Никогда не говори «навсегда» - Тронина Татьяна Михайловна. Страница 50
— Прекрасно — ты теперь и думать за меня начала… — невесело засмеялся он.
— Ганин, у нас общий сын… Наверное, так или иначе нам придется время от времени сталкиваться друг с другом. Я тебя очень прошу — никогда не напоминай мне о сегодняшней ночи. Это была просто случайность!
— Ты кого пытаешься убедить — меня или себя?
— Ганин, мне совестно перед Ритой… — сурово произнесла Катя. — И что я за человек такой — все время наступаю на одни и те же грабли!
— Рита… — пробормотал он. — Ну да, Рига!
— Я больше никому не хочу доставлять неприятности, — заключила Катя. — Все, Ганин, а теперь уходи…
Некоторое время он медлил, неподвижно сидя рядом с ней, а потом ушел. И те мгновения, что он медлил, показались для Кати самым жгучим испытанием. Она боялась себе признаться, что хочет еще раз испытать ту самую «маленькую смерть»…
Но утром все уже было по-другому.
Надо было решать, с кем оставить Мику.
Как сообщил Ганин, Нелли с Германом задержали, и, по сути, теперь мальчику больше ничто не угрожало. То есть Катя вполне могла забрать сына с собой. Но Мика решительно хотел остаться с отцом. Ему здесь было так интересно!
— Ма, может, ты останешься с нами? — умоляюще воскликнул он, а потом повернулся к Ганину: — Па, пусть она останется! Будем жить все вместе… И тогда никаких проблем не будет!
— Не говори чепухи! — испугалась Катя.
— Ма, но почему? Это же так просто…
— А Рита? — напомнила Катя. — Ты думаешь, ей понравится, что в доме поселилась какая-то незнакомая женщина? Да и я не хочу оставаться тут! Мика, мальчик, мы с папой очень любим тебя, но… — она замолчала.
— Но вы не любите друг друга, — мрачно закончил за нее сын. — Я понял.
— Я буду навещать тебя, — сказала Катя. — Ты ведь позволишь мне это делать, Ганин?
— Ну конечно! — со злостью произнес он. — Ты, Катя, опять из меня делаешь какого-то фашиста… Все будет, как ты хочешь! Еще бы я не позволил матери видеться с родным сыном… Я не ты, я не стану прятать от тебя ребенка, как ты это делала одиннадцать лет!
— Не надо! — нетерпеливо взмолился Мика, закрывая уши ладонями. — Пожалуйста, не ругайтесь!
— Все-все-все… — поднял руки Ганин. — Я молчу.
— Если тебе надоест тут, возвращайся ко мне, — Катя обняла сына.
— Хорошо, — серьезно ответил тот.
…Ганин вызвал Кате такси, а потом вышел ее проводить.
— Ганин, голубчик, ты уж, пожалуйста, следи, чтобы ребенок не забывал про уроки! — строго сказала Катя.
— Конечно… — кивнул он.
Лицо у него было бледным, утомленным, измученным и одновременно счастливым.
Подъехало такси.
— Да, как-нибудь выбери время, забеги ко мне и возьми Микины вещи, — спохватилась Катя. — Ему могут пригодиться… Я буду звонить.
— Разумеется…
Он вдруг обнял ее, прижал ее голову к своей груди.
— Ганин, не надо…
— Ты хорошая, — с нежностью произнес он.
— И ты! — не выдержала, подняла она к нему лицо. — Ты тоже очень, очень хороший! Я была не права. Ты замечательный человек. И ты прекрасный отец. Именно поэтому наш мальчик должен жить с тобой…
Она махнула рукой и села в такси.
Слезы буквально душили ее — но она каким-то невероятным усилием сдержала их. И, лишь оказавшись дома, она позволила себе расплакаться.
У нее было такое чувство, будто она потеряла своего сына навсегда. Она жертвовала собой — для того, чтобы ее мальчику было лучше.
«Я никудышная мать, — сказала она себе. — Из-за меня он чуть не погиб. Да, именно из-за меня! И еще Мике со мной скучно. Ну о чем я могу с ним поговорить, на какую интересную для него тему?.. С Ганиным ему лучше. Мике нужен отец».
Она уговаривала себя не плакать, но слезы продолжали литься из глаз.
«Проклятие Нелли сбылось, — неожиданно осознала она. — Она хотела лишить меня сына — и у нее это получилось!»
Прошло две недели. Давным-давно кончились майские праздники.
А Григорий Ганин все не мог прийти в себя.
Он вспоминал ту ночь. Как они с Катей…
Нет — стоп, стоп! Об этом нельзя думать, а то очередной день пойдет насмарку…
Григорий Ганин устроил сына в гимназию и теперь значительную часть времени посвящал работе. Около четырех Серафима Евгеньевна приводила Мику домой и кормила обедом. Затем сын делал уроки, а вечером они с Ганиным играли. Достраивали макет железной дороги, сражались в виртуальном пространстве, смотрели телевизор… Словом, дел было очень много.
Но иногда — вот как сейчас — вновь начинали одолевать воспоминания.
Ганин оторвал взгляд от экрана монитора, на котором разрабатывал очередной дизайн-проект, и потер глаза, стараясь отогнать так некстати возникшее перед ним видение. «Почему она отказалась от моего предложения оформить ей квартиру? Странная… Хотя, чего тут странного — она просто не захотела связываться со мной».
Ганин закинул ноги на стол, сцепил за головой руки и уставился в потолок.
Например, Катя могла бы жить в классическом интерьере. Это бы ее организовало, внесло бы некую логику в ее хаотичное существование. Колонны и антаблементы. Портик с колоннами. Мебель «а-ля грек». Обои, имитирующие фактуру мрамора…
Ганин резко сел и принялся на листе бумаги чертить контуры жилища, в котором Кате было бы комфортно.
Впрочем, нет, классика не для нее. Классика в скором времени явилась бы для нее мощным раздражителем. Потому что Катя из тех людей, которые инстинктивно стремятся разрушить любой порядок…
Ганин придвинул к себе новый лист.
Пусть это будет обычная городская квартира, без всяких изысков. Главное — объем и пространство, то есть — свет и воздух (ну, практически то же самое, что любит он, Ганин). Окно во всю стену. Нет, одного окна мало — пусть это будет мансарда — чтобы свет лился еще и сверху. Много, очень много света и воздуха… Балкон, на который можно выйти. Облицованный материалом, имитирующим камень. Простая деревянная мебель. Чистые линии. Гармония светло-бежевых оттенков. И никакой декоративной суеты!
Опять не то… слишком по-мужски. Для Кати это не годится!
Ганин уже вошел во вкус. Он придвинул к себе третий лист.
Золото. И все его оттенки… Вот это интересно!
Благородство и эпатаж Золоченые рамы, бледно-желтые шторы, драпировки из блестящей ткани… Покрывала и сиденья стульев расшиты золотыми пайетками. Светильники в строго определенных местах — дабы усилить блеск золоченых поверхностей.
По утрам Катина комната будет полна нежного желтовато-розового сияния, а к вечеру, на закате, начнет наполняться багрово-охристыми тонами…
Звонок в дверь вывел Ганина из мечтательного состояния.
— Серафима Евгеньевна, кто там? — недовольно крикнул он.
— Рита. Ей открыть?
— Конечно, откройте! — возмутился Ганин. — Зачем спрашивать?
— Да кто ж вас знает… — сварливо отозвалась домработница.
Он не собирался прятаться от Риты. Она все еще была его девушкой. Да чего там — его женой, хотя брак их официально не регистрировался.
Она ворвалась в комнату — в зеленых коротких брючках, лиловой майке. Смуглая и яркая — как фотография в глянцевом журнале. Реклама отдыха на Гавайях…
— Ганин, милый, я так соскучилась! — пожаловалась она, бросаясь к нему на шею. — Я просто умирала без тебя…
— Ритка! — помедлив долю секунды, обнял он ее.
— Ганин, обещай мне, что мы больше не будем ссориться! — сказала она, целуя его. — Ганин… Почему ты мне не звонил?
— Я? Я тебе звонил…
— Два раза всего! Да и то в те моменты, когда у нас шли совещания в редакции и отвлекаться мне было никак нельзя! — Она дернула его за волосы. — А ты что делаешь?
— Да вот… — пожал он плечами.
— Работаешь? — Она схватила эскизы, которые он только что набросал. — Чудесно… Наконец-то ты взялся за дело! Я тебе вот что скажу, Ганин, — люди творческие никогда не должны делать перерывов в работе, а все эти теории насчет спонтанного вдохновения — чушь и ерунда… Ты для кого это делаешь? — с любопытством спросила она.