Как обмануть смерть (ЛП) - Мединг Келли. Страница 63

— Тебе было семнадцать, Вайят.

— Меня там не было. Я не мог остановить бойню или спасти родных, потому что меня даже не было там в ту ночь. Я должен был быть там. Мы обещали, что придем к восьми, чтобы помочь с инвентаризацией продуктов, но вместо этого пошли к другу домой.

— Мы? — Я попыталась вспомнить, что он рассказывал мне об этой истории — то, что я думала, было просто краткой историей рождения триад. Но что на самом деле оказалось реальностью его собственной жизни. — Ты и твой брат? — Мне казалось так странно произносить эти слова.

Еще более странно видеть, как он кивает. — Ники… Никандро ненавидел этот ресторан. Ненавидел работать там после школы. Потом его отвращение обрело смысл.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, что он тоже был одарен, Эви. У него были способности к предвидению, но он не мог их контролировать. Обычно не мог понять, что, черт возьми, он видит и почему. Он сказал мне, что подумал, что его видения о ресторане связаны с нами, что он спас наши жизни, удерживая меня в ту ночь.

Родиться одаренным — крайняя редкость. Она требует, чтобы рождение происходило в разрыве — волшебной горячей точке. Они существуют по всему городу, но ни одна из них не находится в родильных палатах больницы. Вероятность рождения двух человек в одной семье… Подождите. — Вайят, вы с Ники были близнецами? — спросила я.

Он потер лицо руками и посмотрел на меня покрасневшими глазами. — Я был на шесть минут старше, но он всегда пытался защитить меня. Наверное, у него получилось, ведь мы выжили, а наша семья умерла.

Сотни вопросов проносились в моей голове, и все они жаждали ответов. Но Вайят, казалось, был готов рассказывать эту историю в своем собственном темпе. Я повернулась к нему лицом и просто слушала.

— Я знаю, что фейри пришли к нам, потому что почувствовали наш дар, — сказал он, обращаясь скорее ко мне, чем к самому себе. — Нам с Ники оставалось три месяца до восемнадцатилетия, так что никто не возражал, когда наша предполагаемая тетя объявилась, чтобы взять временную опеку. Она предложила нам помощь с нашим даром и открыла нам весь мир Падших.

— Амалия?

— В ее аватаре — да. Она и ее феи были движущей силой с самого начала. Я с головой ушел в тренировку и никогда не оглядывался назад. В первые два месяца нас было семеро, мы учились выслеживать и сражаться — как превратить силу конкретного Падшего в его слабость. Все то, чему мы учим вас. Потом мы начали охоту.

— Руфус?

— Он был там — последний из первых семи завербованных. Мы терпеть друг друга не могли, по крайней мере, очень долго.

Мой рот дернулся. Руфус признался в том же два дня назад. Забавно, как эта ненависть за десять лет переросла в крепкую дружбу.

Вайят глубоко вдохнул, задержал дыхание, затем тяжело выдохнул. — Ники ненавидел это каждую минуту, и какое-то время я ненавидел его. Я думал, что он слаб. Я был так зол из-за всего, что мы потеряли, и на людей, которые это сделали, что был слеп. Убийство гоблинов, полукровок и всех остальных, за кем нас посылали… это позволяло мне чувствовать хоть что-то, в то время как все остальное время я ощущал только онемение.

Боже, могу ли я посочувствовать такому состоянию души? — А что случилось с охотниками за головами, которые убили твою семью?

Выражение его лица стало грозным. Смертоносным. — Через восемь месяцев после пожара мы действительно были не лучше тех охотников за головами. Амалия передавала нам информацию через своих помощников-фей, и некоторые из ее других контактов в среде фейри пытались направлять нас в полевых условиях, но у нас не существовало никакой субординации. Ничего, что действительно бы работало, поэтому мы делали то, что хотели.

Услышав о бурном зарождении организации, которую всегда считала жесткой и бескомпромиссной, я испытала не только облегчение, но и тревогу. Трудно было представить себе Вайята десять лет назад, когда ярость жизни гнала его прочь от собственного брата, ослепленного жаждой мести за мертвых. Такой непохожий на человека, которого я знала — и все же такой же.

— Тому, что случилось в прошлом месяце, исполнилось десять лет. По чистой случайности я узнал, кто был одним из тех охотников за головами. Я хотел вырвать его легкие через горло и носить их как крылья. Ники пытался остановить меня, не давал выйти из нашей квартиры. Он сказал, что если я пойду за этим парнем, меня тоже убьют. Я был так зол, что мне было все равно, и я сказал ему об этом. Мы подрались, и я толкнул его.

Хотя голос Вайята оставался спокойным, он выглядел потерянным, захваченным воспоминаниями о такой ужасной боли. Я догадывалась, чем закончилась его история, и хотела, чтобы он больше ничего не говорил. Хотела избавить его от душевных мук. Но что-то густое и тяжелое забило мне горло и лишило голоса.

После глубокого выдоха, Вайят продолжил: — Ники споткнулся и ударился головой об угол обеденного стола. Стол проломил ему череп, и он мгновенно умер.

Не знаю, когда я начала плакать — слезы катились по моим щекам. Его рассказ разбил мне сердце — и тон его голоса, и содержание. Он говорил с деловитой ясностью, обычно приберегаемой для бесстрастных тем, и в то же время наполнял каждое слово яростью и уничижением. Признание трагических последствий его вспыльчивости, должно быть, так же трудно выразить словами, как и мой собственный предыдущий монолог.

— Думаю, он знал, что это будет он или я, — сказал Вайят почти шепотом. — Знал, что один из нас умрет в ту ночь, поэтому сделал то, что делал всегда, и защитил меня.

— Потому что он любил тебя. — Я чуть не задохнулась от этих слов, идеального отголоска смерти самого Вайята. Принимая пулю, предназначенную для меня, постоянно рискуя жизнью, чтобы убедиться, что я не стану тем, кто умрет.

— Да.

В прошлом месяце исполнилось десять лет.

Воспоминание всплыло с внезапной ясностью. Не прошло и недели с тех пор, как я переболела гриппом и осталась дома одна, как обнаружила его перед дверью квартиры с бутылкой в руке. Это был единственный раз в моей жизни, когда я видела Вайята пьяным. И не просто немного выпившим, а пьяным вдрызг. Он пробормотал что-то насчет годовщины, но так ничего и не уточнил. Я не спрашивала, и в конце концов он отключился в моей комнате. Но не раньше, чем поцеловал меня — то, что я списала и отложила как плохую идею, вызванную алкоголем. Мы никогда не говорили об этом неловком моменте. Черт, я даже не вспоминала до сегодняшнего дня. Тогда я уснула после пары бутылок пива с Джесси и убедила себя, что поцелуй мне приснился.

Помнит ли это Вайят — или что-нибудь из того, что он сказал той ночью? Может быть, наши отношения изменились бы, если бы я тогда вытянула из него информацию? Если бы я поцеловала его в ответ?

Это, черт возьми, не имело значения. Уже нет.

Я встала и пересекла комнату, не уверенная, захочет ли он меня или отвернется. Он откинулся на спинку стула, раскинув руки и сверкая глазами. Я свернулась калачиком у него на коленях, и это должно было быть неловко. Мне следовало бы смутиться из-за такого положения. Обняла его за плечи, а он обхватил меня одной рукой за талию, а другой — за колени. Эти молчаливые объятия были красноречивее всяких слов.

— Я все равно пошел и убил того парня. — Голос Вайята отдался грохотом в его груди и в моей, горячее дыхание опалило моей шею. — Я ненавидел себя за то, что смог сделать это только один раз. Второго мы так и не нашли.

Немного отодвинувшись, я встретилась с ним взглядом. — Даже спустя десять лет?

— Даже спустя десять лет.

— Что бы ты сделал сейчас, если бы нашел его?

Его взгляд затуманился, пока в мыслях он погрузился в себя. Обдумывал то, что я спросила. То, что он ответил не сразу, давало мне надежду. — Честно говоря, не знаю, Эви. Я больше не Андреас Петрос, сын греческого иммигранта. Я похоронил его вместе с Никандро и остальными членами его семьи.

Я коснулась его лица, легко, как перышком, очерчивая черты, которые знала наизусть. Сильная челюсть, прямой нос, вечная щетина, густые брови. Человек, которого я знала и о котором заботилась, прямо передо мной, мужчина по имени Вайят Трумен. Я поверила ему, когда он сказал, что Андреаса больше нет. Но еще я знала, каково это — нести в себе гнев другой жизни. Он всегда будет кипеть глубоко внутри, ожидая, когда появится нужная искра и разожжёт огонь.