Иной мир. Часть третья - Шарипов Никита. Страница 23

Маму звали Людмила Михайловна Росс. Родилась она в шестьдесят четвёртом году. На Земле никогда не была. Дочь тех, кого Союз забрасывал ещё в пятидесятых. Думаю, что её родителей мог знавать контрразведчик Егоров. Но он не крутился в той сфере, в которой крутились родители моей матери и мои родители. Разные профили. Егоров был просто не в курсе событий. А может, и в курсе, но никому не рассказывает об этом. Стыдно.

Жизнь мамы сложно назвать лёгкой. Ребёнок постоянно переезжал с места на место и достаточно редко видел родителей. Когда твои папа и мама сотрудники КГБ, заброшенные в другой мир, то об их внимании можно только мечтать. Но подготовка была на высоте. Родили дитя – будьте добры воспитать из него специалиста. Воспитали. Не без помощи других агентов, таких как контрразведчик Егоров. В фрагментах памяти из жизни отца и матери, которые мне с трудом удаётся выцеплять, мелькают медведи. И они там занимают немаловажную роль. В детских воспоминаниях мамы мишек не просто много, а очень много. Она, вместе с родителями, долгое время жила в селении медведей. Я хочу понять это. Хочу, но не могу.

– Научиться ходить по воспоминаниям так же сложно, как научится ходить тому, кто никогда этого не делал. Тяжело в ученье, легко в бою. Я согласен?

Фрагмент памяти отца, сидящего в обнимку с мамой на сухом бревне у берега каменистой речушки, пропал. Его заменило белое… как бы лучше выразиться… ничто. Я стою на белом полу, а вокруг. Вокруг ничего нет. Белое ничего. Странно. Рай, блин, какой-то.

– Кто говорит? – спросил я, не переставая крутить головой. Странно, но не могу понять, как выгляжу. Меня словно нет. Но я есть.

– Вопрос сложный, потому что, если мыслить правильно, я – это ты. Получается, что говорю сам с собой. Но не забываю, что сейчас я не во сне, а в другой вселенной. Во вселенной памяти. Я есть ты. Ты есть все, кто был до тебя. Мы – единое целое. Мы – то, что уже было.

– Сложно… – я прекратил крутиться, потому что в этих движениях нет смысла. Спросил: – Ты можешь ответить на вопросы?

– Могу, но не стану. Отвечать самому себе – скучно. Забыл, что я – это я?

– То есть ты издеваешься?

– Получается, что да. Но, что самое весёлое, получается, что я издеваюсь над самим собой. Я ведь ты. А ты любишь порой поиздеваться над другими. Почему бы мне, то есть тебе, в кои-то веки не поиздеваться над самим собой. Весело мне или нет?

– Хорошо, – согласился я. Диалог с самим собой – то ещё веселье. Попахивает раздвоением личности.

– Раздвоением даже не пахнет. – Не удивительно, что моему внутреннему «я» доступны мои мысли. – Тут я и только я. Память – не личности. Можно заглянуть в любой отрезок жизни любого из предков, но изменить что-то не получится. Ты здесь зритель и не более. Точнее, я. Просто там, в сознании, в реальности, ты способен контролировать своё внутреннее «я». А здесь уже нет. Знаешь, почему?

Я покачал головой.

– Потому что иначе ты просто сойдёшь с ума. Мы разделены, но продолжаем быть одним целым. А знаешь, кто нас разделил?

– Нет. – Я думаю, но пока ничего дельного не надумал. Моё внутреннее «я» всё еще издевается? Похоже, что да. Самого себя бить не будешь. Толку нет.

– Меня разделило подсознание. – Вроде без издевки внутреннее «я» ответило. – Подсознание – барьер, что не даст свихнуться. Предохранитель, так сказать. Скажу ему спасибо. Скажу ведь?

Я кивнул и сказал:

– Спасибо.

– Вот же дурак я. – Внутреннее «я» засмеялось. – Сам себе спасибо говорю. Мы, все трое, одно целое. Почему я такой тупой?

– Может, уже закончим? – попросил я.

– Давай закончу. – Слишком легко согласился. Или показалось?

– Поможешь? – снова попросил я.

– Да без проблем. Главное, без фанатизма. Не забываем, что есть ещё реальный мир. Мир воспоминаний опасен тем, что в нём можно остаться навечно. Время здесь бежит так же, как и там. Проживём день воспоминаний – проживём день реальной жизни. Из комы можно выплыть только самостоятельно. Пока что этот навык не освоен. Начнём, пожалуй. Куда ныряем, скажешь?

Я задумался. Для начала не мешает разобраться в памяти отца. Она ведь вся, от начала его жизни и до её конца, доступна. Отец должен был знать многое. Разберусь с его воспоминанием, а затем займусь мамиными. После и к другим, более старым предкам можно в гости наведаться. Столько интересного, что не терпится увидеть. Я хочу знать, кто я такой на самом деле.

– Я сделал выбор. Поглядим, что интересного удастся найти. – Моё внутреннее «я» издало короткий смешок, а затем всё пропало. Мгновение, и меня бросило в беспамятство, которое тут же сменила предопределённая реальность-воспоминание.

Никита Ермаков ушёл. Я стал Андреем Ермаковым. И теперь я не помню себя настоящего. Это опасно! Настолько, что в реальности можно умереть. Со скрытыми возможностями человека шутить не стоит. Знают ли об этом медведи?

Глава 1. Фрагмент 21

Я подошёл к небольшому одноэтажному бараку. Посёлок Тихий Бор начали строить несколько месяцев назад, но он уже выглядит обжитым. Две улицы заставлены аккуратными типовыми домиками. Одна – бараками. Бараки, как ни странно, принадлежат нашим. Наши – это сотрудники комитета госбезопасности. Большинство из них, как полагается, учёные. Тут много всего, что требует тщательного изучения. Из десяти бараков восемь отведены под лаборатории. Условия спартанские, но это пока. Союз не жалеет ресурсов и совсем скоро, лет через десять-пятнадцать, этот мир обзаведётся настоящими городами крепостями, которые будут полностью автономны. Иначе здесь нельзя, потому что опасностей слишком много. Узнать, что всё будет иначе, мне не дано.

Три недели – время, потребовавшееся на дорогу. Из портала я вышел в воду. Хорошо, что в трёх метрах от песчаного берега. Только афганку замочил, но это мелочи. Пару часов приходил в себя, даже позагорал, пока сушилась одежда. Красив пляж, на который выбросил портал. В Крыму, где бывал не единожды, таких красот не видел.

Безмятежность как рукой сняло, когда меня попытался сожрать зверь, чем-то похожий на волка, но на порядок крупнее и с головой, которая относительно напоминает крокодилью. Не соврали коллеги насчёт опасностей. Туговато будет. И было туго. Справился, куда деваться. Работа такая.

За три недели меня пытались сожрать раз двадцать и даже пару раз хотели подстрелить. Седьмой день и следующие три после него были самые сложные. Поймал местную заразу и пролежал в лёжку, почти не способный к защите. Спасла нора какого-то зверя, служившая жилищем на время болезни. Прежний хозяин, что хорошо, не объявлялся. По отсутствию костей в норе было понятно, что представитель флоры травояден. Хотя, может, он с косточками добычу кушает.

Двенадцатый день принёс первую встречу с людьми. Проложенная вдоль реки дорога вывела к невзрачному поселению: десяток ветхих строений и одна-единственная машина. Основное население – выходцы из спонтанных порталов. Встретили тепло: накормили, помыли, а ночью попытались зарезать. Убил четверых, а двоих покалечил. Экспроприированный у несостоявшихся убийц старина Willys MB смог проехать почти сто километров, а затем в баке кончилось топливо. Машина понравилась, потому что она доработана: установлен другой двигатель и более объёмный бензобак. Оставил бы себе, будь возможность. Пришлось бросить. Глядишь, у кого-нибудь найдётся бензин. Надеюсь, что Виллис достанется хорошим людям.

Меня можно назвать везунчиком, потому что портал открылся достаточно близко к нужному месту. От пляжа, где вышел, до посёлка Тихий Бор чуть меньше тысячи километров, если верить местным топографам. Город Новый Вавилон, встретившийся по пути, только начал строиться, но обещает быть большим и красивым. Тысяча с незначительным хвостиком жителей – уже много. Именно в Новом Вавилоне мне помогли понять, где нахожусь и куда нужно идти. Единственное, чего не пойму: как можно было дать городу такое название? Повторит ведь судьбу давно погибшего тёзки. И повторил. Спустя тридцать лет о Новом Вавилоне будут напоминать лишь руины, затерянные в джунглях.