Сердце горца - Монинг Карен Мари. Страница 52

– Особенно если будешь действовать так медленно, – раздраженно ответила она.

– Раздвинь ноги, – потребовал он и распластался на ней во весь рост, перенося вес на предплечья и коленями раздвигая ее ноги еще шире. – Обними ими мои бедра.

Она молча подчинилась.

– Скрести лодыжки у меня за спиной. Нам будет нелегко.

Неистовая дрожь охватила ее при этих словах. Она это знала. Она знала это с того самого момента, когда впервые почувствовала его давление на свои ягодицы, еще там, в Цинциннати, в то утро, когда он ворвался в ее дом, – и это была одна из причин, по которым с тех пор она не находила себе места. Все ее молодые люди были высокими, крепкими парнями. Ей нравились сильные мужчины, всегда нравились, она любила больших мужчин, которые возвышались над ней. А Адам Блэк был сильный «негодяй» до мозга костей. И в принципе она не соврала служанкам: он действительно был непропорционален, его пенис оказался еще больше, чем можно было предположить.

– Во всяком случае, не думаю, что с тобой что-то бывает легко, – задыхаясь выговорила она.

– Да, не бывает, но думаю, тебя не привлекает то, что легко дается, ka-lyrra. Обещаю, со мной ты не соскучишься.

И его рука очутилась у нее между ног, его палец скользнул в ее скользкое, жаркое местечко, надавливая вглубь и вверх, ища преграду. Потом он сделал то же самое уже двумя пальцами, и Габби лишь смутно осознала, что он пробил тонкую плеву, поскольку нарастающая боль слилась с удовольствием от того, что он наконец-то оказался в ней. Ее бедра поднялись ему навстречу, стремясь заполучить его всего.

И вот Адам убрал руку и слегка подтолкнул в ее мягкие складки твердую головку члена. Он пытался пробиться в нее. Габби всхлипнула от боли, пытаясь приноровиться к нему, ерзая, стараясь принять его, но он был слишком большой, а она – слишком узкая.

– Тише, Габриель. Расслабься, – сказал Адам сквозь зубы.

Она попыталась расслабиться, но не смогла; она инстинктивно сопротивлялась, и на какое-то время они сцепились в безмолвной сексуальной схватке, где он едва ли отвоевал хоть сантиметр. Ее мышцы не сдавались, сопротивляясь жесткому напору.

Адам прошипел сквозь зубы:

– Габриель, ты меня просто убиваешь; дай мне войти.

– Я стараюсь, – простонала она.

Грязно выругавшись, Адам вдруг поднял ее ноги и закинул лодыжки себе на плечи, запрокидывая ее таз назад и вверх и бесстыдно распахивая ее.

Схватив в кулак ее волосы у самых корней, он наклонил ее голову назад и прижался к Габби губами, сливаясь с ней в глубоком, захватывающем поцелуе, исследуя ее рот горячим бархатистым языком. Ее настолько ошарашил этот поцелуй, его пылкая, властная неистовость, что она была расслаблена, когда он пронзил ее, и поняла, что именно для этого предназначался поцелуй.

Адам проник глубоко внутрь одним медленным, осторожным, уверенным движением, наполнив ее собой, и она вскрикнула в его рот, но он по-прежнему не отрывал от нее губ, проглотив этот крик. Он оставался в таком положении некоторое время, погрузившись в нее до предела, вторгаясь в каждый укромный уголок внутри нее, но не двигаясь, лишь целуя и сплетаясь с ней горячим языком. Он был такой большой, что ей понадобились долгие минуты, чтобы привыкнуть к нему, приноровиться и расслабиться. Долгие минуты, во время которых он оставался недвижим, заняв свою территорию, но не исследуя окрестности, пока Габби не застонала под его губами, умоляя его двигаться. Теперь, когда она свыклась с давлением, она стала ощущать его совсем по-другому, и, чтобы насытиться им, ей нужно было движение.

– Я в тебе, – довольно проговорил он. – Ах, Господи, я в тебе! – И – наконец-то! – начал двигаться, описывая маленькие эротичные круги бедрами – не бросаясь, а медленно и глубоко проникая в нее. Погружаясь в нее, затем совсем немного отступая и снова погружаясь, каждый раз задевая как бы невзначай бутон ее клитора, чем вызывал у нее бурю эмоций.

Его медленные уверенные движения словно задевали в ней какие-то таинственные струны, о которых она никогда раньше не подозревала, и всеми мышцами своего тела она снова устремлялась ему навстречу, крепко прижимаясь и дрожа, и, когда ее настиг оргазм, она поняла, что это ощущение не может сравниться ни с чем другим, – это был взрыв, вспышка так глубоко внутри нее и настолько сокрушительная, что из ее уст вырвался непроизвольный крик.

– Дьявол! – проревел Адам, напрягаясь всем телом. Он сжал ее бедра руками, пытаясь отстраниться, выйти, но было уже поздно; ощущая под собой ее трепещущее тело, он не мог больше сдерживаться и разразился спермой прямо в нее.

Несколько часов спустя Адам лежал опершись на локоть и смотрел на Габриель, размышляя над тем, в чем заключается секрет красоты.

Похоже, он начинал понимать. Дело не в симметричности черт лица и не в идеальности форм. Дело в уникальности. В том, чего нет ни у кого другого, а есть только у этого человека. Возможно, такой нос, как у Габриель, был у тысячи других людей, но только на ее лице он так гармонировал с ее глазами, ее скулами и волосами. И только ее нос так ярко подчеркивал выражение ее лица, так мило морщился, когда она улыбалась, и так надменно раздувал ноздри, когда она злилась.

Этой ночью Адам увидел множество выражений на ее лице. Он видел, как она просит ласки, как сгорает от желания. Ее глаза дико сверкали, когда она выгибалась и вздрагивала под ним. Видел, как она мягко, ласково поддается ему, стоя на коленях и локтях перед огромным, во весь рост, зеркалом в их будуаре, в то время как он берет ее сзади. Видел, как ее золотисто-зеленые глаза прищуриваются и вспыхивают, как у кошки, когда она мурлычет от удовольствия. Видел, как раскачиваются ее полные груди, когда его большие яички ритмично шлепают по ее ягодицам и бедрам. Видел, как Габби наблюдает за тем, как он проделывает с ней все это. Он видел, какой она была отстраненной и растерянной, когда он лизал ее, упивался ею, снова и снова доводя до экстаза. И даже заметил, что она выглядела почти испуганной, когда он выжал из нее еще одно трепетное содрогание.

Если бы Адам обладал всей своей силой, он мог бы облегчить болезненность ее первого раза; он и так остановился только потому, что больше она бы не выдержала. Затем он развел огонь в камине и пошел в кухню за едой, сообразив, что они пропустили обед. Вообще-то, обед был уже много, много часов назад.

В мрачной, темной кухне он наткнулся на Дэгьюса, который таскал мороженое из морозильника. Младший из близнецов Келтаров окинул его внимательным взглядом, рассмеялся и сказал:

– Думаю, мы не увидим вас в ближайшие несколько дней, или я ошибаюсь, старик?

– Вы увидите меня ближе к Люгнассаду, – ответил Адам с дьявольской ухмылкой. – И перестань называть меня стариком. Я же не называю тебя юнцом! Зови меня Адам. Просто Адам.

– Ну ладно, Адам, – согласился Дэгьюс.

Когда Адам босиком поднимался по холодным ступенькам замка, направляясь в спальню и неся поднос, ломившийся от еды, его человеческое тело совершило такое, чего он даже не мог предположить. Он почувствовал острую боль в груди и чуть не уронил поднос. Ему пришлось остановиться и опереться о балюстраду, хватая ртом воздух, пока боль не прошла. Он вдруг подумал: как хорошо, что скоро ему придется распрощаться со своим человеческим телом, потому как с тем телом, которое дала ему Эобил, что-то было явно не в порядке.

К тому времени как он вернулся в спальню, Габби уже видела десятый сон, бессильно откинувшись на кровати, и ее обнаженное тело блестело при тусклом свете камина. Адам посмотрел на ее спутанные светлые волосы, на невероятно соблазнительную кожу, на прекрасные формы, покоившиеся на серебристых шелковистых простынях, – и заметил, что от всего этого исходило трепещущее, смертное, золотистое сияние.

«Господи, как она прекрасна!» – с восхищением подумал Адам, стоя у края кровати и глядя на свою спящую возлюбленную. Он провел подушечкой пальца по плотной выпуклости ее соска. Даже во сне ее тело отозвалось и розовый сосок затвердел. Изрекая проклятия, Адам заставил себя опустить руку и отойти на шаг, иначе он бы снова начал ласкать ее сосок, покусывая так, как, он заметил, ей нравилось. И он бы сделал ей больно, а ему этого не хотелось.