Рип (ЛП) - Коул Тилли. Страница 28

Моя грудь сжималась, когда она называла меня так. Заал. Раскаленная добела боль пронзила мою голову, когда я услышал имя Заал. У меня перехватило дыхание, и я начал раскачиваться взад-вперед. Я прижал руки к глазам, чтобы остановить боль.

Рука прижалась к моей щеке и оставалась там, пока боль не утихла. Я открыл глаза. Талия сидела передо мной. Она смотрела на меня с грустью в глазах. Комок встал мне поперек горла, и я прошипел:

— Зачем... почему... ты... делаешь это... со мной?..

Ее лицо исказилось от боли, и она откинулась на спинку стула, губы ее дрожали.

— Делаю что? — прошептала она. Ее голос был дрожащим.

— Это... — сказал я ей, положив руку на грудь. — Ты причиняешь боль... здесь... — Я указал пальцем на сердце. Я чувствовал себя разбитым, разбитым из-за ее обмана.

Я доверился ей.

Она сделала паузу, ее красивое лицо застыло, пока она не отвела взгляд. Ее губы поджались.

— Как? — тихо спросила она. — Как я могу ранить твое сердце?

— Ты... лжешь, — ответил я. Я видел, как она повернулась ко мне лицом, казалось, в замешательстве. Я поднял с пола цепь, поместил ее рядом с рукой и показал ей следы на запястье. — Я не свободен.

Я не знал, как долго я был здесь, в этой новой камере, но я был прикован. Мои запястья и лодыжки кровоточили. Дважды в день к моим ногам бросали еду в мешке. Я мочился в ведро в углу. Также было и у Хозяина.

— Нет, — отреагировала Талия. Ее голос дрожал. — Ты свободен. Твоего похитителя здесь нет.

Еще больше боли пронзило мою грудь, пока она продолжала лгать.

— Цепи, — сказал я. — Я не свободен. Меня держат в цепях, во тьме. Я не свободен…

В темной камере воцарилась тишина. Талия долго ничего не говорила. Потом она встала. Я не поднимал глаз. Я знал, что она уйдет. Но ее ноги не двигались.

— Заал? — позвала она. — Возьми меня за руку.

Я покачал головой. И все же она не уходила. Я чувствовал, что она смотрит на меня. Когда я поднял глаза, она смотрела прямо на меня. Ее рука оставалась вытянутой.

— Зачем? — спросил я. — Зачем тебе моя рука?

По ее щеке скатилась одинокая слеза.

— Свобода, — ответила она. — Я хочу показать тебе свободу.

Глава 11

Талия

Ты… для меня?

Даже сейчас, когда протянула ему руку, чтобы вытащить из этой гребаной камеры пыток в подвале, я не могла выбросить эти слова из головы. Я не могла прогнать выражение его лица, смотрящее на меня с такой надеждой, таким облегчением, что я была его.

Ты… для меня?

В тот момент я была для него последней надеждой. Я могла видеть это. Видела это в его зеленых глазах. Он тронул меня до глубины души. Этими простыми, искренними словами он что-то во мне разбудил.

Он не сдвинулся с места, но внимательно смотрел на мою руку, как на запретный плод, который ему так хотелось отведать. Он разбивал мне сердце, пока внутри него шла борьба. Его противоречивые глаза метались из стороны в сторону. Он хотел мне верить. Он так сильно хотел мне верить, что эта вера, словно отчаянный маяк, сияла в его зеленых глазах.

Я потянулась вперед и подтолкнула свою руку ближе к нему.

— Возьми меня за руку, Заал. Позволь мне показать тебе правду. Доверься мне, всегда доверяй мне. Я никогда не буду тебе лгать. Я обещаю.

Он взглянул на тяжелые цепи, брошенные сбоку от него, и снова посмотрел мне в глаза. Он нахмурился. На его лице промелькнуло одобрительное выражение, которое заставило меня поверить, что он собирается довериться мне. Он поднял руку, но остановил ее в воздухе. Его челюсть и кулак сжались одновременно. Затем он растопил мое сердце: поверив мне, он сделал над собой усилие и вложил свою большую руку в мою.

Мы замерли на короткое время в таком положении: он сидел, я стояла, а наши руки были соединены. Поднявшись на ноги, огромное тело Заала возвышалось надо мной. Его рука все еще держала мою, и я знала, что он не отпустит меня. Он был таким свирепым и неукротимым во внешности и поведении. Но его крепкая хватка на моей руке сказала мне, как он боялся понятия своей свободы... довериться мне... когда, в его измученном уме, я могу привести его только к большему наказанию и большей боли.

Он глубоко вздохнул и прошипел:

— Я слаб. Я чувствую слабость.

Вздохнув, я склонила голову набок.

— Я знаю. Но ты станешь сильнее. С каждым днем ты будешь становиться сильнее.

Поглаживая большим пальцем шрам на его руке, я наблюдала, как напрягаются его мышцы. Наши взгляды встретились; что-то неописуемое, осязаемое прошло между нами. Я добавила:

— Пойдем со мной.

Заал кивнул, и я повела его к лестнице. Когда мы дошли до нижней ступеньки, он замедлился, а затем остановился. Я снова взглянула на его настороженное лицо и автоматически сжала его руку.

Он глубоко вздохнул и снова последовал за мной, на этот раз вверх по лестнице. Когда мы достигли вершины, я открыла дверь. Яркий свет немедленно затопил пространство. Заал, словно ослепленный, попятился назад и уперся спиной в стену.

Я повернула голову, чтобы заметить, что он щурится. Его свободная рука защищала лицо от света. Он задыхался, как будто только что пробежал марафон, но его рука все еще не отпустила мою. Нет, совсем наоборот. Его хватка стала железной, почти болезненной.

— Заал? — позвала я и последовала туда, где он прятался в тени. — Что случилось?

Я осторожно отвела его руку от лица. Его глаза быстро моргали. Он указал на луч света, освещающий пол.

— Свет, — прохрипел он.

Я нахмурилась в замешательстве.

— Свет? — переспросила я.

Он кивнул головой и тяжело сглотнул. Когда я посмотрела ему в лицо, меня осенило.

— Ты никогда не выходил на улицу при свете дня?

Заал уставился на свет, в луче которого танцевали пылинки, и ответил:

— Я всегда в темноте. Прикованный цепями в темноте. Я убиваю только в темноте.

Я знала, что с ним обращались, как с животным. Но лишить имени, заставить всегда склонять голову, наказывать за слова и бросить в темноту с детства? Лишить дневного света? Это ранило меня глубже, чем любой нож. Держать вдали от солнца…

Мой большой палец снова пробежал по его руке. Его нефритовые глаза встретились с моими.

— Не нужно бояться света. Позволь мне показать тебе.

Я могла бы поклясться, что сердце Заала билось так громко, что я слышала его в нашем коконе тишины. На мгновение мне показалось, что он не собирается покидать подвал. Слава богу, он нашел в себе мужество сделать шаг вперед. Его ноги двигались, как будто осваивая новое пространство.

Я прошла через дверь в коридор. Впечатляющая фигура Заала заполнила каждый дюйм дверного проема. Он посмотрел на порог между подвалом и коридором. Я заметила пот, поблескивающий на его теле.

Он поймал мой взгляд и признался:

— Я никогда не выходил из своей камеры один, без цепей.

Прогоняя слезы, я крепче сжала его руку и заверила:

— Ты не один.

Его глаза расширились. Инстинктивно я подошла ближе, зная, что он нуждается во мне.

Заал глубоко вздохнул и положил наши соединенные руки на свое сердце.

— Талия, — сказал он с сильным грузинским акцентом, вздохнув с облегчением. И этот звук принес мне умиротворение.

Я подождала, когда он сделает первый шаг. И, крепко сжимая мою руку, он переступил через порог. Заал стал осматривать глазами пространство коридора. Его голова склонилась от яркого света, а глаза сузились. Его обнаженная грудь вздымалась и опускалась от того, что, как я предполагала, было адреналином, бушующим в его теле.

Я потянула Заала дальше, вглубь дома. Как только он позволил себе расслабиться, звук открывающейся входной двери эхом отразился от деревянных стен. Вошли Савин и Илья.

Заал напрягся.

Взглядом я встретилась с моими быками.

Савин и Илья достали свои глоки (прим. пер. — австрийский пистолет, разработанный фирмой Glock для нужд австрийской армии).