Набат - Цаголов Василий Македонович. Страница 85
— Я не сплю.
— Понимаю.
— Руку не подниму.
— А ты прикажи сам себе, — Яша встал, взял его за воротник шинели. — Ну, ну… И чего я такой влюбленный в тебя, горец несчастный? Топай.
— Слушай, не спи без меня, — сказал на прощанье Асланбек.
— Немец дрыхнет и нам велел. Ладно, ладно, отваливай, ишь, какой эгоист. Может, ты мне грелку принесешь?
Закинул Асланбек за плечо автомат и пошел, с трудом передвигая несгибающиеся в коленях ноги.
Зачем он понадобился лейтенанту? Впрочем, надо радоваться случаю побыть в тепле, а то до утра не дотянет, окоченеет. Почему только люди воюют зимой? Заключили бы на время морозов перемирие и разошлись по домам…
У командирской землянки остановился, пораженный. Еще вчера здесь стоял валун высотой с человека, а теперь валяются обломки. Гранит не выдержал, а человек как же?
В землянке, кроме взводного, застал полкового комиссара Ганькина и Веревкина.
— Значит, вам понятно? — обратился к сержанту полковой комиссар.
— Так точно!
— Вот что, — продолжал комиссар, взглянув на Асланбека. — Намерены мы атаковать немцев. По показаниям пленного, в деревне обосновался штаб полка. Но это надо проверить, заодно разведать, как сильно укреплена деревня. Правда, пока ее брать не будем, нас интересует штаб, документы. Взять их необходимо с боем. О намерениях противника нам надо много знать. Понятно?
— Куда яснее… Простите. Понятно, — Веревкин козырнул.
— А вам?
— Так точно!
Ганькин вынул из планшетки топографическую карту, разложил на столе, провел по ней рукой, разгладил.
— Спасибо, — запоздало добавил Асланбек и переступил с ноги на ногу.
Комиссар удивленно поднял взгляд на него.
— Я сделаю все, что могу, — проговорил Асланбек.
Он смотрел комиссару прямо в глаза. В эту минуту Асланбеку было приятно, что разговор состоялся при командире взвода. Пусть знает, на какое задание посылает его сам комиссар дивизии.
— Об этом больше не вспоминайте, — повысил голос Ганькин. — Вы боец Красной Армии, выполняете свой долг перед народом, перед матерью, братьями, наконец, совестью своей. Воевать, побеждать ваш долг!
— Я сказал, что думал, как сердце мне подсказало.
Комиссар строго смотрел на Асланбека:
— Задание сложное, поэтому с товарищем Веревкиным мы решили послать вас. Почему вас? Нам тоже так сердце подсказало.
Показалось Асланбеку, что комиссар слегка улыбнулся и сказал он со значением, которое понятно было только им обоим: «Я помню наш разговор, Каруоев, и хочу, чтобы вы доказали, на что способны. Не подведите меня».
— Старшим назначаю сержанта Веревкина!
В полночь разведчики подползли к деревне, она вытянулась вдоль леса двумя прямыми улицами. Огородами прокрались к крайней избе. Окна были тщательно занавешены, и все же, присмотревшись, разведчики обнаружили узкие полоски пробивавшегося света. Перевалили через низкий забор, плюхнулись в глубокий снег. Приподнялся Веревкин, повел головой, принюхался и, не заметив ничего подозрительного, пригнувшись, перебежал двор, замер под окнами. У Асланбека гулко билось сердце, он дышал открытым ртом. Сержант взмахнул рукой, и Асланбек совершил тот же путь.
— Полно фашистов, — прошептал ему на ухо Веревкин, и вдруг глаза его округлились: на ступеньках лежал автомат.
Асланбек подался вперед, но Веревкин потянул его за шинель, как раз в этот момент из-за дома вышел часовой. На ходу застегивая брюки, он взял автомат, потоптался на месте, затем поднялся по заскрипевшим ступенькам и, оглянувшись, зашел в сени.
Сбросив варежку, Асланбек взялся за гранату, и сержант снова предупреждающе положил ему на плечо руку.
Асланбеку была непонятна осторожность сержанта: немцы рядом, их можно уничтожить одной гранатой, а они должны оставить врагов безнаказанными. Он пожал плечами, и пришлось Веревкину наклониться к нему.
— Задание у нас.
Сразу вспомнил Асланбек, зачем они в деревне, кивнул.
Пробираясь огородами от избы к избе, разведчики запоминали те из них, в которых были немцы.
Во дворах, на улице они видели часовых. Бойцы все примечали: пушки в сараях с выбитыми дверьми, походные кухни, слышали чужую приглушенную речь. Обследовав деревню, разведчики выбрались на окраину, к оврагу, и чуть не наткнулись на часового: закутавшись, фриц плясал на морозе. В отдалении от него — другой. Острым взглядом Веревкин прощупывал овраг, пока не обнаружил блиндаж, а метрах в тридцати — второй.
Он подал знак Асланбеку, и тот кивнул: «вижу», а сам прикинул в уме, что будь с ними Яша да еще Матюшкин и прихвати они пулемет, так ничего не стоило бы им захватить штаб.
Возвращались через оборону немцев по-пластунски, ничем не вспугнув тишины.
У траншеи разведчиков поджидали комиссар и взводный.
— Товарищ полковой комиссар, ваше задание выполнено! — доложил Веревкин.
— Спасибо, товарищи!
Разведчики обозначили на командирской карте немецкую оборону и вернулись к себе во взвод. Всю дорогу Асланбек бежал, спешил к другу, а тот как ни в чем не бывало напустился на него.
— Куда подевались мои патроны? Ты слышал или нет? Сколько у нас патронов?
— Сто. Двести. Еще хочешь? — закричал Асланбек.
От обиды ему даже стало жарко, он не знал, что делать.
Яша сидел на корточках и пересчитывал патроны. Да разве бы Асланбек встретил его так?
— А если точнее?
До чего нудный голос у него.
— Двести сорок один патрон, шесть гранат, из них три «лимонки», две бутылки с горючей смесью, — Асланбек приложил руку к виску. — Разрешите вольно, товарищ полковник?
— Не дури… И у меня две «лимонки», сто десять патронов. Неплохо! Слушай, Бек, — Яша сплюнул в сторону. — Мы сегодня уложим кучу гадов.
— Ты и я? — съязвил Асланбек.
— Сухарей бы на всякий случай прихватить.
Яша потер рукавицей нос:
— Считай, тогда мы экипировались.
— Ну, как там немец? — спросил появившийся Матюшкин.
— Спит, — устало ответил Асланбек.
— Как дома с Греттой.
Яша поднялся:
— Молодец, Асланбек, к немцам ходил, как будто в парке культуры и отдыха прогулялся.
Пришел Веревкин:
— Здорово, Матюшкин.
— Мое вам, товарищ сержант.
— Поздравляю! Лейтенант приказал принимать тебе отделение.
— Мне?! Ха! А ты?
— К батальонным разведчикам направил… Ну, пошел я. Пока, ребята.
— Веревкин! Товарищ сержант! — окликнул Яша.
Тот остановился.
— Что?
— Как же я?
— Взводный обещал присвоить тебе ефрейтора… Если ты останешься, конечно, жив после этого боя.
— Да нет, нас на кого бросаете, на Матюшкина?
— А что?
— Остались бы сами.
— Пошел к черту, Яшка, не растравляй.
— Ясно. А звание завещаю Беку.
— Товарищ командир отделения, разрешите отлучиться по нужде? — вдруг обратился Асланбек к Матюшкину.
— Нельзя, — отрезал тот.
— Почему?
— Сохрани в себе тепло.
Но Бек даже не улыбнулся шутке.
Яша запихнул «лимонку» в карман шинели.
В ожидании выступления выкурили самокрутку на всех, а когда пришла команда, дружно выбрались из окопов.
Передвигались, как и было велено, гуськом, короткими перебежками. Приказали лечь, — упали в снег. Казалось, закрой Асланбек глаза, так уснул бы, проспал сутки и двое. Чтобы прийти в себя, он провел лицом по снегу. Защекотало в носу, с трудом сдержался, чтобы не чихнуть.
— Вперед!
Поползли.
Капюшон лез на глаза. Заложило снегом нос, не замечал, как мороз обжигал горло. Снова отдых.
…Справа зачернела деревенька, и когда до нее оставалось метров двести, рота рассредоточилась, залегла цепью.
Тишина. Продвинулись еще шагов на сто.
Лежали, прислушиваясь, время тянулось томительно медленно. Может, немцы обнаружили роту и ждут, когда она поднимется, чтобы открыть по живым целям ураганный огонь?
Чем пахнет снег? Свежей сывороткой. Нет, скошенной травой. Втянул в себя воздух. Почудился разрезанный на две половинки арбуз, прямо на бахче рано утром, до восхода солнца. Задержал дыхание: липы так пахнут, как он сразу не догадался!