Набат - Цаголов Василий Македонович. Страница 97

Офицер щелкнул каблуками.

14

Ночью, сквозь тяжелую дремоту, Матюшкин услышал рядом чьи-то голоса, возню. Кто-то ткнул его в плечо, пробасил:

— Браток, не спишь?

Как ни жаль было расставаться с теплом и дремотой, а все же пришлось подняться: незнакомые бойцы заполнили траншею. Матюшкин обратил внимание на их белые полушубки с широкими воротниками. И шапки у них теплые, меховые. И валенки, видать, новые. Матюшкин оглядел новичков. Рослые, кряжистые, все как на подбор. Потеплело у него на душе: наконец-то пришло обещанное пополнение. Теперь наверняка жди больших боев. Чего бы иначе дали им свежие силы? Врага они сдерживают и к Москве не пропустят, хотя полк и поредел. А вот чтобы сбить немцев с позиций, погнать впереди себя, конечно, нужна большая сила и она пришла.

— Присаживайся, браток, закуси с нами, — пригласили его.

Откуда-то из-за спины вынырнул Яша, затараторил:

— Садись, пока приглашают.

Матюшкину сунули ломоть хлеба, сало.

— Вот это сальце! Только маловато его, в зубах застряло, — балагурил Яша. — Бывал я в ваших краях.

— Где?

— В Сибири.

— Ну да!

— Через Свердловск проезжал за месяц до того, как меня мамочка родила.

— Ха-ха!

— Ну и чудак-человек!

Яша встал, облизнул губы:

— М-да. Сало — это вещь. Теперь бы борща с косточкой килограмма на два.

— И пельменей наших, сибирских.

— Товарищ сержант, вы чего приуныли? Вы бы сходили в лесок. Там пушек — тьма-тьмущая. И танки притаились… Пушки смазывают керосином, каким-то маслом, на лыжи ставят. Ох, чует сердце, будет что-то.

Потом сидели и курили самосад.

Кто-то запел тихо сильным голосом:

— «Ревела буря, дождь шумел…»

Пели рядом, в траншее, и Матюшкин прослезился…

С утра немцы ничем не напоминали о себе, и красноармейцы в глубине леса выдолбили в мерзлой земле неглубокую яму, завалили сучьями, развели жаркий костер и тесно устроились вокруг.

Матюшкин наклонился к Яше и вполголоса проговорил:

— Чего это молчат гансы?

— Наверное, напал понос.

— Не иначе…

В сторонке на пне сидел Яша и, положив на колени полевую сумку, что-то писал. Временами он дышал на пальцы, а когда они вконец одеревенели, придвинулся на корточках к огню.

— Товарищ помкомвзвода, никак письмо сочиняете до жинки? — крикнул кто-то из новичков.

Яша отшутился:

— Телеграмму срочную Адольфу Гитлеру.

Красноармейцы оживились.

— Нет, правда! — настаивал все тот же голос.

— Донесение о боевых делах.

— Бей немчуру — вот тебе и донесение!

— Вот кончится война, и для потомков по нашим донесениям ученые напишут историю, о нас с вами.

— Ого, куда метите!

— А что там насочиняли, интересно?

— О себе, наверное.

Усмехнулся Яша, натянул варежки, вернулся на свое место, ему протянули котелок с кипятком, отхлебнул он, крякнул от удовольствия.

— Послушайте, как я расписал себя… «Рота стремительно наступала, и командир, как всегда, шел впереди. Но вдруг по цепям пронеслось: «Командир убит!» В эту трудную минуту наступление роты возглавил красноармеец Матюшкин. Он храбро и мужественно вел бойцов в атаку. Пуля врага ранила его в ногу. Однако, превозмогая боль, Матюшкин продолжал вести роту вперед, и фашисты отступили».

Вокруг послышались голоса:

— Так это же о первой роте!

— Точь-в-точь как было.

— Чего же вы о себе не прописали, товарищ помкомвзвода? Как вы подползли к блиндажу и гранату швырнули? Да и ранило вас… Нехорошо искажать историю, — у костра поднялся высокий красноармеец. — Кто за то, чтобы вписать имя товарища помкомвзвода?

Взметнулись руки бойцов.

— Вот теперь будет точь-в-точь, — красноармеец сел.

— Ты все сказал? — спросил Яша.

— Высказался, — ответил красноармеец.

Сложив донесение, Яша проговорил:

— Товарищи бойцы, — Яша поправил ушанку. — Тут, под стенами Москвы, мы разгромим фашистов. Это точно. Вся страна смотрит на нас. Да, кого-то после боя мы не досчитаемся… Помните, нужно стремительно преодолеть простреливаемую зону. Я пойду с вами в бой, буду впереди. Есть среди новичков коммунисты, комсомольцы?

— Есть, — откликнулся боец со вздернутым носом. — Я комсомолец.

— Ясно, — Яша одобрительно кивнул.

— А мы — коммунисты.

Поднялись два крепыша в полушубках.

— Братья мы…

— Понятно, — Яша вытащил кисет.

Асланбек стоял за деревом, уперся в него правым плечом и с гулко бьющимся от волнения сердцем искал взглядом знакомые лица. Но он не узнавал многих. Это и огорчало: погибли товарищи, и радовало, — пришло, наконец, пополнение, о котором говорил взводный. Спазмы сжали горло, слезы набежали на глаза.

Вышел из-за укрытия Асланбек, пошел к Яше.

— Я комсомолец, — выкрикнул он и вытянул вперед правую руку, будто просил слово для выступления.

Оцепенел Яша, смотрел не мигая, потом вскочил, разбросал руки, кинулся к другу, закричал ошалело на весь лес:

— Бек! Нашелся! Жив…

Плакал Яша, не стесняясь, уткнув лицо другу в грудь.

— Твой отец письмо прислал.

Выдержки хватило на минуту. Стиснул Яшку.

…Да разве же он сомневался в отце? Надо сейчас же написать ему! Когда это он получит ответ? Интересно, где воюет отец? По номеру полевой почты не узнаешь… Вот здорово! Отец!

С улыбкой Яша наблюдал, как Асланбек нетерпеливо пробежал глазами по мелко исписанному листу.

Вернулся Яша к бойцам, что-то обдумывая.

— Значит так, товарищи коммунисты и комсомольцы, пойдете за мной. Ясно?

— Разрешите вопрос?

Один из братьев-сибиряков оторвался от своего места.

Яша вгляделся в него, а затем перевел взгляд на брата: «Да их же мать родная не различит».

— О чем вы хотели спросить?

— А разве не все коммунисты будут впереди?

— Понятно, коммунисты встанут рядом со мной, — Яша улыбнулся.

— Мне прикажете уйти в обоз? — громко спросил Асланбек.

— Рядовому Каруоеву разрешаю действовать по своему усмотрению!

— Слушаюсь! — Асланбек одернул шинель. — Я хочу, чтобы меня с этой минуты считали коммунистом.

Яша повернулся к другу, неловко обнял, тихо сказал ему на ухо:

— Я сам еще беспартийный, Бек.

Не выпуская Асланбека, продолжал, понизив голос.

— Думал, умру от тоски… Не находил себе места. И за что я в тебя такой влюбленный, князь!

Сжалось сердце у Асланбека, еле выговорил:

— Откуда я знаю.

Бойцы с интересом смотрели на друзей.

— Товарищи, на нашу долю выпали тяжелые испытания, и мы выдержали их, — торжественно произнес Яша.

— Мы отстоим нашу Родину! — крикнул Асланбек.

Братья-сибиряки встали и в один голос сказали:

— Отстоим!

В едином порыве поднялась рота, выдохнула:

— Отстоим!

6 декабря 1941 года. Стрелки часов сошлись на 6.00. КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ НАЧАЛОСЬ!