Как обмануть смерть (ЛП) - Мединг Келли. Страница 59

Номер комнаты Дженнера был 224. Я припарковалась как можно ближе к нашей лестнице, сразу развернув машину на случай, если нам придется быстро убегать. Без багажа, за исключением моей холщовой сумки с вещами, мы, вероятно, выглядели как пара, пробирающаяся на тайное свидание.

Я поставила сумку на пол возле кровати и медленно осмотрелась. Здесь имелась кровать королевских размеров с постельным бельем приятной расцветки, полированная мебель из искусственного ореха, довольно скромная картина на стене и современная электроника. Ничего китчевого или устаревшего. Мини-холодильник выглядел новым, а крошечные бутылочки шампуня и лосьона были из приличной розничной сети. Неплохое место для укрытия.

Или для чего Дженнер на самом деле его использовал.

Ванная была из тех, что с зеркалом и столиком внутри. Я сделала свое дело, затем проверила, как выгляжу. К моим щекам вернулся румянец, но волосы, даже завязанные, выглядели так, будто к голове приклеили мертвое животное. Определенно нужен хороший шампунь. Или стрижка острыми ножницами.

Когда вышла, Вайят сидел в дальнем углу кровати, уставившись в стену и, казалось, погрузившись в свои мысли.

— Это, наверное, ужасная идея, — сказала я.

Он резко повернул ко мне голову, выгнув брови. — Почему?

— В последнее время мотели, кажется, предвещают мою неминуемую кончину.

Несколько секунд он просто тупо смотрел. Затем шутка дошла до него, и он выдавил улыбку. — Это совсем не смешно, Эви.

— Тогда почему ты изо всех сил стараешься не рассмеяться?

Его улыбка стала шире, а глаза весело заблестели. — Я помню кое-что более приятное, чем неминуемая смерть от нашего последнего пребывания в мотеле.

Мой желудок сжался. Я тоже помнила ту ночь — слегка расплывчатую и нечеткую из-за прошедшего времени и смерти. Наш единственный раз перед смертью. То, как он обнимал меня. Прикосновение его губ к моей коже. Я жаждала ощущений той ночью — одного последнего электризующего момента перед тем, как все это было разорвано, как будто подозревала, что скоро испытаю худшую агонию в своей жизни и увижу, как Вайят сломается, когда я буду лежать, умирая.

Этот момент я одновременно и ценила, и сожалела о нем.

— Эви, прости меня.

Я моргнула. — За что?

— За мои слова, которые заставили тебя загрустить.

— Вайят, не надо, — я села рядом с ним, позволив мягкому матрасу просесть под моим весом. Я устала от постоянной борьбы между моими эмоциями и воспоминаниями. Между тем, чего я хотела, и тем, что прочно засело в моем подсознании и удерживало меня от этого. Мне до смерти надоело бороться с самой собой.

— Мне не следовало шутить насчет той ночи, — покаялся он.

— Думаю, ты заслужил право быть честным со мной.

Он повернул руку ладонью вверх. Я переплела свои пальцы с его и крепко сжала. — И ты тоже, я думаю, — проговорил он.

— Разве я не честна с тобой?

Повернувшись ко мне лицом, он взял меня за другую руку, и я позволила ему это. — Эви, я думаю, если бы ты сейчас была по-настоящему честна, то превратила бы меня в кровавое месиво. Или выкрикивала бы непристойности из чистого отчаяния. Может быть, и то, и другое.

Я искала в его лице намек на поддразнивание. Проблеск самоуничижения, который противоречил честности, которую я почувствовала в его словах. И ничего не нашла. Почему, черт возьми, я думала, что смогу бегать и предотвращать катастрофу в городе, когда даже не могу разобраться в своих собственных чувствах? Или моих отношениях с моим… кем? Я даже не могла определить, кем был для меня Вайят. Больше, чем бойфренд, меньше, чем любовник. Лучший друг, за которого я готова умереть в любую секунду, и тот, кого я скорее ударю по лицу, чем буду мучительно честна с ним. Запутанная двойственность сбивала меня с толку.

Четыре года профессиональных отношений между охотником и куратором были осложнены одним моментом слабости со стороны моего старого «я» — кульминацией пережитого мной горя, вызванного двумя месяцами странного поведения и неопределенной напряженностью между нами. Добавьте к этому физическое влечение к Вайяту со стороны женщины, которая была так одинока и подавлена, что сдалась и покончила с собой, вместо того чтобы продолжать жить. Приправьте все это тем фактом, что за каждую рану, которую я когда-либо наносила Падшим — заслуженно или нет — я расплатилась сполна с королевой гоблинов и ее похотливым приспешником. А потом заверните все это в мою собственную раненную, осиротевшую душу, и я стану мечтой психиатра.

«Я не виню тебя», — вертелось у меня на языке. Но если быть честной, я действительно винила его. Не за то, что привело к моей смерти, а за все, что произошло с тех пор. За то, что проснулась одна и замерзала на столе в морге, за то, что втянула Алекса Форрестера в свою жизнь и убила его, за битву при Олсмилле, в которой погибли шесть охотников. И особенно за проклятую дрожь, которую чувствовала в животе, когда он улыбался мне; то, как успокаивалась, просто держа его руку, и постоянно с теплотой воспоминала его поцелуи. За все, что я хотела чувствовать снова и снова.

С тех пор как воскресла, я постоянно находилась в состоянии возбуждения, решая одну проблему за другой. Ближе всего к откровенному разговору мы с Вайятом подошли четыре дня назад, в то время как находились в Первом Пределе. Окруженные миром и спокойствием фейри и уверенные в защите от всего, что нас преследует, мы, наконец-то, были честны друг с другом. Или настолько честными, насколько это было возможно, потому что тело Чалис не принадлежало мне полностью и я искренне верила, что один из нас или мы оба умрем через день.

Но сейчас? Мы оба выжили в той битве только для того, чтобы очертя голову броситься в новую — ту, что скрыто кипела дольше, чем мы ожидали, и опять времени подумать о нас не существовало. В ожидании звонка Фина оно у нас появилось. И теперь, когда оно есть, я хотела делать все, что угодно, только не думать о нас. Или о себе. Все, о чем я хотела размышлять — это о следующей миссии.

С этим казалось намного легче справиться.

— Я не хочу бить тебя, Вайят, — проговорила я, заставляя себя улыбнуться. — Ты не такой полезный, когда истекаешь кровью и теряешь сознание.

Его глаза сузились. — Пожалуйста, не шути.

— Я говорю серьезно! — Спрыгнула с кровати и прошествовала в другой конец комнаты, повернувшись к нему лицом, когда добралась до двери. — Злость на тебя не поможет. Веришь, нет, даже, черт возьми, злость на себя не помогает? Единственный гребаный человек, на которого я хочу сейчас злиться, — это тот придурок Колл, потому что именно он создает все наши проблемы.

— Это не Колл влияет на нас, Эви.

— Ох нет? Без наводки на Парк-Плейс от него, я, вероятно, нашла бы нужную информацию вовремя, чтобы спасти Руфуса от Собрания, и, возможно, даже имела бы время для дневного сна, который пропустила из-за двух сломанных ног и отравления угарным газом.

— Ты что, намеренно включаешь дуру?

— Прости? — Я сделала три шага к нему, прижав руки к бокам, кипя от злости. Он встал, расправив плечи и разжав кулаки, ожидая нападения и не делая ни малейшего движения, чтобы защититься от него. — Какого хрена…

— Я говорю о нас, — отрезал он.

Нет, нет, нет. Мы не говорим о нас.

Он продолжил: — Ты и я, Эви, а не ты, я и кто-то еще. Я люблю тебя. Я уже говорил тебе об этом, потому что это правда. А еще я знаю, что у тебя есть чувства ко мне, и понимаю, почему эти чувства пугают тебя.

Жар вспыхнул на моих щеках. — О неужели? Ты точно знаешь, почему мои чувства к тебе пугают меня?

— Я был там в самом конце. — Его голос стал спокойным, почти благоговейным.

— Это больше, чем то, что Келса сделала со мной, Вайят. Думаю, если бы дело было только в этом, я могла бы отделить это как еще большее насилие над людьми и двигаться дальше. Как бы тошно и отвратительно это ни было, и как… жестоко, это просто еще один способ для гоблинской суки разорвать меня и доказать, что она главная. Это было частью ее работы — держать меня и убивать.