Треск Цепей I: Отражение (СИ) - Тихий Даниил. Страница 10

Я не стал говорить Мару, что не владею мечом или топором. Моя ценность в его глазах могла резко упасть, а мне это было ни к чему. Сверкая в темноте своими глазищами, он сказал, что меня выдают зубы и мягкая кожа на руках. Дескать, только у благородных и богачей среди людского племени такие чистые руки и ровные, белые зубы. А я не стал его разубеждать. Мастер ключей даже и близко не угадал, откуда у меня ровные зубы и не покрытая мозолями, мягкая кожа на ладонях…

Я спросил его о чудище, что появилось и сгинуло внутри круга, и о пепельных призраках его охраняющих. На что он предположил, что это место может быть клеткой для злого духа или демона, а может иного существа. Призраки сторожили не само существо, а подходы к нему, чтобы не дать ребяткам вроде меня освободить из-под стражи гибельную напасть.

Мар, как ни крути, не знал правды, лишь предполагал, что служители храма сдерживали в этом тайнике какое-то зло и даже (возможно) тут может быть спрятано нечто полезное, но он считал, что без поддержки кудесника вынюхивать не стоит. И в этом выводе, я был с ним полностью согласен.

В какой-то момент сон начал брать свое, и разговор затих сам собой. Здесь было холодно, но я, голодный и порядком уставший за этот муторный день — всё равно клевал носом. По итогу распоясался, подложил сложенный кушак под задницу, чтобы почки не застудить и незаметно для себя уснул.

* * *

Попытка соединения…

Первичное соединение установлено…

Нервно-психическая устойчивость 9/10. Корректировка не требуется.

Запуск фундаментальных протоколов личного ИИ.

Диагностика неполадок…

Обнаружено несоответствие блоков памяти. Фиксирую в «родной» памяти и подсознании носителя многочисленные воспоминания об установленном и функционирующем программном обеспечении «Оазис». В-то же время память биотического блока пуста, установленное программное обеспечение — базовое.

Запускаю глобальную диагностику…

Запускаю протоколы критического восстановления после ошибки, на базе воспоминаний создаю фундамент утраченного программного обеспечения, предварительный прогноз готовности — три цикла отдыха…

— Вставай человек! Снарружи уже всходит солнце, нам нужно поторрапливаться.

Мурчание зверолюда не выговаривающего букву «Р» и вместо этого каждый раз тарахтящего маленьким трактором, стало заменой будильнику. Мар высекал искры пытаясь разжечь один из факелов, и озаряемый жёлтыми вспышками выглядел в окружающем мраке жутковато.

И как он только понял, что снаружи уже утро?

Строчки текста, увиденные перед пробуждением, всё ещё стояли перед моими глазами. Теперь я был уверен, что это не сон. Имплант всё ещё в моей голове, биотический блок занимает часть моей черепушки… но почему он остался? И почему остался именно в таком виде, без установленного ещё в мире Первоисточнике программного обеспечения? Синтетический протез, заменяющий мне пальцы, сменился при переходе в этот мир — органикой, старые шрамы исчезли, за исключением одного…

И тут меня осенило!

Твою мать! Моё тело вернулось к тому состоянию, в котором я впервые раскрыл глаза и осознано взглянул на мир. Вот откуда вся эта «детская» нежная кожа, отсутствия приобретённых позднее шрамов и увечий, исчезновение внедрённых в организм мутагенов, и даже отсутствие ПО в импланте можно объяснить именно откатом. Я новый — старая версия самого себя примерно трёхгодичной давности. Хорошо хоть память при мне.

— Мррау-ру человек! Ты ррешил остаться?

Факел в руках мастера ключей разгорелся, и высоко поднятый над головой вытеснил мрак из окружающего пространства.

— Извини, никак от сна не отойду.

Сказанное было лишь отчасти неправдой. С учётом того, что я не ел и не пил почти сутки, причём пережил пару стрессовых ситуаций и постоянно двигался, а на тот же сон пришлось едва ли четыре-пять часов…

— Чувствую себя куском дерева.

С хрустом размяв позвоночник, я подпоясался и, кивнув в сторону оружия, все ещё лежащего на полу, спросил. — Не возражаешь?

— Нет человек, я сделал свой выборр.

Топорик я сунул за пояс, сделал пару глотков из поданной зверолюдом фляги и, скривившись, спросил.

— Ох, что за кислятина?

— Настойка на оррехах фиджу и ягодном сборре Мррау-ру. Утоляет жажду и бодррит.

Отдав флягу, я принял факел у Мара, а во вторую руку взял меч.

— У нас есть план?

— Открроем тайный ход, и если наверрху кто-то есть, выманим их сюда, в узкий пррроход, полагаясь на свойства твоего меча.

— Разумно. А дальше?

— Тоеррракси и Соня не могли уйти далеко в темноте. Они не чувствуют лес. Будут дерржаться ррядом с одной из дорог, и идти парралельно. На доррогах не безопасно Мррау-ру, но у них нет выборра, иначе просто заблудятся. А мы выберрремся из деревни, найдём напрравление, в которром они ушли, и потрратим день на восстановление сил. Напьёмся, поедим, и выспимся при свете солнца, это самое безопасное врремя. А затем я поведу тебя зверриными тропами, тут вся местность истоптана дикими свиньями.

Я на это лишь пожал плечами, мне нечего было возразить, он следопыт, ему и карты в руки.

Мар просил меня не мешать ему с факелом, и эта просьба сначала вызвала моё удивление. Я не сразу понял, что зверолюд прекрасно видит в темноте, гораздо лучше, чем в жёлтом, пляшущем свете факела.

Мастер ключей провозился с открытием тайника минут десять. Шуршал там что-то в темноте, бормотал, потом раздался щелчок и знакомый глухой скрежет сработавшего внутри стен механизма.

Кот выпрыгнул из прохода пулей и зашипел.

— Я их слышал! Не стой, брррось факел на пол! Не давай им войти в зал Мррау-ру и оттеснить тебя от лестницы!

Я сделал, как сказано, швырнул факел на пол и обеими руками, взялся за вытянутую рукоять меча. Когда-то его лезвие было длинным, даже очень длинным, и рукоять под стать. Мурашки галопом проскакали по спине, когда я заслышал знакомый скрип и щелчки. Мёртвые идут.

Скрип…

Характерный треск…

Серое, потустороннее свечение, не дающее тени…

Первый из мёртвых, как-то боком, криво и неловко, едва не упав, протиснулся мимо металлического ржавого прута. Того самого прута, что проткнул корзину с факелами из-за сработавшей ловушки во время моего первого спуска в зал.

То ли его заклинило, то ли так и было задумано, но прут остался в проходе, протянувшись от ступеней до потолка и разделив тем самым проход надвое. И сейчас это играло нам на руку.

Я ударил с вытянутых рук, маховым и немного неловким движением, тем не менее, позволяющим коснуться мертвеца зачарованной сталью. Скелет, покрытый кусками мумифицированной кожи, плесенью и сгнившими тряпками, вытянул руки и устремился ко мне. Чиркнувший по его пожелтевшим рёбрам клинок не сжёг и не испепелил тварь на месте, и этот крах ожиданий едва не стоил мне жизни.

Скрюченные, костлявые, и местами покрытые пергаментной плотью пальцы, едва не схватили меня за лицо. Моё сердце ушло в пятки, а лицо исказилось от страха, когда одна из рук мертвеца зацепила меня за рукав трофейной рубахи.

Крутнувшись на месте, я ударил, и ударил уже всерьёз. Никаких касаний из расчёта на магию. Срыв захвата и удар, неумело, но уверено, как может драться мясник подстёгнутый ужасом. И на удивление это сработало.

Полыхнуло так, будто в точке соприкосновения клинка и потустороннего сияния, возникло короткое замыкание. Уже знакомый белый огонь одной вспышкой пожрал весь серый, мёртвый свет, что сочился из глазниц и реберных щелей умертвия.

Призраки умирали дольше.

Как часто бывает в бою, он врезался в мою память отдельными фрагментами-кадрами. Вот валиться на пол лишённая сияния груда костей и сухой плоти завёрнутая в тряпки. В проёме узкого входа на лестницу тесно от тел, кукольные, дерганые движения. Щелчки и потрескивания превратились в сплошной фоновый шум, барабанной дробью сопровождающий схватку.