Родиной призванные(Повесть) - Соколов Владимир Н.. Страница 23

— Верят!.. И понять их можно. Нужны им люди на службе, ну, скажем, такие, как я. Мои начальники кричать могут, бить, грабить. Отто Геллер вчера мне сказал: «Мне жалко плевка для полицаев. Все они подлецы… Немцам нужны союзники для „нового порядка“. А какие из полицаев союзники? Ни грамоты у них, ни умения с людьми работать. На одной палке не уедешь далеко. Да и у палки два конца».

— В ближайшее время гестапо забросит к вам новых агентов. Надо попытаться их расколоть, — сказал Иванов.

— А с каким заданием их посылают? — тихо спросил Поворов.

— Проникнуть в партизанские отряды. Посеять там дух неверия, недовольства. Убивать командиров. Задеснянские отряды я предупредил. Так что имей в виду, если где задержусь, не успею, предупреди Данченкова и через его ребят клетнянские отряды. В Сеще расширяй свои связи. Как там девушки?

Костя на минуту замолчал.

— Аня Морозова талантливая разведчица. На Евдокиин день справляли именины жены полицая Куцанова. Под видом семейного торжества пригласили двух поляков — Яна Маньковского и Яна Тыма. Заметно, что поляки уже работают на нас.

— Есть факты? — осторожно спросил Иванов.

— Да! Четырем мужчинам, работавшим с Морозовой, грозил арест. Поступил на них донос, что они связаны с партизанами. Об этом я узнал от поляков. Предупредил Морозову. И в ту же ночь все четверо исчезли.

— Куда? Может…

— Я узнал. Все в порядке! Они ушли в отряд Рощина.

— Эй вы, шептуны! — послышался голос матери. — Я огурчиков принесла, капустки.

— Спасибо, мама, — ласково ответил Костя. — Сон нас одолевает.

Задремал и Иванов, обволакиваемый теплом русской печи. Слышал он, как чикнули последний раз ходики — и замолкли. Время остановилось…

Утром следующего дня Поворов посадил гостя на подводу, взятую у старосты. Иванов поехал в Рогнедино, на связь с Мальцевым.

Глава четвертая

Подпольщики усилили наблюдение за сещенским аэродромом и передачу сведений о нем.

Советские летчики все чаще появлялись над аэродромом. Особенно сильными стали бомбежки в первых числах июня. Серии бомб со свистом устремлялись на цели, указанные подпольщиками. Видно было, как взлетали в воздух клочья от «Юнкерсов-88», как, взметая огонь к небу, взрывались баки с горючим. В поселке выли сирены, метались дежурные солдаты из внутренней охраны, разбегались летчики.

После каждой бомбежки Поворов сообщал Данченкову о результатах. Еще в марте Аня Морозова познакомила Костю с молодыми поляками и чехами. Нетрудно было убедиться: поляки Ян Маньковский и Ян Тыма, чех Робличка — враги гитлеровцев. В их коротких рассказах о судьбе родины, сообщениях о гнусных фашистских порядках проскальзывали гневные нотки. Робличка не только был вхож на аэродром, но даже имел доступ к бумагам комендатуры. И вот возникла цепочка — поляки передавали Морозовой, она — Поворову, он — дубровцам, а Сергутин, имея пропуск для свободного передвижения по району, встречался с Данченковым и его разведчиками. Все прочие дела, которыми постоянно занимались подпольщики, Поворов и Сергутин отодвинули на второй план ради главного — крупной диверсии на аэродроме. Могла где-то оступиться Аня Морозова или чех Робличка, или Маньковский — их опыт невелик. Поэтому Поворов и Морозова открыто не общались друг с другом. Никто из подпольщиков не подозревал, что в Сеще действуют две группы — Морозовой и Поворова.

У Данченкова зарождается новая мечта, не дает покоя. «Летчик, убитый в Сеще, не полетит бомбить Москву», — говорит себе он и начинает изучать наземную оборону аэродрома. Робличка показал на карте доты, пулеметные гнезда, зенитные установки. Все ли?

Напасть на аэродром? Данченков задумался. Крепкий это орешек. Вчера работники Клетнянского подпольного райкома партии внушали ему, что командир должен сам принимать все важнейшие решения, не увлекаться мелочами, а видеть и уметь организовывать самое главное, самое большое дело. Но как вспомнишь, что на охране района авиабазы около пяти тысяч отлично вооруженных гитлеровцев, то невольно распрощаешься со своей мечтой.

Мелькнула тень.

— Вот это да! — крикнул вдруг Данченков, бросаясь навстречу дяде Коле.

Лицо Никишова, испачканное отходами масла, было темно-лиловым.

— Ай да Никишов!.. И в таком виде ты решил прийти на свидание в изысканное общество? — проговорил Федор, смеясь.

— Мне вовсе не улыбается такая прогулка — каждый километр стоит огромного труда и хитрости, — но сам себе приказал. Трудно не подчиниться дисциплине, которую для себя установил.

— Садись!.. Ты чем-то недоволен, взволнован. Может, мне чаще тебе приказывать? Так, что ли?

— А может, и верно! — Глаза Никишова смотрели так, словно он чего-то долго ждал и вдруг понял, что ждать больше нечего. — Важные сведения принес! Слушай, Федор, а что не поймешь — переспроси. Вчера ночью наши пятый раз бомбили авиабазу. Плохо получилось. Дюда изобрел хитрую маскировку. В южной части летного поля гитлеровцы установили несколько десятков фанерных макетов. Наши приняли их за боевые самолеты и весь груз обрушили на камуфляж. И как бомбили!

— Сейчас же передам в штаб фронта… Расскажешь Антонову точнее, где теперь немецкие самолеты. И это все? Помни, что ты теперь мой заместитель по разведке.

— Слишком круто поднимаешь меня. — Никишов замигал, а потом прищурил левый глаз, словно прицелился. — Так вот, в здании Сергеевской школы фрицы создали ночной санаторий. Они напуганы налетами. Сергеевскую школу мы хорошо знаем. Двухэтажное кирпичное здание. Есть подвал. Дело Дюда поставил на европейский лад. Ресторан, вино, музыка. На утеху летчикам привозят девиц. Поляки всё разузнали: какая охрана, где стоянка машин, где зал, где спальня. Указали все посты по охране санатория. Вот где можно прихватить фашистских асов. Олсуфьевский аэродром тоже наши бомбят, так и те летчики в Сергеевку тянутся. Тут можно такую уху сварить!

— Молодцы! Ой, молодцы! Я и сам об этом думал… Ну, командир, дай руку!.. Какое дело подготовил!

Федор стал подробно расспрашивать его обо всем, что выяснили поляки, чех Робличка, подпольщики и больные, приезжавшие к Митрачковой. Мысленно он уже разрабатывал варианты, как и когда провести эту операцию. Видно было: этими сведениями заинтересовался.

— А все же я пошлю свою разведку, — раздумчиво произнес Данченков.

— Это как же? Не веришь мне? Я не только твой разведчик, но и доверенный райкома, — вспыхнул Никишов.

— Дружище! — обнял его за плечи Данченков. — Мы вместе, не славу же делим. Доверяю тебе, но… Ты понимаешь, я ведь военный человек, мне надо узнать для проведения успешного боя все детали, учесть все мелочи.

Ну вот, к примеру, где установить пулеметы, чтобы простреливать коридоры, а главное, спуск в подвал? Скажи, где?.. Или вот еще: запалить сразу сараи и машины или весь огонь — на здание? Село кругом. Значит, надо так вести обстрел, чтобы не побить своих.

— Да, твоя взяла, — согласился Никишов.

О разгроме Сергеевского ночного санатория сохранился достоверный документ. Вот немного сокращенная выписка из дневника командира отряда Федора Данченкова:

«Мысль уничтожить фашистских молодчиков в санатории не давала мне покоя. Мы с комиссаром Гайдуковым подробно разрабатывали план нападения. Опыта крупных операций у нас еще не было. Всю зиму готовили подрывников, учили делать мины, собирали по берегам речки оружие, плели партизанскую обувку — чуни (вроде лаптей, только из свежей кожи), ставили мины на железной дороге и большаках, вели массово-политическую работу и конечно же вместе с подпольщиками занимались разведкой, поэтому операции нашего отряда проходили успешно. Деревня Бочары стала нашей базой. Здесь у нас была рота, вооруженная двумя пушками-сорокапятками и шестью станковыми пулеметами на тачанках. Отряд рос с каждым днем, и оружия требовалось все больше и больше.

Не дремали и гестаповцы. В первых числах июня Константин Поворов через Сергутина сообщил, что к нам забрасывают двух шпионов. Поворов точно описал внешность обоих, характерные приметы. И как только шпионы появились, были тут же разоблачены и расстреляны. Уничтожив фашистских агентов, мы ускорили подготовку к нападению.