Шок-школа - Устинова Татьяна. Страница 3

– Меня вообще-то интересует судьба совсем другого маленького героя, – сказала мамочка в палевом, и Натка взглянула на нее с благодарностью.

Дверь задергалась, выражая желание открыться. Натка отлепила от нее плечо, сдвинулась в сторону, и в коридор неторопливо и важно – совсем не в духе своего порывистого кумира – Мойдодыра – выступил юный герой Сенька.

– Ну? Как?! – дружно выдохнули в коридоре.

– А какие варианты? – Арсений Кузнецов продолжал демонстрировать яркую индивидуальность. – Все супер!

– Ур-р-ра-а-а! – завопила Натка, сгребла сына в охапку да так и потащила по коридору к выходу.

Трехчасовая пытка вступительными экзаменами отняла у нее, наверное, целый год жизни.

Странно, что она еще тогда не подумала – а сколько же отнимут годы обучения в этой школе?

– Лена-а-а! Гуляем!

Натка ворвалась в квартиру как ураган, подхватила меня, выронила – я все же потяжелее, чем девочка Элли, даже если вместе с собачкой, – и закружилась сама. Широкая юбка василькового платья надулась и развернулась ярким цветком.

– Ур-ра! Кузнецовы рулят!

– Да? Чем конкретно? – уточнила я не без опаски, прикрывая собой трюмо, с которого буйная васильковая юбка запросто могла смести всю мою косметику.

Не то чтобы там имелось что-то особенно редкое или дорогое, просто мне неохота было выискивать потом увертливые мелкие тюбики по углам прихожей.

– Мам, уже можно? – послышалось из-за двери, которую ураган по имени Натка оставил приоткрытой.

– Сеня? – Я узнала голос племянника, открыла дверь шире и выглянула на лестничную площадку. – Ого! Да мы гуляем!

– А я тебе что говорю!

Натка отпихнула меня и метнулась из квартиры, но тут же влетела обратно, приплясывая и пятясь. На ходу она торжественно возвестила:

– Арсений! Давай! – И мажорно задудела какой-то неопознаваемый праздничный марш. – Там-там-тадам, та-та-тататадам!

– О! Это откуда? – Вовремя выглянувшая из своей комнаты Сашка как раз застала торжественный выход, точнее вход, Сеньки.

– Музыка – из «Полицейской академии», а торт из кондитерской «Ванильное небо», он сделан на заказ, – скороговоркой ответила Натка и снова мажорно затрубила, затамтамкала.

Мелко семеня ногами и чуть приседая, племянник аккуратно вдвинулся в дверь в классическом стиле девушки с приветственным караваем, только без вышитого рушника и с тортом вместо хлеба. Большой прямоугольный торт помещался в открытой коробке с низкими бортиками и имел интригующий вид солидного портфеля – шоколадно-коричневого, с золотым замком-застежкой.

– И это все означает, что… – я вопросительно посмотрела на сестру.

– Что Сеньку приняли в Шоко-школу!!! – Натка оборвала торжественный марш и восторженно завизжала.

– О! Круто! Тащи сюда. – Сашка, размахивая руками, как регулировщик дорожного движения, препроводила Сеньку в кухню, и там они в четыре руки сгрузили торт на стол. – Кому чай, кому кофе?

Вот интересно – Сашка у нас правоверная зожница, но это совершенно не мешает ей при случае набивать живот вредными тортиками. Она просто говорит себе: «Сегодня мне можно» – и лопает калорийное сладкое без зазрения совести.

Я, как судья, все никак не могу постичь принцип, по которому моя дочь сначала устанавливает для себя строгие законы питания, а потом объявляет их временно недействительными. В моем представлении это как если бы Ньютон признавал закон всемирного тяготения только с понедельника по пятницу: «А на уикенд давайте от земного притяжения немножко отдохнем».

Впрочем, это я так, к слову. На самом деле, как всякая нормальная мать, я только рада, когда мой ребенок не ограничивает себя в еде, а заодно и меня – я тоже обожаю сладкое.

– Так, кому чай, кому кофе? – нетерпеливо повторила Сашка уже под свист закипающего электрочайника.

– Лично мне – валериановых капель! – откровенно рисуясь, вздохнула Натка и прижала руку к бурно вздымающейся груди под васильковой тканью. – Кто бы знал, как я переволновалась!

– Саш, теть Наташе успокаивающий ромашковый чай! – крикнула я и закрыла дверь на лестницу.

Незачем соседям по дому знать, как мы тут взволнованы и что именно празднуем. Соседи у нас хорошие, тихие и незаметные, но одно имя Сеньки способно ввергнуть их в шок и трепет. Особенно жильцов снизу, которых мы Сенькиными стараниями дважды топили – потом приходилось заново белить им потолки.

– С ума сошла? Какой ромашковый чай? Сегодня мы пьем шампанское! – Сестрица перестала прикидываться умирающим лебедем и выудила из своей сумки-торбы пузатую бутыль. – Не помешало бы охладить его, конечно, но я не дотерплю. Где у тебя бокалы?

– Кухня, отмена заказа, теть Наташе бокалы! – крикнула я и распахнула перед сестрицей дверь ванной. – Руки-то хоть помой! Прискакала вся в мыле, как конь апокалипсиса…

– Ну нет, давай-ка сменим образный ряд, у нас все же не конец света, а наоборот – начало новой жизни! – Натка проворно ополоснула руки, выскочила из ванной, сверкая улыбкой и мокрым стеклом – сунула, значит, там бутылку под холодную воду. – Наконец-то представитель нашей фамилии выходит на нужную орбиту!

«Ой-ой, землянам впору ужаснуться, как тем соседям снизу», – подумалось мне. Уж на орбите Сенька развернется, натворит незнамо чего – он у нас парень непредсказуемый…

– Мам, а можно я съем замочек? – крикнул непредсказуемый Сенька с кухни.

– Какой замочек? – моментально насторожилась Натка.

– Оковы земного притяжения, – хихикнула я.

– Он же посередине, как я тебе его вырежу? – запротестовала Сашка в кухне.

Она уже ходила вокруг стола с острым ножом и таким же прищуром, прицеливаясь к торту.

А, так вот о каком замочке речь – с кондитерского портфеля!

– Дай-ка мне, – я забрала у дочки нож и бестрепетно вонзила его в середину торта. – Тебе, Арсений, сегодня можно всё! Вот, ешь свой замочек. Это будет где-то даже символично.

– Почему это символично? – заинтересовалась Натка, торопливо распутывая проволочный намордничек на горлышке бутылки.

– Потому что школа – это как тюрьма! Одиннадцать лет несвободы! – с надрывом произнесла Сашка, отсидевшая за партой уже восемь лет из упомянутых одиннадцати. – Да, мама? Ты же именно это имела в виду?

Вообще-то да, именно это. Но прямо согласиться со сказанным было бы непедагогично, поэтому я уклончиво пробормотала:

– Ну как-то, где-то…

Тут очень кстати бабахнуло открывшееся шампанское, и мы удачно сменили тему:

– За нашего первоклассника! – вскричала Натка. – Ура, товарищи! Ура!

Торт оказался вкусным, и очень скоро от большого портфеля осталась маленькая борсетка. Сашка с Сенькой с трудом отвалились от стола и утопали в комнату дочери. Мы с Наткой остались допивать шампанское.

– Школьные годы чудесные, как они быстро летят… Их не воротишь назад, – ковыряя остатки торта, который тоже улетучивался огорчительно быстро и при этом не имел никаких шансов вернуться, лирично замурчала сестрица. – Эх, Лена, помнишь ли ты наши школьные годы? Условно чудесные… Тридцать восемь гавриков в классе и вечно раздраженная пенсионерка Антонина Ивановна в роли первой учительницы…

– У меня было сорок гавриков и Вера Петровна, – кивнула я.

– Парты исписанные, стулья фанерные, расслаивающиеся и царапающие ноги, колготки на них вечно рвались, – не затормозилась Натка. – Запах тушеной капусты из столовки, страшные бурые пятна от мастики на сером паркете. В гардеробе постоянно роняют и топчут одежду, режут куртки, тырят мелочь из карманов. В буфете вечная очередь за коржиками и язычками, в туалетах – курилки, в коридорах на переменах пыль столбом и гвалт, как на вокзале.

– Не самые лучшие у тебя воспоминания о школе, – заметила я, подливая сестрице шампанского.

– Так и школа у нас с тобой была не самая лучшая! – Натка завозилась, села прямо и гордо вздернула нос. – А вот у Сеньки в классе будет всего пятнадцать учеников, представляешь? И никакой босоты-гопоты, только специально отобранные умненькие детки из приличных семей! И литер «А»!