Белое солнце дознавателей. Том 4 (СИ) - Ри Тайга. Страница 101

— Заткнись, — «пока не сказал лишнего».

— Каро, Тиль — вас ждут дела, — голос Таджо звучал безапелляционно и Сяо начал подниматься из кресла — его тоже выгоняли обычно, когда обсуждали дела, — Малыш — останься.

Когда дверь закрылась, а Шахрейн активировал купол тишины — Сяо поерзал в кресле от беспокойства, на несколько мгновений даже забыв о леди Ву.

— Зачем ты делал запрос в гильдию, Райдо?

Малыш навострил уши — об этом он слышал в первый раз.

— Потому что этого не сделал ты?

— А с чего ты взял, что я этого не делал? — голос Таджо стал ниже и холоднее. — Запрос от тебя равносилен официальному запросу от пятерки… как я должен объяснить интерес к патентам рода Блау за последние пять зим?

— Проверкой?

— Или идиотизмом моего сотрудника.

— Или признать себя идиотом, потому что держишь такого, как Райдо, — низким басом ввернул Бутч.

— Был не прав, — Райдо скрипнул зубами, — но если бы кто — то потрудился объяснить мне заранее, я бы не начал копать самостоятельно. Там где девчонка — там проблемы. Сколько патентов Блау зарегистрировали за последние зимы — десять? Сколько из них принципиально новых — ни одного — все модификации. И тут, как только девчонка принимает наследие — внезапно, — Райдо фыркнул, — открытия сыпятся, как будто открылась Грань — укрепитель, стабилизатор, змейки… птички, рыбки… лилии, — закончил он насмешливо.

— Идиот, — припечатал Бутч ещё раз. — Арку приняли на совете только осенью. Кто будет оформлять все патенты разом? Блау ждал, пока проект портала согласуют.

— Предположим, — нахохлился Райдо. — Но это не отменяет того факта, что девчонка…

— … тебя не касается, — мягко закончил Таджо железным голосом. — Больше никаких запросов в гильдии, никаких внутренних расследований за спиной пятерки, никакого интереса к сире… ты проявлять не будешь.

Райдо вскинул голову, как норовистый райхарец.

— Не будешь, — повторил Таджо с нажимом. — Я внятно объяснил?

— …или? — откашлявшись хрипло спросил Райдо.

— Или ты вылетишь отсюда.

Сяо втянул голову в плечи и задержал дыхание, ожидая неминуемого взрыва.

— Ты… меня… ты… ради какой — то…твари…

— Заткнись, — Шахрейн бросил устало, и потер глаза.

— Ты променял меня на…

— У них есть лекарство.

Взгляды всех присутствующих в кабинете скрестились на Бутче.

— Точнее они могут попытаться создать его…

— Не так много тех, кто готов ввести в род кого — то с проклятием, — прогудел Бутч, — и ещё меньше тех, кто может обещать что — то… не гарантировать, но… хотя бы попытаться…

Малыш думал очень быстро — очень, и пересматривал все известные ему до этого факты.

— Маленькая леди — неприкосновенна, — постановил Бутч.

— Ты даже дышать в ее сторону не будешь, — продолжил Таджо. — До тех пор, пока… они не попытаются…

Райдо протестующе поджал губы.

— Если ты, Райдо, — Таджо развернулся прямо к нм, — станешь причиной того, что что — то пойдет не так… тебе придется искать… другую пятерку.

В кабинете повисла гнетущая тишина, только артефакты под потолком неслышно жужжали.

— Две зимы, Райдо, — продолжил Шахрейн устало. — Ты можешь смирить свой норов хотя бы на две зимы?

— Она подставит нас. Приведет прямо в застенки, сначала использует, а потом подставит, — выплюнул Райдо. — Так же, как её дядя … все твари конченные… я чую такие вещи… вот здесь, чую, — опухшая рука несколько раз ударила по груди. — Девчонке нельзя верить… она не та, за кого себя выдает, Шах, не та! Ты — знаешь!

— Райдо!

— Ладно — этот, — красная опухшая ладонь махнула в сторону Бутча, — свихнулся. Нашел себе замену Айене…

Купол тишины упал на Райдо быстрее, чем Малыш успел моргнуть дважды — и тот просто открывал рот, и ругался, совершенно беззвучно. Таджо переложил свитки на столе, подровняв стопочки, убрал кисти, закрыл тушницу, методично и неторопливо сложил лишнее в ящик, и только через несколько мгновений щелкнул кольцами, снимая плетения.

— Целители душ, — произнес Шахрейн безразлично, прежде, чем Райдо успел открыть рот — точнее открыл и тут же закрыл, щелкнув зубами, и… просто вылетел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью.

Их с Бутчем выпроводили следующими, выдав указания на завтра. Таджо предложил им кофе — Малыш поморщился, вспомнив вкус этой гадости — они вежливо отказались. Оба. Потому что кроме сира Шахрейна пить это мерзкое пойло не способен решительно никто.

Под этим небом.

* * *

Таджо молчал. Тихо развел огонь на маленькой кухне, активировав артефакт. Выбрал правильную джезву, насыпал правильного песка — только на пустынном можно приготовить хороший кофе. Молчал, когда выбирал зерна и тщательно выставлял помол. Отмерял соль и специи по мерным пиалам.

Молчал, и чуть не пропустил момент, когда нужно снимать — как только сверху заклубится пенка. И… выругался, когда обжег пальцы.

И вылил весь кофе. Потому что варить нужно думая о напитке, о том, что готовишь и какие мысли вкладываешь. А он — думал о девчонке Блау. Не о том, как сбивчиво и немногословно благодарил Бутч. За поддержку.

— Поддержку, — Шахрейн растер щеки и опустил руки на стол. Мысли, которые приходили в голову были совершенно безумными даже для него. «Затосковали по южным цветам вы, бросили службу, отшельник, скитались вдали… только уйдя из Столицы за тысячу ли, вдруг зарыдали по северным травам…» — повторил он про себя несколько раз.

Нужно будет спросить у дядей, кому они отдали дневники матери, и как посмели. Ведь где-то же девчонка прочитала и запомнила эти стихи?

Любимые стихи его матери.

Глава 18. Приказ

Зал на мужской половине был впечатляющим — в несколько раз больше нашей главной гостиной. Возможно, это было оправдано — если судить по числу Кораев… они собрали половину всех молодых мужчин подходящего возраста в одном месте, но… с праздничными алыми лентами, повязанными на лацкан традиционных кафтанов — только семеро. Женихи?

Алое платье — алые ленты — алые украшения. Более откровенно заявить о том, что будет происходить здесь сегодня вечером — нельзя.

Я перешагнула порог и, спустившись со ступенек, выпустила руку сира Зу. Седая голова склонилась в почтительном поклоне — дальше я пойду одна.

Зу перехватил меня в коридоре — на середине пути, отправил слуг назад взмахом руки, и начал инструктировать, понизив голос.

— Не спорьте с Главой, госпожа. Сегодня — ни по каким вопросам, — добавил он с нажимом. — Соглашайтесь. Иногда, когда утренние лучи позолотят край неба, то, что казалось мраком вечером — это всего лишь время перед рассветом…

— Самый темный час, — прошептала я в ответ, и легкая ткань кади шелохнулась от дыхания.

— И… благодарю, госпожа… засахаренные орехи — превосходны… редко кто вспоминает о вассалах…

Я опустила ресницы вниз — принимая и благодарность, и — совет, возможность проверить ценность которого мне представится в самое ближайшее время. Иногда нужно обращать внимание не на сказанные слова, а на те, что так и не прозвучали.

Зал делился на несколько частей — нижняя зона, где на импровизированной сцене извивались танцовщицы в легких шароварах — их ткань была такой прозрачной, что каждый изгиб смуглых тел, натертых маслами, переливался в отблесках светляков; альковы со шторами, расположенные равномерно по всему периметру, и — верхняя зона. Пять ступенек вверх, где, утопая в горе подушек, на мягких циновках в полном одиночестве восседал Глава рода Корай.

Низкий столик с закусками, пузатые бутылки, фрукты, и — кальян, украшенный золотым орнаментом, трубку от которого старик то и дело подносил к губам.

Темные прищуренные глаза, смуглая, задубевшая на ветру кожа, с резкими морщинами, волосы, распущенные по плечам — примесь соли с перцем, я затруднялась сразу определить возраст, но сир Джихангир вел дела ещё с моим дедом и уже тогда был Главой. Если так — старик очень хорошо сохранился.