Никогда не говори «навсегда» - Тронина Татьяна Михайловна. Страница 39

— Потому что я здесь — чужая, — отчеканила она.

— А говорила, что не ревнуешь, — нахмурился он.

— Ганин… — Она прижала ладони к его щекам. Он смотрел строго и серьезно, и Рита вдруг подумала, что и их ребенок мог быть таким светловолосым и светлоглазым, с таким же серьезным взглядом. И вовсе необязательно мальчик. Девочка тоже. Маленькая белокурая серьезная девочка… — Ганин, я тебя очень люблю. Я даже не подозревала раньше, как я тебя люблю.

— Зачем же собралась уходить? — он улыбнулся краешками губ.

— Попробую объяснить, — вздохнула она. — Дело в том, что я… Ганин, я сегодня поняла, что играю какую-то второстепенную роль. Нет, погоди, не перебивай меня! Я обмолвилась, что Мика здесь никто. Конечно, я погорячилась, и все такое… Но ты так посмотрел на меня! И на него ты тоже так посмотрел… Ты поставил меня на место. Все эти годы я думала, что что-то для тебя значу. Была уверена в том, что я здесь — хозяйка…

— Так и есть, Рита!

— Погоди! Я же просила тебя не перебивать… В общем, я решила уйти.

— Куда? — пробормотал он.

— К маме! Где раньше жила! — со злостью произнесла она.

— Я тебя не пущу… к маме.

— Попробуй только! Я вернусь, когда твоя Катя разберется со своими проблемами и Мика вернется к ней.

— Но я все равно буду видеться с сыном…

— Да видься сколько угодно! Только не при мне!

— Я тебя никуда не пущу…

— Пустишь! — Она вырвалась и, стуча каблуками, принялась ходить по комнате, собирая свои вещи. — Черт возьми, Ганин! — Она остановилась перед ним. — Все-таки объясни мне… Ты ведь никогда не любил детей! Почему же теперь так носишься со своим ненаглядным сыночком?

— Потому что… — Ганин задумался. — Знаешь, я действительно не люблю детей. Они какие-то все… бр-р! — противные. Чужие дети. Но свои…

— Что — свои? — быстро спросила Рита, комкая в руках длинный кашемировый шарф, который до того пыталась аккуратно сложить.

— Это же огромная разница! Небо и земля! Есть дети, и есть… дети. Слушай, Ритка, я даже вот чего подумал — отчего бы нам не завести кого-нибудь…

— Я тебя ненавижу! — Рита с размаху хлестнула его шарфом. — Скотина!

— Рита… — с тоской произнес он, прикрываясь рукой. — Я, между прочим, тоже тебя не узнаю. Ты была всегда такой выдержанной, такой… такой нормальной.

— Ганин… — она уткнулась в шарф лицом. — Если бы ты знал!

— Что я должен знать? — он попытался отвести ее руки от лица. — Ну скажи… Ты от меня что-то скрываешь, да?

— Ничего я от тебя не скрываю! — Рита снова забегала по комнате, собирая вещи.

— Рита, перестань… — Он бегал за ней, раздраженный и несчастный. — Я тебя никуда не пущу!

— Ганин, я вернусь. Как только Катя заберет Мику, я вернусь. Все будет по-старому. Но сейчас ты должен отпустить меня.

— За что ты его так ненавидишь? — растерянно спросил он. — Я не понимаю…

— Я его не ненавижу. Он, в общем, неплохой парнишка. Какой-то неприкаянный… — призналась Рита. — Наверное, его мамаша не слишком-то много уделяла ему времени. Он так радуется, когда кто-то обращает на него внимание. Он на тебя чуть ли не молится!

— Да, это так… — улыбнулся Ганин.

— И он совсем не злой и не вредина, — честно сказала Рита. — И ко мне, в общем, неплохо относится… Уж я бы на его месте непременно попыталась выжить из дома злую мачеху! А он — нет.

— Было бы здорово, если бы мы жили втроем, — грустно произнес Ганин. — Ты, я, Мика. Ты бы скоро совсем к нему привыкла.

— Нет. Ты сам к нему еще не привык. Ты просто забросил все — работу, меня… Ты видишь только его… сумасшедший отец.

— Это пройдет, — обнял он ее. — Так, наверное, только сначала. Целых одиннадцать лет я ничего не знал о нем! Скоро я привыкну к тому, что у меня есть сын, что он очень славный мальчишка, и все будет по-старому.

— Ты слишком его любишь, — строго сказала Рита. — Ты готов отдать ему все. Вспомни — ты меня на пушечный выстрел не подпускал к своему компьютеру, на котором работаешь, а ему — позволил. Ты готов потратить на него все деньги. Ты… — Она не стала продолжать и безнадежно махнула рукой. — Но ничего, скоро мамаша заберет его.

— Рита!

— Хочешь, я скажу тебе правду? — она сделала шаг назад.

— Ну, скажи…

— С помощью своего сына ты пытаешься решить свои проблемы, — тихо произнесла она. — Ты — холодный, нетерпимый к окружающим людям человек. У тебя никогда не было друзей — в лучшем случае, приятели. У тебя, наверное, и детства никакого не было. А сейчас, с помощью сына, ты хочешь вернуть себе все — и детство, и друзей. В нем ты видишь себя. И на самом деле ты любишь не его, а себя!

* * *

Было утро. Солнце уже давно поднялось и теперь светило прямо в лицо. Через распахнутую форточку в комнату врывался городской шум.

Катя по привычке стала искать глазами будильник, а потом вспомнила, что сегодня суббота, и никуда не надо торопиться. А еще она вспомнила, что сына нет в квартире, и одиночество сразу же навалилось на нее, как тяжелая плита.

— Все, я так больше не могу, — прошептала Катя. — Сегодня же поеду к ним!

«К ним» — это к сыну и… к Ганину.

— Да, точно… Заберу Мику. Иначе я с ума сойду…

Телефон молчал. Звонки с угрозами давным-давно прекратились. Никто не караулил под окнами. Чего бояться? Может, быть, Алексей помирился с женой, и они пытаются начать жизнь заново?

У Кати было большое искушение позвонить бывшему любовнику и узнать, как там дела, но она остановила себя. Не стоит нарушать чужой покой, не стоит мешать людям… Один раз она уже сделала ошибку, когда связалась с чужим мужем.

Катя принялась собираться. Пока завтракала, слушала прогноз погоды по телевизору. Плюс двадцать пять, осадки маловероятны… Конец апреля выдался аномально теплым.

Она выбрала простое крепдешиновое платье — на бледно-желтом фоне мелкие красные цветочки. Стиль ретро. Красные босоножки. В данном случае их красный цвет тоже выглядел каким-то старомодным.

Придирчиво посмотрела на себя в зеркало. Она не хотела выглядеть слишком вызывающе — и, кажется, у нее это получилось. Крепдешин, красные босоножки, прямые темные волосы…

Пока ехала к Ганину, все смотрела по сторонам, но ничего подозрительного не заметила.

— Ты? — распахнул перед ней дверь Ганин. — Господи, Катя!

Он смотрел как-то странно — словно она выглядела совсем уж чучелом. «Кажется, я перестаралась со скромным имиджем», — с неудовольствием подумала Катя.

— Что ты стоишь? Проходи! — он потянулся к ее руке.

Она вздрогнула и спрятала руку назад.

— Ганин, я за Микой… — тихо сказала она.

— Ты решила проверить, как мы тут живем? А мы тут замечательно живем! — весело воскликнул он. — Мика, мама пришла!

— Ма? — издалека отозвался сын. — Ма!..

Он мчался к ней через анфиладу комнат в лучах яркого солнечного света, льющегося из окон. Катя не видела сына почти месяц, и сейчас он ей показался очень взрослым, очень высоким. Когда он успел так вымахать? И одет в какую-то чужую, незнакомую одежду…

— Ма! — Он повис у нее на шее. — Идем, я тебе кое-что покажу…

Катя хотела сказать сыну, что пришла забрать его, но не смогла. Просто потому, что Мика начал вопить что-то восторженное и неразборчивое.

— Это потрясающе! Мы тут с папой… Ма, ты никогда такого не видела!

— Да, Катя, ты должна взглянуть! — настойчиво звал ее и Ганин.

«Что уж у них там такое? — удивлялась она. — И где Рита?»

В просторной гостиной, на огромном раздвижном столе стоял макет железной дороги. Горы с туннелями, леса, мосты, семафоры, маленькие человечки…

— Красиво! — восхитилась Катя. — А что — и ездит что-то?

Ганин с Микой как будто смертельно обиделись.

— Конечно, ездит! — возмущенно воскликнул Мика. — Вот мы сейчас включим…

Замигали разноцветные крошечные лампочки, помчались локомотивы в разные стороны. Элегантные купейные вагоны, груженные углем и бревнами товарняки, цистерны — все это завертелось перед Катей в энергичном хороводе.