Набат - Цаголов Василий Македонович. Страница 65

— Фу! Во взвод.

— Понимаю, — без энтузиазма ответил Асланбек, подумал: «Почему я не послушался Яшу и остался сидеть на бруствере? Тогда бы он не наткнулся на меня».

— Тебе большое дело доверили, не хлопай ушами. Смотри, не заблудись, погубишь всех, — наставительно говорил Веревкин. — У немца под носом сидим…

Едва поспевая за ним, Асланбек клял себя всеми известными ему словами. Дома он с закрытыми глазами мог ходить в горах, а здесь еще не привык, не присмотрелся. Вдруг… сейчас начнется бой? Кто-то шепотом, но требовательно окликнул.

— Стой! Кто идет?

От неожиданности Асланбек вздрогнул, чуть не выпустил из рук автомат. Из-за дерева вышел боец.

— Артиллерия, — тихо ответил Веревкин.

— Пароль?

— Лес.

— Проходи.

— Подожди меня здесь, — велел сержант Асланбеку и исчез.

Выругавшись про себя, Асланбек зачем-то взвел автомат, шмыгнул носом и замер. Напрасно пытался разглядеть, что делается вокруг: полк успел укрыться. Острый слух, натренированный в горах, уловил шорох, кажется, ложкой скребли по дну котелка.

Наконец появился Веревкин, позвал:

— Бек.

— Я.

— Идем назад. Теперь на линии огня каждый человек дорог. Не повезло тебе, браток, побыть в тепле.

Сержант, кажется, усмехнулся, Асланбеку же наплевать на тепло: в окопе можно окоченеть, зато рядом Яша, а связным пусть будет другой.

— Вошел я в землянку, а выйти не могу, ослабел, в тепле разморило.

«Разговорился. Что случилось с ним, интересно? Это бывает… Боится темноты человек и болтает без умолку, сам себя подбадривает», — подумал Асланбек.

— Ребенком я был, темноты боялся…

Сержант придержал шаг, засмеялся.

— Чудак, на фронте ноченька — наше спасение. Немец в темноте от страха дрожит… Это он днем храбрый, а ночью под себя ходит.

— Ходит, а кто же наступает?

Добравшись до своего окопа, прежде чем укрыться в нем, Асланбек позвал Яшу:

— Одесса, ты живой?

Но Яша не подавал признаков жизни: то ли уснул, то ли не хотел разговаривать.

— Ну и черт с тобой, — выругался Асланбек, бросил на дно окопа ранец.

Постоял. Не хотелось лезть в окоп. Вновь пробудилась в нем тревога. Немцы рядом, смотрят из темноты, а он их не видит, но стоит ему укрыться в окопе и уснуть — как они возьмут его в плен. Снял автомат, висевший на плече, нашел затвор, оттянул.

Болели глаза от напряжения. Вдруг над ухом раздался выстрел: немцы?! Упал, затаил дыхание. Тихо. Пришел в себя. Да это же он нажал на спусковой крючок. Голоса:

— Эй?

— Кто стрелял?

Узнал по голосу сержанта, притаился.

— Яша, — позвал Веревкин, — ты?

— Нет, — ответил одессит.

— Каруоев.

Встал, выпрямился во весь рост.

— Ты?

— Виноват… Нажал.

— Идиот! — выругался сержант и ушел.

Прыгнул Асланбек вниз, уселся верхом на ранце, откинулся назад, спиной уперся в стенку окопа, подумал о том, что надо бы подравнять ее и выдолбить для ног ямки. Как у него получился выстрел? Сидел задумавшись, потом засмеялся…

Вспыхнуло небо, и в окопе посветлело, как днем: «Немцы!» Нашел автомат, рука задержалась на затворе. Порывисто вскочил, припечатал к брустверу короткий ствол, заученными движениями отвел затвор автомата. Разогнулся, посмотрел поверх бруствера: в кого стрелять? Смотрел прямо перед собой, ожидая увидеть наступающих немцев, но открытая поляна была мертва. Оторвал от бруствера автомат и опустил прикладом к ногам. Подумал: эх, тряхнуть бы сейчас немца, пока спит, бежал бы без оглядки в одних подштанниках!

Выбрался наверх, сходил за деревья, а оттуда завернул к Славе.

— Лунатик, будь гостем.

— Гость радость для дома.

— Порадуй, пожалуйста.

— Подай, мой младший, турий рог.

— Боюсь, пролью, рук не чувствую.

Ракета погасла, и снова земля погрузилась в тьму.

— Держи, — подал Славе свой автомат, осторожно спустился в окоп. — Тесно.

— Зато теплее.

Уселись друг против друга, но через секунду Асланбек предложил:

— Рядом лучше.

Пересели, — плечом к плечу.

Притерлись… В самом деле стало теплее.

Засмеялся негромко Слава, потер нос о рукав шинели:

— В десятом классе я учился… Зимой пошли на лыжах с горочки кататься. Ну, естественно, вспотел. Как мама хлопотала!.. Мама обещала поехать со мной в путешествие в Сибирь, на Урал… Эх, мечтал на Киев посмотреть, на Казбек взобраться… Как бы мы сейчас жили здорово!

Проклиная про себя на чем свет стоит фашистов, Асланбек выкарабкался из окопа. На горизонте появилась узкая светлеющая полоса: начиналось утро.

— Яша, — позвал он.

— Что? — отозвался друг.

— Проснись.

— Кого ты подстрелил? Зайца?

Встал в окопе одессит. Укрывшись за деревьями, Асланбек в гимнастерке и меховой жилетке делал зарядку.

Не поверил своим глазам Яша, призвал на помощь Славу.

— Это кто?

— Где?

— Вон, махает крыльями.

— Бек, — воскликнул Слава. — Брр, сумасшедший.

Пригнувшись, Яша перебежал к Асланбеку, тоже замахал руками, но шинель не снял. Присядет, встанет, нагнется то в одну сторону, то в другую.

— Раз, два…

Взял Асланбек горсть снега и растер лицо:

— Уфф.

— Ты ночью убил Гитлера, говорят, Бек.

— Не болтай.

— Молчу. Раз, два… Ну, а купаться будем в Берлине. Да, да, Бек, прошу не удивляться. Заберемся в ванну самого Адольфа Гитлера и будем плавать. Ай, Яшенька, оказывается ты морально не выдержанный человек, политически близорукий! Ты ничем не брезгуешь. Взял и полез в ванну Гитлера… Поражаюсь тебе, Яша. Надо бы заглянуть в твою родословную. Побегу в лесок, пока не растерял тепло.

Одессит исчез за деревьями.

По передовой шла группа командиров, но Асланбек не заметил их и продолжал заниматься своим делом.

— Ну и молодец ты, Бек, — кричал из-за укрытия Яша. — Теперь мне видно, что и князья занимаются черной работой. Поверь, я проникся к тебе великим уважением.

Асланбек пытался попасть в рукав шинели, но не получалось.

— Яша, а я думал..

Он не видел подошедших командиров?

— Что же вы думали?

Не подозревая, с кем имеет дело, не оглядываясь, Асланбек сказал строгим тоном:

— Дорогой, иди туда, откуда ты пришел. Да, да. Сиди в своем окопчике и наблюдай за гансом. Эй, куда ты убежал, Яша?

За спиной у Асланбека засмеялись, он развернулся и, щелкнув каблуками замерзших сапог, вытянулся по команде «смирно» (как выражался Яша: «Ешь глазами начальство — минуешь гауптвахту») и вперился в командира полка, а затем скосил взгляд на его спутников и обомлел.

— Товарищ…

Асланбек вытаращил глаза, не веря самому себе.

— Товарищ генерал?

— Так точно, — улыбнулся генерал.

Командир полка и батальонный переглянулись:

— А почему вы не делаете зарядку? — спросил генерал. — Испугались мороза?

— Никак нет! Я уже. Это мой товарищ испугался.

Асланбек оглянулся:

— Ай, ай, убежал.

— Вот как.

Генерал задумчиво смотрел в сторону немецких позиций:

— Товарищ боец, а вы знаете, что вас ждет сегодня?

— Бой! — спокойно ответил Асланбек.

Командир роты выступил вперед и, улучив момент, дернул Асланбека за расстегнутую шинель.

Генерал поморщился: «Ротный перед боем заботится о заправке, черт возьми… В мирное время, наверное, от него доставалось всем за окурки и плохо прибранную постель. А научил ли он бойца в первом же бою вступить в единоборство с немецким танком, победить стальную махину бутылкой с горючей смесью и самому остаться живым?»

Генерал смотрел на Асланбека, и боец увидел, как в глубине прищуренных глаз, над которыми чернели широкие густые брови, вспыхнула улыбка. Показалось, что он встречал генерала и раньше, но не мог вспомнить где: «Не сойти мне с места, если генерал не с Кавказа! Посмотри на его лицо и нос и скажешь, что он осетин. — Кажется, и он узнал меня. Кавказец почти всегда узнает своего земляка», — а вслух сказал, медленно взвешивая каждое слово, что было так не похоже на него: