Песнь Серебряной Плети (СИ) - Ллирска Бранвена. Страница 6

Ярость державшего ее в тисках нечто прокатилась по телу новым разрядом боли. В глазах потемнело, где-то на периферии зрения искрами рассыпался пламенно-кровавый фейерверк.

— Тот, с кем ты спала, дрянь!

— Н… не… зна… ю. У… шел, — как слабую попытку оправдаться, то ли просипела, то ли прошептала Фэй.

К счастью, неведомое чудовище ее услышало.

— Куда? Как давно?

Фэй потрясла головой, все еще надеясь проснуться в своей постели, c сопящим под боком «королем фейри» или без него — только бы проснуться! Язык упрямо не слушался, зубы отбивали отменную тарантеллу, пальцы выламывало судорогой. Сон, просто сон… Карающий каменный кулак реальности невидимыми костяшками вонзился в солнечное сплетение, на пол снова закапала кровь, кажется, теперь из носа. Могучее нечто, точно владыка ситхов под гудящий в мозгу «Имперский марш», приподняло свою задыхающуюся от боли жертву за плечи, оторвав от пола, встряхнуло, как пыльную тряпку, как нашкодившего котенка.

— Отвечай, когда тебя спрашивают! — прозвучало снова. — Или мне надо выбить все твои кривые зубы, чтобы ты наконец начала меня понимать?

Кривыми зубы Фэй никогда не были. Даже в раннем детстве. И она никогда не считала их кривыми. Может быть, немного мелкими, но уж точно не кривыми. Такого она сама не придумала бы даже в горячечном бреду. Это кто-то другой. И он настоящий.

Панически хватая ртом воздух, Фэй прохрипела невнятное:

— Н… не…е… з… на…

— Что?

— Не знаю! — проорала Фэй.

Хватка милосердно ослабла настолько, что Фэй, по-прежнему не видя ничего перед собой, кроме феерической пляски огней, точно в Ночь Гая Фокса, грянувшую не по расписанию, сумела выговорить больше трех слов:

— Я даже имени этого хрена не знаю! Он свалил. Трахнул меня и смотал удочки ко всем… х-х-хр-р-р…

Дыхание в очередной раз вылетело из легких.

— Пойди и вымой свой язык, чучело, — сквозь дикую канонаду, Фэй явственно почувствовала, как ее призрачный палач гадливо морщится. Голос был определенно женским: высоким и необыкновенно чистым. При других обстоятельствах, она даже, скорей всего, сочла бы его ангельски красивым.

— Найди мне его, — не терпящим возражений тоном, повелел он. — Найди и приведи, или я выпотрошу тебя живьем и заставлю съесть собственные кишки.

И отчетливая картина этого действа обрушилась на Фэй во всей неумолимой гамме чувств, как бы давая понять: владелица божественно чистого голоса знает, что говорит. И превосходно владеет необходимыми для этого навыками.

— Куда привести? — со стоном выдохнула Фэй и захлебнулась приступом кашля. — Кто ты?.. Откуда?..

— Ты что, подменыш? — с легким удивлением спросил ее голос.

На этот раз Фэй уже была готова поверить во что угодно. Если терзавшего ее демона это устроит — она признает себя кем угодно: подменышем, клоном, дроидом, деревянной куклой Пиноккио! Но что-то подсказывало ей, что лучше сказать, как есть.

— Я… не… знаю.

Голос сделался брезгливо-снисходительным, будто и впрямь вошел в ее положение:

— Как мило! Эта дурочка ничего не знает. Все просто, кукушонок: найди его, соблазни его и совокупляйся с ним до тех пор, пока я не возьму его на месте преступления. Это же ты умеешь, подстилка грязная? Хочешь — здесь, хочешь — в любой подворотне, мне без разницы. Дошло?

Фэй беспомощно кивнула, но потом внезапно сообразила, что существо — кем бы оно там ни было! — вероятно, ее тоже не видит, а если и видит, то однозначно предпочитает, чтобы ему отвечали вслух, и еще раз повторила:

— Да.

— Ну вот и умница, грязнулька, — все тем же неприязненным, язвительным тоном «похвалила» ее потусторонняя сущность. — И не забудь хорошенько отмыть свой зловонный ротик перед нашей следующей беседой.

Связь мгновенно оборвалась и чудовищная волна боли схлынула так же внезапно, как накатила. Фэй лежала на полу кухни, как дохлая рыба на песке — оглушенная и раздавленная. В голове скрежетал, постепенно затихая, хор злобных цикад, перед глазами плавали разноцветные круги, каждая мышца дрожала своей особой дрожью. Легкие разрывались от кашля, липкий холодный пот ручьем катился по спине. Вот тебе и волшебство. Получи и распишись.

Что он там сказал? «Зов Глейпнир» или как-то так? Правда, Фэй сомневалась, что цепь, которая сковывает клыкастого сына Локи, способна говорить. Да и на голос самого Великого Волка, каким она его себе представляла, это мало походило. Хотя, похоже, в мире существовало множество вещей, которые она тоже представляла себе совсем по-другому. «Она вытрясет из тебя все, что пожелает». Сукин сын! Он же все знал!

О том, кто такая «она» — ревнивая королева-жена, безумная колдунья, демоница или какое-то неведомое божество — даже и думать не хотелось. Фэй судорожно сжала пальцы — кровь от пореза все еще капала на пол, но теперь это уже не имело никакого значения. Пьяной походкой добравшись до спальной, она нашарила в темноте вчерашние черные леггинсы, спешно натянула их прямо на голое тело, в прихожей сорвала с крючка вешалки замшевую куртку, застегнула на груди, поверх мокрого от пота и, кажется, разорванного на спине ночного халата, влезла в узкие туфли на каблуках и пулей вылетела в ночь, ещё не зная наверняка, что именно собирается делать: разыскивать своего злосчастного любовника, как то было велено или же просто бежать прочь от этого страшного места, которым внезапно стал ее собственный дом.

Глава 4. Чужой кошелек

Восток, щедро суливший дремлющим высоткам трепетный золотой рассвет, точно ветреная актриска, фыркнул и задернул за собой тяжелую серую кулису дождя. Громовые птицы обрушились на город и терзали его как поверженную тушу буйвола. Киэнн сгреб в охапку все, что осталось от ламии — груду липких от пены тряпок и один замшевый полусапог — и зашвырнул подальше в озеро. Конечно, если кто-то видел его в этот момент или чуть ранее — он, наверняка, крепко влип. Но, собственно, какая уже разница. Если же нет — что ж, вода, по крайней мере, смоет отпечатки и, если старую леди будут искать, то не обнаружат ничего странного и подозрительного. Брошенный на причале плащ то ли унесло ветром, то ли успел прибрать к рукам кто-то из бомжей. Вместе с бумажником и телефоном, разумеется. На туфли, к счастью, никто так и не позарился, зато воды в них было полно до краев. Киэнн равнодушно вылил воду и обулся. Замерзнуть еще больше, чем сейчас у него вряд ли получится, а вот идти домой через весь город в одних носках было бы не слишком удобно. Впрочем, проливной дождь, промокшие насквозь туфли и отсутствие денег на дорогу лишь поставили последнюю точку под уже принятым ранее решением: «домой», в то место, которое он называл домом в последние несколько лет, он точно не пойдет. Его дом не здесь. Он — на восток от Солнца и на запад от Луны. Он — за белой землей и черными небесами. По ту сторону завесы. Там, где камни дышат, реки танцуют замысловатую Пляску Вечности, а ветер поет спящим яблоням песни на языке сидов и альвов. Там, где вода словно мед, а воздух — вино. Туда, в свой далекий утраченных дом, который немногие из смертных, побывавших там, наивно зовут Эдемом, он вернется во что бы то ни стало. И чего бы ему это ни стоило.

Дождь хлестал в спину, точно хлыст погонщика. Ранние пешеходы прятались от ярости неба за размалеванными щитами зонтов. Крупные капли лупили по асфальту как свинцовая дробь и разлетались рикошетом брызг. Киэнн перемещался стремительными перебежками от одного условно сухого островка, притаившегося под какой-нибудь рваной стрехой полуоблетевшего ясеня, к другому такому же пяточку посреди бушующего моря: как ни странно, льющаяся за ворот вода — сомнительное удовольствие, даже если ты и без того давно вымок до нитки. Смерть ламии — такая нелепая и уродливая — напугала и окончательно отрезвила его. Киэнн начал по-настоящему понимать, почему большинство фейри, оказавшись перед выбором: изгнание или смерть — без колебаний выбирали второе. Меньше всего на свете ему хотелось бы повторить жалкую судьбу бывшей нимфы ручьев. Что угодно, только не это! Однако вряд ли продажная девка Фортуна задерет перед ним юбку в третий раз — нужно хватать за хвост последний оставшийся шанс.