Отборная бабушка (СИ) - Мягкова Нинель. Страница 11

Верх оформили как мужской жилет, по талии уплотненно, почти корсетно, чтобы легче было держать спину ровно на лошади.

Я, например, все время норовила сгорбиться и скукожиться. Высоко же! Страшно!

Низ, как я и предлагала, составили из трёх запахивающихся друг на друга частей. При ходьбе он выглядел, как юбка нестандартного кроя. Зато едва всадница оказывалась в седле, части расходились, как лепестки цветка. Подъюбники распадались на две половины, свисая по бокам, заднюю часть предполагалось живописно разложить по спине лошади. Под всю эту красоту предлагалось еще поддеть кожаные штаны для верховой езды, наподобие мужских. А то мало ли, ветер подует или еще какая неожиданность приключится.

Летом, конечно, в таком количестве одёжек можно упариться, но лучше взмокнуть, чем убиться, так я рассудила.

Покрутившись радостно перед зеркалом и порепетировав раскладывание юбок на диване, я взялась за письмо.

Кармилла оказалась даже честнее, чем я думала, и оформила патент на два изобретения в мире моды на наши оба имени. Так что теперь я ежемесячно буду получать процент с пошива корсетов и амазонок, который с каждым днем увеличивался. Столичные дамы быстро осознали преимущества утянутого стана и к Кармилле выстроилась очередь в два раза пуще прежней. Ей даже пришлось открыть еще одну мастерскую, исключительно для пошива корсетов. Она настоятельно звала меня в столицу, сотрудничать.

Я написала крайне вежливый отказ, мотивируя тем, что в поместье очень много дел и без меня никак не справятся — чистую правду.

Отец делами поместья уже практически не занимался, с облегчением сложив все полномочия на меня. Я не возражала. Заниматься бухгалтерией, составлять план расходов, разъезжать по деревням, вникая в проблемы крестьян, мне искренне нравилось. А отец моложе не становился. Тяжело ему уже по полям скакать и овец с коровами инспектировать.

7

Так далеко я еще не заезжала.

Отец показывал мне карту наших владений. Официально наше поместье считались обширным, потому что очень щедрый король древности прикрепил к нему весь Чёрный Лес. Толку с той территории до недавнего времени был ноль, зато налог за имеющуюся площадь нас чуть не разорил. Если бы не мой мирный договор с лешим, нас бы выселили из поместья в ближайшие годы. На улице бы мы не остались, у отца был еще домик в столице, где он останавливался, когда бывал там по делам, но жить в Берге все время считалось непрестижным.

Вот в сезон — зимой и ранней весной, когда вся знать собирается на балы и прочие увеселения, это да.

А летом в городе можно умереть от жары и скуки.

Я обмахивалась сорванным по дороге лопухом. Лошадь, с фантазией поименованная мною Звездочкой, лениво пережевывала ущипнутую где-то травинку, едва переставляя ноги и вяло смахивая приставучих мух хвостом. Ей тоже было жарко.

Летом и в деревне-то не рай, но здесь хоть можно в речке искупаться, если совсем уж невмоготу. Или в лес податься. Там тихо, тенёчек, да и леший какой куст малины подскажет — и пообедать, и с собой набрать.

Но сегодня я уже успела побывать и в лесу, и на речке, поднесла нечисти положенные дары, и сейчас тряслась на послушной невысокой кобылке в сторону самого дальнего нашего села.

Его жители жаловались на необычный сорняк, заполонивший их поля. Забивает пшеницу, не поддаётся прополке, в общем, жуть. Благодаря изученным от корки до корки книгам по садоводству я теперь считалась у местных отменным ботаником — в буквальном смысле — и меня звали, когда нужен был совет по травам и растениям.

Староста деревни, основательный мужик под пятьдесят, с окладистой, ухоженной бородой и усищами, достойными викинга, которыми он явно гордился, встретил меня на окраине деревни. Почтительно поклонился, взял Звездочку под уздцы, и повёл в район флористического бедствия.

— Уже, поди, года три бедствует поле. — рассказывал он по дороге. — Мы уже и выдергивали, и кроликов напускали — так не жрут они такое, паразиты! Только больше заразы становится. Не приведи боги, на другие поля перекинется!

Идти пришлось недалеко. Мы успели миновать только два поля с недозрелой пшеницей, и небольшой участок с волосатыми колосьями кукурузы, как староста остановился и торжественно повёл рукой, демонстрируя «заразу».

Характерные коробочки, пока еще не раскрывшиеся, но кое-где уже опушённые белыми волокнами, чуть шуршали на ветру.

Божечки мои, хлопок!

Я чуть не пустилась в пляс прямо тут, на кромке поля.

До сих пор я видела здесь только три материала — шёлк, лен и шерсть. Ну, кожа и мех еще, само собой, но из тканей, получаемых в процессе ткачества — только эти три. Даже вариаций не было.

Раз у нас появился хлопок, приблизилась реализация моей мечты, самой заветной.

Нормальное белье.

Точнее, хоть какое-нибудь, потому что — о ужас — по этикету дамам трусов не полагалось вовсе. Крестьянки носили иногда мужские портки, потому что постирать, например, белье или прополоть капусту, не засветив все что можно, нереально. Зато благородным госпожам, что в основном сидели или максимум чинно прогуливались в саду, положено было под многочисленными юбками щеголять голой задницей.

Пока что я, по примеру крестьянок, пользовалась достижениями мужской моды. Льняные портки нещадно натирали нежную кожу уязвимой филейной части, но уж лучше там мозоли, чем цистит или что похуже. Шелковые трусики, которые я себе сшила сама из ночных рубашек, вполне служили своей цели в повседневной жизни — ну там, на диване посидеть с книжкой, в саду погулять. Один-единственный раз, когда я в них села на лошадь, обеспечил меня ощущениями на всю жизнь. Трусы прорвались через минут десять поездки, а контакт с кожаными штанами мою попу не вдохновил.

Учитывая, что вела я весьма активный образ жизни, приходилось поначалу довольствоваться льном.

Понятное дело, что эксперименты я не оставила. В наличии имелись шёлк, шерсть и лен. Лен с шелком комбинировать мне показалось слишком уж экзотично, а вот шерсть с шелком — это же почти вискоза. Над пропорциями пришлось поработать. Я успела к прошлой зиме перезнакомиться со всеми ткачихами наших деревень и близлежащих городов, опробовать и забраковать несколько ткацких станков, и наконец нашла баланс нитей.

К холодам моя попа теперь была готова. И не только она. Все нательное белье в нашем хозяйстве теперь шили из изобретённого-воспроизведенного мною полотна. Шелковистое, прочное, отлично греющее в холод — что еще нужно для счастья? На лето бы, что-нибудь.

И вот, как по заказу. Целое хлопковое поле. Почти созревшее. Над тем, как его убирать, я даже не сильно задумывалась.

Вышло даже лучше, чем мне рисовалось в мечтах. Старик леший настолько уважал клубничное варенье, что не поленился и за ночь выщипал весь созревший хлопок из коробочек, аккуратно разложив на лопухах на опушке. Сам щипал, или мышек каких приставил, мне то неведомо. Но человеко-часы он нам сэкономил знатно.

Дальше все пошло по привычной схеме. Ссучить нить, спрясть ткань. Почти как привычная местным шерсть, только станки пришлось немного переделывать — подгонять под более тонкое полотно. Я решила для начала соединить хлопок с шелком. И мягче, и тоньше получается. По виду — натуральный ситец.

Кармилла, с которой мы постоянно вели переписку, пришла в восторг от новых тканей. Я-то экспериментировала в расчете на трусы, а профессиональная модистка моментально нашла сто тысяч и один способ применения получившегося полотна. Начиная с платьев и верхней одежды, заканчивая тонкими летними занавесками — тут вся разница была в толщине нити. Но в основном, с моей подачи, мы делали упор на нижнее белье.

Не одна же я такая, страдалица?

Мягчайшее, но прочное белье быстро нашло своих покупателей. В основном это были торговцы и путешественники, средний класс, так сказать, но зажиточные крестьяне тоже быстро осознали предпочтительность мягкого исподнего. Да и дворяне не брезговали. Шёлк, все-таки, довольно недолговечная, при активном использовании, ткань.