Сердце горца - Монинг Карен Мари. Страница 45

Габби последовала его совету: вытянула губы трубочкой и стала дышать через рот, стараясь переждать это и надеясь, что все скоро закончится. Адам был прав: звучание древнего языка наполняло ее странной готовностью к битве, неудержимым порывом собрать всех МакКелтаров вместе и укрыть их где-то. А затем проехать по соседним городам, поднимая тревогу.

Наконец Дэгьюс закончил, и она услышала, как Гвен и Хло одновременно воскликнули, затаив дыхание:

– О Боже!

Габби открыла глаза.

Драстен поднялся на ноги и нахмурился, и то же самое сделал его брат. Оба они смотрели на Адама – которого теперь они, вероятно, могли видеть. Потом на своих жен, потом снова на Адама.

Габби заметила взгляды Гвен и Хло и вдруг почувствовала себя намного лучше, с горечью вспоминая те времена, когда ей приходилось игнорировать Чар.

«Не одна я такая», – с облегчением подумала она. Она не аморальный человек, не бесхарактерная женщина, ждущая, когда ее похитит Существо; в Существах действительно было что-то притягательное и необычайно привлекательное что-то такое, чему женщины не могли противостоять. Адам произвел на Гвен и Хло такое же впечатление, как и на нее.

«Да разве могло быть иначе?» – подумала она, посмотри на него их глазами. Он был сильным, золотокожим принцем Чара, ростом почти в шесть с половиной футов, тело его состояло практически из одних мускулов, длинные черные волосы водопадом спускались до пояса. На нем были джинсы, ботинки, свитер цвета слоновой кости и кожаная куртка, золотое ожерелье сверкало на шее, и он излучал темную, сверхъестественную чувственность. Его точеные черты лица сияли необузданной красотой, которую оттеняла темная щетина. Древней образованностью и неукротимой сексуальной энергией светились его экзотические двухцветные глаза. Слабый пряный мужской запах жасмина и сандала, который всегда окружал его, внезапно, казалось, заполнил комнату пьянящим, хмельным ароматом. И Габби спрашивала себя, уже не в первый раз, было ли что-то искусственное в запахе, который издавало Существо и который действовал на противоположный пол как самый сильный возбудитель.

Адам был воплощением ожившей фантазии и излучал неодолимый соблазн, в котором содержалось какое-то необъяснимое предупреждение об опасности. Что-то в нем говорила «Я могу принадлежать тебе, малышка, попробуй, я – сплошная проблема, и тебе это понравится» и пробуждало в женщине первобытные сексуальные инстинкты. Возбуждало ее, хоть она и знала, что ей нужно бежать без оглядки.

И вот теперь, видя выражение на лицах Гвен и Хло, Габби спрашивала себя, как она могла до сих пор не переспать с ним? Сколько еще она сможет ему сопротивляться?

«И раз уж на то пошло, – с раздражением признала она, видя, как смотрят на него Гвен и Хло, – зачем мне сопротивляться?» Похоже, они бы этого делать не стали.

– Вот тебе раз! – тихо сказала Хло.

– Да уж, – затаив дыхание, ответила Гвен.

Обольстительный принц Чара одарил их улыбкой, полной дьявольского очарования, улыбкой сексуальной, игривой озорной, и на короткий миг, перед тем как изогнулись усмешке его губы, кончик языка задержался между белыми зубами и темные глаза сверкнули золотом.

Габби застонала. И тут же спохватилась, спрятав стон за сухим кашлем. Ее тайная страсть вдруг стала заметна окружающим, и ей это совсем не нравилось. И вероятно, не ей одной.

– Ты думаешь то же, что и я, Дэгьюс? – недовольно спросил Драстен.

– О да, – мрачно ответил Дэгьюс. – Тебе тоже больше нравилось, когда он был невидим?

– Без сомнения.

– Заколдовать его снова?

– Я не против.

Адам запрокинул голову и рассмеялся, его глаза сверкнули золотым огнем.

– Черт возьми, как же хорошо снова обрести форму, – довольно промурлыкал он.

ГЛАВА 18

Драстен и Дэгьюс были не единственными, кто хотел бы видеть Адама незримым... или, скорее, не видеть его вообще.

В поместье Келтаров было еще двадцать три женщины – если не считать Гвен, Хло и ее кошку, – и Габби это знала, потому что вскоре после того, как Адам стал видимым, ей представился случай лицезреть всех обитательниц замка, от самой крошечной малышки до ковыляющей старухи.

Все началось с прихода толстой тридцатилетней горничной, которая явилась, чтобы задернуть шторы и поинтересоваться, «не желают ли господа чего-то еще?». В тот момент, когда ее взгляд из-за очков упал на Адама, она начала заикаться и запинаться. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы вернуть своим действиям некое подобие согласованности, но она все-таки сумела, спотыкаясь, выйти из библиотеки, чуть не перевернув лампу и маленький столик, встретившиеся ей на пути. Очевидно, она просто спешила дать сигнал и привести все силы своего семейства в боевую готовность, поскольку вскоре начался настоящий парад: румяная пышная служанка зашла и предложила долить еще чаю (хотя они не пили никакого чаю), за ней по пятам проследовала хихикающая женщина, которая якобы искала потерянную тряпку для пыли (которую – удивительно ли? – она так и не нашла), за ней появилась третья, искавшая метлу (неужели в Шотландии убирают в замках по ночам – кто бы мог подумать!), затем четвертая, пятая, шестая, которые спрашивали, устроит ли мистера Блэка Хрустальная комната (почему-то никто не интересовали тем, какая комната устроит Габби; она ожидала, что в итоге ей отведут комнатушку где-то в надворных постройках). Седьмая восьмая и девятая пришли объявить, что комната Адама готова, и узнать, не желает ли он, чтобы его проводили? Наполнили ему ванну? Помогли раздеться? (Ну, последний вопрос они, может, и не задавали, но он читался в их глазах.) Затем с разными промежутками во времени появилось еще с полдюжины женщин, повторяющих одно и то же снова и снова. Они уверяли, что сделают «все, абсолютно все, что пожелает мистер Блэк».

Шестнадцатая пришла, чтобы забрать двух крошечных девочек с колен Адама, несмотря на их протестующие вопли (и сама не уселась к нему на колени только потому, что Адам поспешно встал), двадцать третья и последняя была так стара, что могла сойти кому-то за прапрабабушку, но даже она бесстыдно флиртовала с «милым мистером Блэком», хлопая несуществующими ресницами и приглаживая тонкие седые волосы покрывшимися пятнами руками с просвечивающимися синими венами.

Но больше всего Габби поразила кошка – кошка, которая, видимо, оказалась самкой, и вдобавок в период течки. Она плавной походкой вошла в библиотеку, подняв хвост, кокетливо закрученный на конце, и начала тереться своей мягкой шерсткой о лодыжки Адама, мурлыча и, вероятно, доводя себя этим до состояния блаженства, от которого она жмурилась и изгибалась.

«Мистер Блэк, черт бы подрал вас всех! – хотелось закричать Габби (она любила кошек, правда, любила; и раньше ей никогда не хотелось пнуть никого из них, но, Боже правый, – Даже кошки?..), – Существо, и я его обнаружила, поэтому он – мое Существо. Руки прочь».

Но похоже, все о ней забыли, как подозревала Габби, не в последнюю очередь благодаря тому, что они были замужем за такими необычайно сексуальными мужчинами), а Габби сидела молча, чувствуя, что постепенно становится почти такой же невидимой, каким до этого был Адам. Как будто он не просто избавился от заклятия, но и каким-то образом перенес его действие на нее.

Наконец, видимо потеряв терпение, Драстен приказал прислуге ложиться спать, грозно хлопнул дверью библиотеки а после недолгой паузы закрыл ее на ключ и прислонился к ней спиной.

– Ты что, вынужден постоянно это терпеть? – насмешливо поинтересовался он у Адама.

Тот кивнул.

– Хотя встречаются и такие, – сказал Адам, бросая взгляд в сторону Габби, – которые для начала предпочитают хорошенько меня треснуть.

Он произнес это, демонстративно потирая губу, которую она разбила, и беззаботно ухмыльнулся.

Она сжала руки в кулаки, чтобы не вскочить и не ударить его еще раз. Просто за то, что он Адам. За то, что он так непростительно неотразим. За то, черт возьми, что он стал видимым. Почему он не мог остаться под действием заклятия? Неужели это так сложно?