Тайна лотоса (СИ) - Горышина Ольга. Страница 53
Сети поднял её на колесницу, но тело затрепетало не от его краткого прикосновения, а от того, что её пальцы коснулись того же, что трогали пальцы Божественного.
— Тебя ведь не надо учить езде на колесницы?
Это не был вопрос, это было утверждение, окрасившее стыдом щёки Нен-Нуфер. Царевич Райя не утаил от Сети их встречи, и тот может знать даже об их поцелуе… Нет, нет, царевич не расскажет о таком… Она ведь не какая-нибудь невольница! Это был священный порыв, это было и останется их тайной. Наверное, царевич Райя в запале рассказал вознице фараона о своём неумении сдерживать лошадей… Царевич Райя! О, если бы только на месте Сети стоял сейчас он…
Нен-Нуфер прикрыла глаза, чтобы сберечь их от песчаной пыли. Колесница пролетела мимо полей и остановилась у храмовых пилонов. Стражники распахнули ворота, и Сети привычно направил колесницу по храмовой аллее, в конце которой его встречал Амени и десятки любопытных глаз, спрятавшихся за колоннами. О, какое удивление отразилось на лице верховного жреца, когда Сети свёл с колесницы Нен-Нуфер.
— Я возвращаю тебе твой лотос лишь на мгновение, чтобы испросить позволения забрать Нен-Нуфер с собой.
Сердце Нен-Нуфер остановилось. Что Сети задумал?! Неужто хочет привести её под очи царевича, чтобы она призналась Райе в своей лжи… О, нет, Великая Хатор не допустит этого!
— Для чего понадобилась благородному Сети моя воспитанница? — спросил учтиво Амени, вперив в бледное лицо девушки немигающий взгляд, который вопрошал: как, как она оказалась в царской колеснице вместе с возницей Божественного?
— Я просил отца благословить брак моей дочери с моим Божественным братом, и в тот же миг лошади оповестили меня о присутствии постороннего. Я выбежал из гробницы и увидел Нен-Нуфер, о чудном спасении которой из пасти крокодила теперь известно всему дворцу.
Амени побледнел. О, Великая Богиня, отчего ты не позволила рассказать жрецу о Кекемуре! О, как же тяжело сейчас старику хранить на лице печать спокойствия!
— Будущая жрица Хатор станет лучшей наставницей для будущей царицы. Моя Асенат сущее дитя и путает иероглифы в самых простых словах, что не пристало для Великой Царицы. Позволишь ли ты, добрый Амени, на время одолжить у Великой Богини её сокровище? Нен-Нуфер ни в чём не будет знать нужды в моём доме, и Великая Хатор ни в чём не упрекнёт ни меня, ни тебя.
— Я должен подумать, — ответил старый жрец, не спуская глаз с Нен-Нуфер, застывшей подле колесницы.
— Для раздумий нет времени, ты сам знаешь. Или я должен испросить разрешение у Тирии? Тогда я тотчас отправлю гонца в Фивы.
— Нен-Нуфер находится под моим попечительством и нет нужды тревожить Тирию.
Амени замолчал.
— Мой дом готов принять Нен-Нуфер даже в отсутствие жены, и я немедленно отправлю гонца к ней, чтобы Асенат к завтрашнему вечеру была в городе. Если, конечно, ты отпускаешь со мной свою воспитанницу?
Старый жрец продолжал молчать.
— Или просьбу должен передать энсеби лично?
Губы Амени побелели. Нен-Нуфер закусила свои. Сети явно не знает ещё о посещении дворца Пентауром.
— Я отпускаю её с тобой. Ты не мог сделать для своей дочери лучшего выбора. Нен-Нуфер обучит её грамоте лучше любого царского писца, — ответил Амени, исподлобья глядя на притихшую девушку, к которой Сети обернулся с лёгким поклоном:
— Возьми то, что тебе дорого. Всё остальное ты в достатке найдёшь в моём доме.
Нен-Нуфер поклонилась и хотела бежать к пристройкам, но Амени велел одному из жрецов проводить её. Неужели старик боится, что она побежит к Пентауру расспрашивать о встрече с фараоном? Нет, она не сделает этого, она будет свято хранить доверенную ей тайну. А Пентаур… Она простилась с воспитателем, и нет нужды в лишних слезах. Из дома Сети она отправится сразу в Фивы, не возвращаясь в храм Пта, чтобы её близость не омрачала более спокойного течения дней Пентаура.
Нен-Нуфер взяла лишь два платья и ларец с украшениями и краской для лица, которые подарила ей жена Амени. Флейта разбита, но она попросит у Сети новую, чтобы играть для будущей Великой Царицы. Она сделает всё, что в её власти, чтобы скрасить оставшиеся девочке дни…»
Сусанна не могла оторвать взгляда от лица Резы. Между аккуратных тёмных бровей залегла глубокая морщина — ни разу не улыбнулся, читая её бред! Ох, отчего бы ему не поделиться с ней частичкой своего слоновьего спокойствия! Оторвитесь уже от чтения, мистер Атертон! Вы слишком медленно читаете… Вы уже должны услышать мой ответ — ответ «нет», который вы упрямо не желаете слышать с самолёта. Может, дело не в ушах мистера Атертона, а в том, что ты, Суслик, слишком неуверенно говоришь своё «нет»? Зачем ты рассматриваешь его? Ты же не в состоянии писать портреты! Он красив, да? С чего вдруг тебе стали нравиться смуглые мужчины? А как же мечта о голубоглазом блондине? Какая мечта? Не было такой мечты! Верно, не было, как не было и мечты переспать с арабом! А он не араб! Почти не араб, ты хотела сказать. Но это уже формальности, Суслик. Ты проигнорировала важный глагол… Суслик, вспомни, что ты говорила утром Паше! Так то было утром… Суслик, ты сделала всего три глотка! Или это вино из мидий так шибануло по мозгам, что ты вообще перестала соображать? Мама уже ахнула по поводу твоей причёски, а ведь волосы, как сказал наш общий знакомый, мистер Атертон, отрастут, а если ты сделаешь нечто другое…
— Ты загрузишь для меня продолжение?
Реза так неожиданно поднял на неё глаза, что она не успела спрятать свои. Теперь он знает, что ты его рассматривала, дура! Давай, разлепи уже губы и произнеси своё «ноу». Ну же!
— А вы хотите его прочитать?
Суслик, зачем так много слов, так много треска?! Крохотное слово «ноу» на Востоке тоже означает отказ. «Ноу» и всё.
— Нет! — он, кажется, оборвал её голосом Сети. Видишь, как просто оно звучит в его устах, это короткое «ноу». — Я хочу получить ответ!
Сусанна закрыла глаза и протянула руку.
— Если я нащупаю ключ, то…
Сусанна совсем не была уверена, что сказала фразу по-английски, но повторять не стала. Только если мысленно, добавив для себя, а если промахнусь… Точно ведь промахнусь… Только пальцы упёрлись в пластиковый прямоугольник. Зачем глаза закрыла? Он ведь явно подтолкнул к тебе ключ! Ещё бы монетку кинула, идиотка!
Пальцы сжимали ключ, но не отрывали от скатерти. Ведь в шахматах, если не сдвинул фигуру, можно ведь переходить, да? Между лопаток побежал ледяной ручеёк, и Сусанна отдёрнула руку. Только пластик ключа намертво приклеился к влажной ладони.
— Я знал, что ты согласишься, — Реза отодвинул стул и встал. — Ты ведь не жрица Хатор.
Да, она не жрица! Она дура! Но ведь можно ещё положить ключ обратно на стол и извиниться за глупость. Ведь можно? Реза уйдёт, точно уйдёт, он ведь джентльмен. Только если он уйдёт, то уж больше точно не вернётся. Даже за красками. Что ты за него волнуешься — купит новые! Или ты вспомнила про обещанные серьги? Аббас бы сейчас разрыдался от восторга! Заткнись! Не нужны мне его серьги, эти браслеты и кольцо! Но ты же видела его рисунки… Так ты лотосы мечтала посмотреть? Тогда не надо было играть в рулетку. Он предлагал тебе выбор, а сейчас он просто уйдёт, а ты поедешь завтра с Пашей и этой дурой в музей исламского искусства и на базар, как и планировала, когда сестра покупала путёвку. Всё хорошо, Суслик. Положи ключ обратно. Зачем тебе три дня непонятно с кем? И за такую цену! Чтобы сожалеть всю оставшуюся жизнь? Сожалеть? Кто вообще собрался о чём-то жалеть? Я ведь не просто так тянула руку…
— Ты забыла кофту.
Нет, я забыла голову! И планшет, но вы не собираетесь мне его отдавать. А кофта, она застряла на спинке стула…
Сусанна рванула кофту вверх и услышала, как лопнула нитка шва. Рюкзак в руках тоже дрожал. Она прикрыла глаза и попыталась сосчитать до десяти, но это не помогло. Во сколько они вернутся в гостиницу? Только бы не утром, а то церберы обо всём догадаются и доложат родителям. И ложь про ночную прогулку на катере вряд ли прокатит. Но как бы потактичнее намекнуть ему про возвращение? Или он сам догадается? Пусть лучше сам, потому что английские слова вновь разбежались… И не только слова. Она с трудом нащупывала дорогу — каирец на этот раз не протянул руки. О, да, мистер Атертон, вам важно, что я сама иду за вами. Это снимает с вас всякую ответственность. А в кроссовки будто гравия насыпали — идти так тяжело и так больно, особенно глядя ему в спину. Даже не обернётся… И в лифте продолжил молчать и смотрел мимо её отражения в зеркальной стене. Только у двери в номер обернулся, но руки за ключом не протянул. Она и открыть должна сама. Интересно, раздеваться тоже самой придётся? Фараоны тоже не утруждали себя этим. Хорошо ещё сам дверь закрыл, пока она стояла посреди комнаты, чуть ли не до крови врезая в ладонь край ключа. Как всё по-дурацки получилось… Может, согласись она в самолёте, он бы обставил это как-то по-человечески, а то как с проституткой прямо…