Наследник для оборотня (СИ) - Моран Маша. Страница 20

Зверь начинает бушевать не на шутку. Древняя кровь, которая с каждым днем становится только сильнее, взывает заявить права на нее прямо сейчас. Забрать отсюда немедленно!

— Марина Витальевна, а вы правда разрешите мне полечить вас? — Долговязый мальчишка цепляется за ее юбку и с восторгом заглядывает в рот.

Становится необходимым узнать, как она получила эту жуткую рану. Кто посмел поднять на нее руку? Кто бы это ни был, он уже приговорен.

Кто-то делает музыку громче, и мне приходится отойти в сторону, чтобы не мешать «богатырям» освобождать пленников Бабы Яги и Кощея.

Но я все равно слышу ее чуть хрипловатый смех, от которого волосы на загривке встают дыбом.

А потом, чтобы окончательно добить мою выдержку, она, улыбаясь, произносит:

— Паша, я же Баба Яга.

Ее голос… растекается по венам сладким ядом. Сливочной карамелью. От него становится так нестерпимо жарко, что одежда раздражает, превращаясь в чертову смирительную рубашку. И мне уже становится жизненно-необходимым сбросить ту цивилизованность, которую я собирал годами. Сейчас мне необходимо быть зверем. Животным. Первобытным. Выпустить инстинкты наружу и позволить им руководить мной.

— Я узнал вас, Марина Витальевна. Вы самая красивая.

О, да-а-а… Она совершенная. Идеальная. Даже смотреть на нее — чистый кайф. Меня выбивает дикая ревность. От того, что рядом с ней стою не я. От того, что она смотрит на других.

Не смогу я это контролировать. Не смогу. Прямо сейчас она нужна мне.

— Да, наша Марина Витальевна лучше всех.

Мне не удается подавить тихое рычание. Я не знаю, кто там, в этом идиотском костюме Кощея, но ему — конец. Чувствую его запах. Он возбужден. Ему нравится происходящее. Нравится стоять почти вплотную к ней и смотреть на нее. Ему хочется большего. Меня от этого начинает трясти.

Я принюхиваюсь к ее аромату, прислушиваюсь к сердцебиению, под звук которого прямо сейчас подстраивается весь мой организм.

Ее сердце стучит быстро. Она волнуется. А еще я ощущаю, что ей больно. Щека… С этим я могу помочь ей справиться. Несколько капель моей слюны, и рана затянется к концу дня.

От мысли, что начну ее вылизывать, мне становится нечем дышать. Аромат карамели и цветов накрывает удушающей волной. Потому что она, Марина — теперь я знаю точно, отодвигается от того, кого я уже занес в список жертв. Мой зверь торжествующе рычит, довольный тем, что выбранная самка сама, по своей воле, проявляет неприязнь к сопернику.

Я снова принюхиваюсь, улавливая легкий, едва ощутимый аромат испарины на ее коже. На секунду прикрываю глаза от наслаждения… Боже, она восхитительна. Лучше нет никого.

Воображение тут же рисует картины нашего с ней секса. Совокупления. Не знаю, как назвать то, что хочу с ней сделать. Нет слова для того, от чего меня корежит, как съеденный огнем металл.

Я хочу ее сожрать. Всю без остатка. Затрахать до сорванного горла. Нет, даже не так. Отодрать, чтобы обезумела от всего происходящего.

Я представляю, как она лежит передо мной. Как послушно раздвигает ноги, приглашает меня. Как я опускаюсь между ними и как мое лицо оказывается напротив ее бедер. Я хочу рассмотреть, какая она там. Как выглядит ее тугая целочка, которую она берегла для меня. Хочу знать, какая она на вкус… сильно ли будет течь, когда мы окажемся рядом, когда Марина будет чувствовать мой взгляд.

Меня начинает утаскивать в черноту. В бездну. За ту черту, переступив которую, я уже не вернусь.

Никогда… никогда у меня не было таких желаний. Чтобы пробовать какую-то шлюху между ног? Кроме отвращения эта мысль ничего не вызывала. Но сейчас я понимал, что свихнусь, если не узнаю, какова на вкус ее влага. Мне хотелось рассмотреть ее. Во всех подробностях. Узнать, как выглядит ее киска. Какая она на вкус. Что ощущаешь, когда лижешь набухшую плоть. И как громко будет кричать Марина, когда я начну это делать.

Мне необходимо попробовать… каждый сантиметр ее тела. Оставить алые следы на ее коже.

Ее кожа… девственно белая, чистая, не считая багровой раны на щеке. И сама она кажется чистой. Только сейчас я вдруг осознаю… Меня прошибает холодный пот. Сколько ей лет? Она выглядит слишком молодой. Почти девчонка. Да еще такая маленькая. Крошечная. Даже до плеча мне не достанет. Слишком хрупкая и слишком юная для всего, что я хочу с ней сделать.

Но даже это меня не остановит. Я заберу ее и буду ждать, сколько понадобится. Буду оберегать. Защищать. Всегда буду рядом.

Пусть привыкнет ко мне. Я должен стать для нее важным. Тем, в ком она будет нуждаться. Без кого не сможет. От кого станет зависима, как прямо сейчас становлюсь от нее зависимым я.

Черт! Даже мысль о том, что придется ждать, прежде чем сделаю ее своей, причиняет боль. Стоило догадаться сразу, что она слишком молодая. Потому у нее никого и не было.

С другой стороны, сюда бы не взяли работать человека младше восемнадцати. Нет, конечно нет. Сколько бы ей не было лет, она теперь моя. Стала моей в тот момент, когда я почувствовал ее аромат.

Я так погружаюсь в свои мысли, что ее голос заставляет вздрогнуть. Он проходится по мне зазубренным ножом. Ранит, сдирает кожу на живую.

— Смотрите, ребята выполнили все задания. Сейчас вас освободят. — Она улыбается окружившим ее детям и тут же морщится от боли.

Я чувствую даже ее дрожь. Нужно ее спрятать. Защитить, чтобы больше никто не смог причинить ей такие мучения.

— А можно я останусь с вами, Марина Витальевна? — Настырный пацан запросто обнимает ее и прижимается, как будто никого важнее в его жизни нет.

И если его я еще смогу вытерпеть, то придурка в костюме Кощея хочется разодрать на части. Он снова тянется к ней и убирает ее волосы с плеча, откидывая их за спину. Он пытается коснуться ее уха, покрасневшего от пяти крошечных сережек, проткнувших нежную кожу. Но она резко дергает головой и отстраняется.

Я делаю еще один шаг вперед, готовый броситься к нему и разодрать на части.

Неожиданно зал взрывается смехом. Дети чему-то радуются, и Марина, моя Марина, подталкивает Пашу к другим ребятам. Он прилип к ней и требует разрешения «вылечить ее рану». Я тоже этого хочу. Исследовать ее всю, узнать, сколько еще ран на ее теле. И зализать каждую.

Рот снова наполняется голодной слюной. Клыки медленно вытягиваются из десен. Инстинкт ведет меня к ней. Заставляет желать вонзить в нее зубы и сделать своей.

Мне это надо, вашу мать! Прямо сейчас! А иначе просто порвет на части. На куски.

Когда она ласково произносит: «Конечно, Паша. Ты обязательно осмотришь мою рану, но только после праздника» меня окончательно выносит из реальности.

Все приходит в движение. Дети радуются и смеются, прыгают вокруг воспитателей. Я чувствую, как зверь неотвратимо берет верх над человеком.

Животная ярость и инстинкт охотника поднимаются из глубины нутра. Я слежу за тем, как моя желанная добыча идет в самую гущу детей. В руках она держит корзинку, и мне кажется, что там лежит нож, который она сейчас вонзит мне между ребер. Потому что терпеть дальше я не могу.

Сегодня. Сегодня она должна стать моей. Прямо сейчас…

Те крупицы человечности, что во мне еще остались, твердят, что я — идиот. Что ни одна женщина не примет то, что я хочу сделать. Я ведь знаю, что случилось с отцом и матерью. Достаточно лишь не повторять их ошибок. Но… но мне нужно хоть что-то.

Я должен получить ее. Хотя бы просто остаться наедине. Ощутить ее аромат без примеси других запахов.

Удивительно, но именно сейчас инстинкт охотника оживает во мне в полную силу. В голове сам собой рождается план, как заманить ее, куда заманить.

Она проходит мимо детей и раздает им вырезанные из бумаги кленовые листочки. Они все ярко раскрашены, и мне нужно сделать лишь один вдох, чтобы понять, что их она делала сама. Сама вырезала, сама раскрашивала.

Лукаво улыбаясь, она говорит, что это волшебные листья. Волшебные, потому что растут на деревьях возле избушки Бабы Яги.