Рип (ЛП) - Коул Тилли. Страница 49

Слезы катились по его щекам, но лицо не изменилось. Он посмотрел на меня, и опустошенное выражение его глаз уничтожило меня.

— Я подвел ее, — прошептал он. — Я не смог ее спасти. И мне придется жить с этим вечно.

Я обняла его за грудь, крепко сжимая. Заал держался стойко. Он всегда стойко держался. Как будто он был землей, а я его солнцем.

— Он убил их всех, Талия. Убил их, как свиней. Мою семью.

— Я знаю, Заал, — успокаивала я и просто удерживала его в своих объятиях.

Несколько минут спустя, когда пальцы Заала прошлись по моим волосам, я почувствовала, как его грудь шевелится. Я подняла глаза и увидела намек на улыбку на его губах.

Я растаяла.

Я смотрела на него, ожидая его слов. И тогда он пробормотал:

— Sykhaara.

— Моё счастье, — сказала я, вспоминая перевод.

— Она даже не понимала, что это значит.

— Тогда почему она тебя так называла? — спросила я.

— Бабушка так называла меня и Анри. Мы были ее любимчиками. Ее грузинские принцы, как говорила она.

Это заставило меня улыбнуться. Заал заметил. Он наклонил голову в сторону.

— Как я был близок со своей бабушкой, так и ты близка со своей. Как она умерла? — спросил он.

Я вдохнула и стала объяснять:

— Сердечный приступ. Однажды мы нашли ее в кресле. Это была годовщина смерти дедушки. — Я покачала головой, боль того дня все еще была сильной. — Мама всегда говорила, что она умерла от разбитого сердца.

Заал молчал, обдумывая мои слова. Без сомнения, он знал о том, кто виноват в смерти дедушки. Со вздохом Заал тихо произнес:

— Я плохо помню своего папу, Талия. Я ношу имя Костава, хотя нахожу, что, кроме нескольких ярких воспоминаний, которые кажутся повторяющимися, я вообще не знаю этого человека. — Заал похлопал себя по груди. — Но знай, что я не мой папа. Я не мщу твоей семье.

Я крепче обняла Заала. Моя привязанность к этому мужчине наполнила каждую клеточку. Он был идеален для меня. Во всех отношениях.

— Она заставляла меня танцевать, — вдруг прохрипел Заал, нарушая тяжелое молчание и переводя напряженную тему.

Я подняла голову и спросила:

— Кто?

Его глаза сузились, когда он что-то обдумывал в своей голове, и ответил:

— Моя бабушка. — Затем его глаза расширились. — Она! Вот откуда я знаю английский. Она жила в Америке до того, как вышла замуж за моего дедушку.

На моем лице появилась улыбка.

— Мне всегда было интересно, откуда ты знаешь английский.

— Это ее заслуга. Она сказала, чтобы вести семью, мы должны знать английский. И русский.

Мой подбородок уперся в живот Заала, и я спросила:

— Она научила тебя танцевать?

Я видела, как Заал искал в своем разуме новые воспоминания. Затем ответил:

— Да. Она сказала, что мы должны быть настоящими джентльменами. — Он выдохнул, будто прилагал усилия, чтобы это вспомнить. — Мы танцевали под ее любимую песню, которую она слышала в Америке.

— Что это было? Песня? — нетерпеливо подтолкнула его я.

Он напрягся и выдал:

— Я пойду... я пойду... — его губы сжались, а лоб нахмурился, когда он пытался вспомнить что-то еще. Потом его прекрасные зеленые глаза загорелись. — Одна, — сказал он. — Я пойду пешком... одна.

Я замерла в неверии.

— Что? — спросил Заал. Мое лицо явно выражало удивление.

— Это была одна из любимых песен моей бабушки. Это Дина Шор (прим. пер. — американская актриса и певица, одна из самых популярных сольных исполнительниц 1940-х и 1950-х годов).

Я поднялась с Заала и потянулась за телефоном на кофейном столике. Я прокрутила свою музыку и нашла трек. Заал заинтересованно сел, и, когда я повернула голову, мне пришлось сделать паузу.

Он был чертовски красив.

Мое сердце заколотилось. Он сидел в черном свитере и белой футболке. Его мускулы с оливковой кожей выделялись на фоне белизны, а длинные волосы свисали перед его лицом. Мне нравились его волосы, правда, но больше нравилось его лицо.

Заал уставился на меня.

— Что? — спросил он.

— Ты такой красивый, — тихо призналась я и почувствовала румянец на щеках. — Takoy krasivyy.

Заал как-то странно посмотрел на меня. Как будто понятия не имел, почему другой человек считает кого-то красивым. Я посидела с этой мыслью секунду и поняла, что, вероятно, нет. Не понимает.

Поднявшись на ноги, я повернулась к нему. Заал сел, глядя на меня. Сидя, он был почти одного роста со мной.

Дотянувшись до своих волос, я завязала их в хвост. Мои длинные волосы упали на плечи, и я взяла их в руку.

Заал нахмурился.

— Что ты делаешь? — удивился он.

— Можно я тебе помогу? — спросила я. Заал настороженно посмотрел на меня. Я наклонилась и провела тыльной стороной ладони по его лицу. — Мне нравятся твои длинные волосы, Заал, но я хочу видеть твое лицо.

Его хмурый взгляд не двигался, но когда я провела руками по его волосам, то его руки легли на мои бедра. Глаза закрылись, и низкий рык раздался из его груди.

Я улыбнулась ему и собрала его волосы в узел на макушке. Закончив и, желая осмотреть свою работу, я отступила назад, и весь воздух покинул мои легкие.

Заал наблюдал за мной, а мне казалось, что я вижу его впервые. С его длинными черными волосами, убранными с лица, его царственно красивое лицо — высокие скулы, темные брови, полные губы — смотрело на меня, как будто я была самой красивой девушкой в мире, абсолютной реальностью, поразившей этот дом.

Я влюбилась в Заала. Теперь он полностью владел мной. Всеми возможными способами. Он был в каждой моей клеточке, в каждом моем вдохе, в каждом биении моего сердца.

Заал поднялся на ноги. Глядя ему в лицо, я онемела и потеряла дар речи.

Заал наклонился и дал мне именно то, что было необходимо: встретил мои губы своими. Это было мягкое, нежное и более значимое, чем любое поспешное, страстное объятие. Оно сказало мне все, что мне нужно было знать. Он тоже принадлежал мне.

Заал отстранился. Я протянула ему руку и спросила:

— Потанцуешь со мной?

Заал затих. Его идеально очерченные брови опустились.

— Но здесь нет музыки, — ответил он хрипло.

Подойдя к дивану, не отпуская руку Заала, я нажала кнопку воспроизведения на своем телефоне. Устройство подключилось к динамикам дома.

Через несколько секунд потрескивающие звуки старой записи 1940-х годов доносились из динамиков. Заал быстро вздохнул, его глаза закрылись. Я положила руки на его широкую грудь, ощущая биение его сердца. От моего прикосновения Заал открыл глаза, его взгляд сверкал.

Дина Шор начала петь о своей любви, который ушел на войну, и ее обещании, что она будет ждать его, что она никогда не будет любить кого-то еще, никогда не откажется от своего сердца. Когда эти слова заполнили комнату, Заал потянулся к моим рукам, положил одну на его плечо и сжал другую своей рукой.

Заал начал вести вперед. Его ноги поначалу двигались медленно и неуверенно, но когда песня продолжилась, он стал более твердым и уверенным в себе.

Глаза Заала не покидали моих. Сквозь них проходило что-то неописуемое, пока он двигался со мной по комнате.

Я прижалась щекой к его груди, потерявшись в этом миге простоты и радости, в редком случае нашей непростой жизни.

— Я помню это, — тихо произнес он, и мои глаза закрылись. — Я помню, что у меня это хорошо получалось, — продолжил он и засмеялся. — И я помню, что Анри не мог. Он всегда наступал бабушке на пальцы.

Я слушала каждое его слово, наслаждаясь счастьем в его голосе в этот момент беззаботной радости. Рука Заала, обнимавшая меня за талию, сжала сильнее, и я услышала, как стучит его сердце.

Дыхание Заала участилось, и он остановил нас. Открыв глаза, последние ноты песни подходили к концу, я подняла свой взгляд. Заал смотрел на меня, и выражение его лица заставило мой желудок подпрыгнуть.

Я молча наблюдала, как он прижимал мою руку к груди. Его длинные ресницы моргнули. Затем снова. И, слегка приоткрыв губы, он признался: