Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику (СИ) - Потоцкая Мария. Страница 21

— Спасибо. Но я не хочу пускать тебя в свою Крепость. Я делаю так: узнаю все про интересных или опасных людей, но к себе никого не подпускаю.

Процион сказал:

— А я все равно про тебя все узнаю! Я всегда добиваюсь того, что мне нужно, как и ты!

Несмотря на то, что в Туманном Лесу все говорили правду, его слова были ложью. Потому что он не сможет узнать.

Процион сказал:

— Я уже понял, что ты психопат и параноик! И работа у тебя скучная! И сам ты все такой же скучный, как при первой нашей встрече, я ее помню. Но ты вызываешь у меня уважение, которое меня злит, потому что ты идешь напролом и используешь любые методы, чтобы добиться своего.

Я снова сказал:

— Спасибо.

Потом мы разошлись. Мне было приятно, что Процион меня уважает, хотя я и думал, что, согласно правилам приличия, все люди должны относиться друг к другу с уважением. Однако он был моим эталоном смелости, поэтому эти слова «подняли мне настроение».

Потом я вспомнил, что Кассиопея сегодня вела себя непонятно. Она попросила, чтобы мы заехали за ней в консерваторию после работы, потому что ее машина сломалась. Я предложил ей поехать на такси и не ждать нас, но она отказалась, не объяснив причину. По пути домой она много разговаривала с Проционом. Приехав, она нарушила свой график, не спустилась к ужину и не играла на фортепиано. Она сидела в своей комнате, снова ничего не разъяснив мне. Поэтому я пошел к Недоступной Башне.

Когда я увидел Кассиопею, я испытал ужас. Сколько я себя помнил в Туманном Лесу (примерно с пяти лет), Кассиопея всегда была на вершине Башни. Сначала она была низкой, теперь же стала больше самых высоких деревьев, обычно я едва мог различить Кассиопею на ее вершине. Сейчас она лежала на земле между корней деревьев, оплетающих все вокруг, как плющ. Я хотел помочь ей встать, но не решился без ее разрешения.

Я спросил:

— Почему ты лежишь на земле?

Она молчала несколько минут. За это время я успел рассмотреть ее лучше. Поза была довольно расслабленной, это говорило о том, что она вряд ли ранена. И даже платье ее не порвалось, лишь прическа подпортилась, и ее волосы, как и корни, оплетали землю вокруг.

Наконец, она сказала:

— Всю жизнь я строила свою Башню, чтобы быть выше других людей. По своим субъективным меркам, я и была лучшей. Я была выше всех людских проблем, я презирала их несчастья и радости, которые ничего не оставят за собой. Когда мой муж повесился, я была больше растеряна, чем расстроена. Не потому, что он мертв, а потому что он оказался еще слабее, чем я ожидала. Когда умер мой отец, я почувствовала облегчение. Строительство моей Башни стало успешнее, и я думала, что больше не будет никаких преград для того, чтобы достигнуть самих небес. Я думала, что ни единое событие в мире не оставит на мне отпечаток.

Тон у Кассиопеи был насмешливый, таким голосом она обычно говорила про своих собеседников. Сейчас же она будто бы насмехалась сама над собой. Кассиопея снова замолчала на три минуты, потом продолжила:

— Когда я увидела Проциона, все произошло очень быстро и непонятно для меня самой. Я упала со своей Недоступной Башни на землю. И мое падение было самым страшным, что я когда-либо испытывала.

Она замолчала и больше ничего не говорила. Я заметил, что маленькие слабые цветы ярко-алого оттенка расцвели у подножья ее Башни.

Я не был уверен, говорила ли Кассиопея о любви. Но если да, то я совсем ничего не понимал. Гиансар говорил (и в книгах писали подобное), что любовь — это чувство, которое возносит тебя, а над головой будто бы отныне всегда светит солнце. Он не говорил ничего про падение и страх.

Я решил в этом не разбираться и пошел в сторону Каменной Крепости.

Глава 10

Продажи упали на три процента. Это не фатально, однако это был показатель моего неудачного управления. Я еще не справлялся со всем так же хорошо, как мой отец, тем не менее, существовало мало людей, которые справились бы лучше меня. Я думал о том, что нужно запустить новую линию продукции, но сейчас обстановка была слишком нестабильной для этого. Я решил почистить персонал и начал с лаборатории. В ней работало много химиков, больше, чем требовалось «Кеплер-22». Иногда лаборатория выполняла заказы других компаний, это было выгодно. Но я стал подозревать, что некоторые сотрудники могут вести двойную игру и выполнять заказы лично, в обход бюджета компании. Я просмотрел личное дело каждого работника, со всеми провел беседу. Я не был уверен ни насчет одного из них, однако я уволил лишь нескольких. Гиансар тщетно пытался отстоять каждого. Поэтому вакансии были открыты, и я надеялся привлечь лучших специалистов. Второй этап собеседования я проводил лично. У меня совсем не было времени, но ко мне проходили лишь лучшие и, в основном, они получали рабочие места.

Сегодня я нашел время принять Ботейн Лагранж. Она была младше меня на год, что было больше минусом, чем плюсом. В то же время я не любил сотрудников предпенсионного возраста, потому что они относились ко мне плохо и были неактуальными. У Ботейн было хорошее личное дело: диплом престижного института, защищенная кандидатская диссертация, стаж в хорошей компании, но опыт работы был всего два года. Она могла многого не знать, поэтому будь у меня еще чуть меньше времени, я не принял бы ее.

Когда дверь открылась, я повторно просматривал сведения о ней. Прежде, чем я поднял взгляд, я почувствовал душный сладкий запах парфюма. Это вызывало ассоциации с опасными или неприятными женщинами. С первого взгляда мне стало очевидно, что Ботейн относится к первой категории. Она была платиновой блондинкой (это не был цвет платины, но так называют соответствующий оттенок волос) с уложенными блестящими локонами, как у куклы. Ее фигура была красивой, как и лицо. Но мне не нравилась ее яркая красная помада и откровенное платье, которое все еще можно было назвать деловым, но оно не скрывало ни единого изгиба ее тела. Она прошла к креслу, и я слышал точный стук ее каблуков.

Я смотрел на нее молча. А потом я вдруг понял, что это не Ботейн Лагранж.

— Я не провожу собеседование с претендентами на вакансию секретаря. Вы ошиблись, отдел кадров этажом выше.

Она вежливо улыбнулась. Ее зубы были такими белыми и ровными, что она могла бы рекламировать зубную пасту. Как и одежду или парфюм.

Она сказала:

— Нет, мне назначено собеседование именно у вас.

— Это ошибка моего секретаря. Именно поэтому я увольняю ее в конце месяца и уже открыл вакансию на ее место.

— Я пришла устраиваться не секретаршей. Папку именно с моим именем вы сейчас держите в руках. Ботейн Лагранж.

Я понял, что она не врет.

— Простите за это недоразумение. Как вы, должно быть, поняли, я — Кастор Кеплер. Давайте приступим. Я просмотрел ваше досье, и у меня появилось несколько вопросов. Вы начали свою карьеру в научной сфере, почему же вы хотите работать в Кеплер-22?

Если она скажет, что из-за зарплаты, это будет хороший ответ. Ботейн попробовала посмотреть мне в глаза, ее губы снова растянулись в белозубой улыбке. У меня было два варианта: она со мной флиртовала, или она пыталась скрыть за улыбкой свои намерения навредить мне.

— Ради денег и власти.

Она сделала паузу и вдохнула, будто бы еще не договорила. Я не совсем понял ее мотивацию насчет власти, но ответ меня удовлетворил. Однако Ботейн продолжила:

— Ради денег и власти, которые обретет Кеплер-22, если вы примите мое предложение.

Эта фраза звучала слишком самонадеянно. Видимо, она старательно пыталась произвести впечатление на работодателя.

Это было понятно не только по ее словам, но и по внешнему виду. Тем не менее, меня насторожило то, что она сказала. Мне вдруг показалось, что Ботейн и правда может обладать чем-то опасным то ли для меня, то ли для других. Я не должен был показывать мои опасения, поэтому я слегка приподнял брови, будто бы удивлен и немного скептичен, и подался вперед.

— Я слушаю.