, что бессмысленное сплетение в виде паутины означает слово «ожидание», а каракули в виде ракеты — слово «невыгодный»!.. Едва набьешь себе голову этими уродами, как из нее вылетают все другие знаки. Опять начинай все сначала. Несметными вереницами, как страшные чудовища, тянутся стенографические знаки.

Но мальчик с детства привык к труду. Работал упорно, настойчиво, неутомимо; работал до поздней ночи, а утром спешил к мистеру Блэкмору, в контору.

Он приходил туда недовольный и угрюмый. Напрасно Поттер приставал к нему с песнями и шутками. Старшему писцу не удавалось расшевелить товарища. Поттеру, наконец, стало жаль мальчика. Он вспомнил, что давно обещал взять его в театр. Поттер пошел в кассу и купил билеты.

— Сегодня мы пойдем с тобою в Дрюрилендский театр. Там играют трагедию Шекспира «Король Лир» — объявил он Чарли.

Чарли кинулся к Поттеру на шею.

— Кто будет играть короля Лира?

— Знаменитый актер Эдмунд Кин.

Мальчик весь день волновался, не мог дождаться вечера.

Вечером они пошли в театр. Войдя в зрительный зал, Чарли зажмурил глаза. Свет бесчисленных свечей ослепил его в первую минуту. Такого роскошного зала, такой нарядной публики он еще никогда не видел. Женщины в ложах — одна красивее другой. Платья окружали их легкими, пышными облаками; в ушах и на шеях сверкали драгоценности; в руках, туго обтянутых лайковыми перчатками, они держали цветы или огромные веера из страусовых перьев.

Мощно и стройно заиграл оркестр.

Оркестр замолк — и занавес поднялся.

— Неужели это знаменитый Кин? — думал мальчик, глядя на невзрачного, некрасивого человека в пышной мантии и золотой короне.

Кин хриплым голосом стал читать знакомые, любимые с детства, стихи Шекспира.

Огорченный Чарли оглянулся на Поттера.

— Он всегда так сначала, — шепнул Поттер. — Погоди, дай ему войти в роль. Увидишь, что будет дальше!

Кин играл все лучше и лучше. Он точно вырос, голос его зазвучал по-иному. Когда старый, покинутый всеми, Лир, скитаясь в бурю, темною ночью, проклинал своих жестоких дочерей, публика слушала, затаив дыхание. Многие женщины плакали.

Занавес опустился. Раздался гром рукоплесканий.

Спектакль кончился поздно. Когда Поттер и Чарли вышли на улицу, шел проливной дождь, прохожие хлопали галошами по грязной мостовой, всюду уныло мелькали большие мокрые черные зонтики. На улице было темно и тускло горели фонари. Чарли и Поттер, как вкопанные, остановились среди улицы, им сразу стало невыносимо тяжело, одиноко, скучно. Толчки спереди и сзади привели их в себя. Поттер объявил, что они пойдут в кабачок «Черного Ворона».