Ожерелье голубки - Хазм Ибн. Страница 42

К числу похвальных склонностей, благородных " свойств и достойных качеств в любви и в другом относится верность. Поистине, это сильнейшее доказательство и самое ясное свидетельство хорошего происхождения и чистоты стихии, и верность бывает различна, сообразно различию, обязательному для тварей. Я скажу об этом отрывок, где есть такой стих:

Оттуда же:

И первая степень верности, чтобы был верен человек тому, кто ему верен. Это обязательная заповедь и непременный долг любящего и любимой, и отступает от него лишь скверный по природе — нет ему благой доли в будущей жизни, и нет в нем добра! И если бы не отказались мы в этом нашем послании говорить о качествах женщин и природных их свойствах, и о притворстве их, и о том, как усиливается естественное от притворного и исчезает неестественное при отсутствии природного, — право, добавил бы я в этом месте то, что надлежит поместить в подобном ему. Но мы намеревались говорить лишь о том, что я хотел высказать о делах любви, и только, а дела эти весьма долгие, ибо речь о них очень разветвляется.

Вот ужасное проявление верности в этом смысле, которое я наблюдал, и устрашающее по обстоятельствам — это история, виденная мною воочию. Я знал одного человека, который согласился порвать со своей возлюбленной, самой для него дорогой среди людей, и хотя смерть казалась ему слаще, чем разлука с ней на одну минуту, это было ничто в сравнении с сокрытием тайны, ему доверенной. И возлюбленная обязалась жестокими клятвами, что никогда не заговорит с любящим и между ними не будет никакого дела, или влюбленный откроет ей эту тайну, и, хотя доверивший ее был в отсутствии, любящий отказался от этого, и продолжал один скрывать, а другая — держаться в отдалении, пока не разлучили их дни.

Затем следует вторая степень — это верность тому, кто изменяет. Она относится к любящему, а не к любимой, и нет для возлюбленной здесь пути, и это для нее не обязательно. Это положение, которое может вынести лишь человек стойкий и сильный, с широким сердцем, свободной душой, великой рассудительностью, значительным терпением, правильным суждением, благородным нравом и безупречными намерениями. Тот, кто отвечает на измену подобным же, заслуживает упрека, но поведение, о котором мы упомянули прежде, значительно это превышает и далеко опережает. Предел верности здесь в том, чтобы не воздавать за обиду подобным же, воздерживаться от дурной оплаты делом или словом и не спешить, натягивая веревку дружбы, доколе возможно это, и есть надежда на благосклонность любимой, и уповают на ее возвращение, пока виднеется ничтожнейший признак того, что она вернется, и существует хоть слабый проблеск этого или можно отыскать этому малейший знак. Когда же наступит отчаяние и укрепится гнев, тогда избавишься ты от обмана, окажешься в безопасности от несчастья и спасешься от обид. И хотя воспоминание о прошедшем мешает утолить гнев из-за того, что случилось, соблюдение обязательства — твердая обязанность людей разумных — и тоска о минувшем и невозможность забыть о том, с чем покончено и чему истекло время, — самое устойчивое доказательство истинной верности. Подобное качество весьма прекрасно, и надлежит применять его при всех видах общения людей меж собою, как бы оно ни проявлялось.

Я помню одного человека из числа искренних друзей моих. Он привязался к одной девушке, и укрепилась между ними любовь, но потом девушка обманула его, и нарушилась их дружба, и стала известна повесть их, и печалился он из-за этого сильной печалью.

Был у меня один приятель, и дурными стали его намерения после крепкой дружбы, от которой не отрекаются. И каждый из нас знал тайны другого, и отпали заботы об осторожности; когда же мой друг ко мне переменился, он разгласил то, что узнал обо мне, хотя я знал о нем во много раз больше. А затем дошло до него, что его слова про меня стали мне известны, и опечалился он из-за этого и испугался, что я воздам ему за его скверный поступок тем же. И дошло это до меня, и написал я ему стихотворение, в котором успокаивал его и извещал о том, что не буду ему отплачивать.

Вот нечто подходящее к содержанию книги, хотя и не принадлежит к нему (предыдущий отдел тоже не относится к предмету послания и этой главы, но он с ним сходен, как говорили мы и условливались). Мухаммад ибн ал-Валид ибн Максир, писец, был со мной близок и предан мне во дни везирства отца моего — помилуй его Аллах! Когда же случилось в Кордове то, что случилось [88] , и изменились обстоятельства, он выехал в одну из областей и сблизился с ее правителем, и возвысился его сан, и пришла к нему власть и хорошее положение. И поселился я в той стороне, при одной из своих поездок, но не воздал он мне должного, — напротив, его тяготило мое пребывание там, и он обошелся со мной дурно, как плохой друг.

Я попросил его в это время об одном деле, но не встал он для него и не сел и отвлекся от него тем, что не должно отвлекать. И я написал ему стихотворение, в котором бранил его, и он ответил мне исполнением моей просьбы, но я не просил его ни о каком деле после этого.

Мною сказаны в этом смысле стихи, которые не относятся к предмету главы, но сходны с ним. Вот часть их:

Затем следует третья степень — это верность при совершенной безнадежности, после того как поразила любимого гибель и внезапная превратность судьбы, и поистине, верность при таких обстоятельствах выше и прекраснее, чем при жизни, когда есть надежда на встречу.