Беглянка и ее герцог (СИ) - Черная Мстислава. Страница 46

Даниэль пожал плечами:

— Вам доводилось слышать про приют имени Ридианны Милосердной?

— Краем уха. В благотворительных кругах так сильно плевались в адрес приюта, что я сразу поняла — отличное место. Неужели это ваш?

— Мой.

Смежную дверь между нашими спальнями я не закрыла, и в проеме появилась Гретти с подносом в руках. На подносе белели конверты. Видимо, моя корреспонденция из приюта и пекарни. Гретти испуганно отступила, но я жестом показала ей, чтобы она подала мне поднос.

— Приют для детей до четырнадцати, они получают начальное образование, и приют помогает им устроиться на работу.

— Я слышала, что приют имени Ридианны Милосердной первый по усыновлениям?

— Да, — гордо кивнул Даниэль. — Очень многим детям удалось найти семью. Это…

И тут раздался грохот, потому что Гретти уронила поднос. Мы оба резко обернулись, но девушка уже торопливо собирала разлетевшиеся по ковру вещи.

— Простите, месье, простите, мадам! — быстро пробормотала она. Я вдруг заметила, что у девушки дрожат руки. — С вашего позволения…

— Что это было? — недоуменно поинтересовался Даниэль, глядя вслед улепетнувшей горничной.

— Не знаю. — Я снова задумчиво почесала кончик носа. — Пожалуй, оставлю тебя ненадолго. Эта девочка для меня не просто служанка. Пойду расспрошу, что произошло…

— Я могу надеяться, что ты и мне потом расскажешь?

— Если она позволит, расскажу, конечно. — Я улыбнулась мужу. — Если там не будет роковых тайн, потерянных детей и жутких признаний о чьей-то смерти.

Даниэль принял шутку и улыбнулся в ответ. А я пошла в свою комнату, прикрыла дверь и позвонила в колокольчик, вызывая Гретти. Интересно… мы уже больше года знакомы, чего я еще не знаю об этой девочке?

Ох, если бы я могла предполагать, что услышу, не шутила бы про ужасные тайны и чью-то смерть.

Глава 52

— А потом месье Лапо велел называть его папочкой и стал зажимать меня в кладовке и шептать на ухо всякие мерзости, — тихо рассказывала Гретти, сидя на моей кровати, укутанная в мою теплую шаль, напоенная крепким чаем с настойкой и уже почти спокойная. — Мне было тринадцать лет, и я не понимала еще, дура, что ему надо, мне просто было так противно… и меня однажды стошнило прямо на его толстое брюхо. Как он орал!

Я тихо скрипнула зубами и сделала в голове мысленную отметку, что надо обязательно найти этого месье Лапо и оторвать ему все выступающие части тела. Я даже знаю, кого попрошу об этом — Даниэля. Уверена, он мне не откажет.

А Гретти между тем продолжала:

— На крики прибежала мадам Лапо и стала бить меня своей тростью. Она кричала, что все приютские девки — потаскухи и это всем известно, зачем такие старые развратники удочеряют молоденьких шлюшек. Месье Лапо быстро опомнился и тоже стал меня бить… не помню чем. Он говорил, что я неблагодарная тварь и еще пожалею о своем поведении.

У меня от этого рассказа, если честно, в глазах стояла красная пелена. Обоим оторвать руки-ноги, спички вставить! Скоты такие! И эта мадам проклятая, вместо того чтобы отодрать своего муженька-сластолюбца, накинулась на девочку…

— Ну вот… месье Лапо так сильно ударил меня по голове, что я, кажется, потеряла сознание. А когда пришла в себя, мне было сказано, что я не останусь в их доме. И буду работать на ферме у дальних родственников, а месье Лапо найдет в приюте другую девочку, которая будет благодарна своему папочке… ему любую отдадут, у него хорошая репутация.

Гретти шмыгнула носом и с ненавистью произнесла:

— Они все, все приходили к нам в приют за «доченьками», а сами смотрели маслеными глазами и выбирали, как овец на рынке. Воспитателям было все равно, особенно если усыновитель делал пожертвование приюту, а попечители… они все либо дураки вроде вашего мужа, который ничего не замечает, либо такие же подонки, которым самим нравилось развлекаться с совсем маленькими девочками.

— Господи, Гретти, как ты…

— Как я оттуда выбралась? С фермы? Там как раз оказалось не так плохо. Да, было очень мало еды и много работы. Из-за этого я, наверное, почти не росла. Вы, когда меня встретили, сами ж сказали, что я похожа на подростка-заморыша. Но зато там все работали честно и никто не пытался залезть ко мне под юбку. До тех пор, пока месье Лапо обо мне не вспомнил и не решил зачем-то забрать обратно. И тогда я сбежала… ну, и встретила вас, мадам.

— Понятно… но я хотела спросить: как ты попала в этот жуткий приют?

— Почему жуткий? Обычный. Они все такие. Ну, кроме нашего… Я плохо помню. Только то, что, когда я была очень маленькая, мы жили с папой и братом в большом красивом доме вроде этого. И брат даже подружился с сыном хозяев. — Тут девушка незнакомо и зло усмехнулась. — Подружился волк с овцой. Барчуку игрушки, прислуге — колотушки. Хозяин узнал об этой дружбе, и нас вышвырнули. И там… папа пил сильно, он умер. А нас с братом продали в Цветочный квартал. Смутно все в памяти… только Чезаре все время ждал, что его дружок придет и спасет нас. Как же! Какое дело барчуку до нищих сироток? Меня перепродали в тот самый приют, я там потом десять лет жила. А брат умер. Мне сказали, совсем скоро после того, как нас разлучили…

Я успокаивающе погладила Гретти по голове:

— Этого месье Лапо надо найти. Согласна?

Ответить Гретти не успела. Из-за двери раздался грохот, а затем удаляющиеся шаги. Пожав плечами, я выглянула в соседнюю спальню. Прямо под порогом поднос, разбитый сервиз, лужа и в ней россыпь быстро тающих кубиков сахара. Даниэль… сбежал.

— Что это было? — задала я вопрос в воздух.

Потом, наверное, объяснит.

Я обернулась к Гретти. Она тоже с недоумением смотрела на осколки, но значения не придала, гораздо больше ее волновало другое:

— Зачем его искать?

— Остановить. Наказать. Не самим, естественно, а по закону. И заодно спровоцировать скандал. Если правильно подать, старые грымзы, какими бы ханжами они ни были, устроят шум. Полиция будет вынуждена провести проверки, а нам останется только проследить, чтобы полицейские это дело не замяли. Юриста нашего натравим, м-м?

Гретти неуверенно кивнула.

— Не надо его искать, я и так знаю, где он живет. Только… опять обвинят во всем девочек. Как всегда — она сама хвостом крутила, она соблазняла…

— Не позволим! Тут просто умеючи надо, я подскажу как.

— Я должна буду рассказать все вашему мужу, да, мадам?

— Не обязательно, я сама коротко перескажу, не про тебя, а про то, что там происходит. Пусть свой приют для начала проверит.

— Да…

Рассказывать вообще не пришлось. Даниэль постучался, вошел. Бледный, глаза лихорадочно горят, в подрагивающей руке что-то зажато. Дан жадно уставился на Гретти. Она вздрогнула и юркнула за мою спину.

Я выгнула бровь:

— Даниэль?

Он сглотнул, медленно подошел. Он все еще смотрел мне за спину, но заставить Гретти выйти не пытался.

— Гретти, ты помнишь, как выглядел твой брат?

— Конечно. — Она осторожно выглянула из-за моего плеча.

Даниэль разжал кулак. На ладони почти до крови пропечатались края медальона. Щелкнуло. Дан открыл крышку, развернул медальон, и изнутри на нас уставился улыбчивый мальчишка.

— Чезаре? — Гретти вздрогнула и вдруг вскинула голову, с неожиданным гневом ткнула пальцем в Даниэля. — Так это был ты?!

Я отступила в сторону, я здесь явно лишняя. Но далеко не отойду: чует мое сердце, процесс надо контролировать.

Гретти стиснула кулаки, а Дан шагнул вперед и сгреб ее в объятия.

— Ты жива! Жива!

— Ну вы еще теперь спойте и станцуйте, как в индийском фильме, — вполголоса, чтоб не услышали, пробормотала я себе под нос. Черт, какая я, однако, несентиментальная поганка и ваще. — Даниэль! Отпусти ребенка, ты ее задушишь!

— Что? — слегка опомнился муж.

— Задушишь, — повторила я.

Даниэль ослабил хватку, но рук не убрал.

Гретти вывернулась сама, взяла медальон и перебралась поближе ко мне, подальше от Дана. Уставилась на портрет брата.