Любовь Химеры 2 (СИ) - Истомина Елена. Страница 13

— Ну, значит, поладим! — засмеялась я в ответ.

Мальчик подошел к Тарху и преклонился перед ним целуя руку, затем встал. Тарх прижал к себе мальчика.

— Я отдаю тебе самое дорогое! Береги их.

— Я буду, даже ценой своей жизни буду, — серьезно кивнул мальчик.

— Надеюсь, не придется.

Лиза подошла к отцу, он вложил ее руку в руку Ярика, обнял их, что-то прошептал и подошел ко мне, крепко обнял.

— Все будет хорошо, моя девочка, я рядом. Всегда рядом, — быстро сказал и ушел.

Я посмотрела на Олега. Тот был явно недоволен, но виду не показывал.

— Ну что, ребятишки? По мороженому? — нарочито бодро спросил он.

Глава 16

— Семенов! Семенов, ты что, уснул, етит твою!

Олега больно ударили кулаком в плечо. Мужчина словно очнулся от забытья и огляделся. Он в окопе в грязной военной форме и в каске, рядом с ним, и справа, и слева, еще 8 таких же солдат в грязной форме — худые, изможденные, но глаза горят ожиданием схватки, боя и непременным желанием победить. Рядом с мужчиной стоит ящик с гранами, и каждый боец берет себе по одной, машинально взял, и Олег и взвел чеку вместе со всеми. Там, впереди, на них ехали 10 немецких мотоциклов. Хорошо так едут, в ряд — кидай, не хочу! Они и кинули все с размаху.

Раздались оглушительные взрывы и крики боли, выжившие почти сразу открыли огонь из автоматов по-пустому, казалось бы, полю.

Из окопа наугад полетели последние 3 гранаты и, судя по единственному крику боли, цели достигла лишь одна.

— Вперед! — гаркнул командир, худощавый мужик с горящими глазами, и все бросились вперед с голыми руками.

Патроны третьего дня еще кончились, а подкрепления так и нет. Картина на поле была ужасной — разорванные тела или то, что он них осталось. Однако, шестеро из 20 немцев были на ногах и сразу начали стрелять. Двое из отряда упали сразу, остальные кинулись с немцами врукопашную. Олегу повезло: своего он уложил практически мгновенно ударом ножа под сердце и ринулся помогать командиру, которого его противник душил прикладом автомата. Олег ударил немца под правое ребро ножом, тот охнул, повалился на бок. Олег поспешил было дальше, но споткнулся о лежащий под ногами труп и полетел на землю, покатился по земле, почувствовал, что налетел поясницей на что-то металлическое и тут же оглох от оглушительного хлопка. Совсем рядом под ним разорвалась не сработавшая ранее граната. Боли, как ни странно, не было. Было удивление: а что это, а как же так-то?

Над Олегом склонилось встревоженное лицо командира. Он что-то кричал ему, с ужасом смотрел на то, что осталось от его ног, если что-то вообще осталось, снова смотрел в глаза молодого еще мальчонки, только что спасшего ему жизнь. Что-то говорил, из черных глаз командира бежали слезы.

— Ты держись, Антошка! Держись, сынок! — шептал командир Олегу.

Но истерзанное тело молодого сержанта больше не могло удерживать душу и отпустило ее. Связующая невидимая ниточка оборвалась, и душа Аверина начала медленно подниматься в небо.

Олег резко открыл глаза и потрясенно огляделся. Слава Богу, он дома, в своей постели рядом со своей…нет, не со своей, тьфу ты.

— Напугала, зараза.

Дора была в своей урайской ипостаси — длинные, кудрявые пшеничные волосы обрамляли точеное личико богини. Алые пухлые губки были приоткрыты, девушка часто дышала как будто…

Что же снится, моя проказница?

На девушке была прозрачная черная короткая ночная сорочка, любил полковник такие штучки на стройной фигурке молодой жены, смотрелись такие вещи убийственно. Левая ручка девушки была совсем в неприличном месте, правая гладила обнаженное бедро.

— Ах ты! Богиня! Ах ты, бессовестная! В 2 часа уснули, щас полтретьего только, а ей уже неймется, — засмеялся Олег.

— Эй, жена, хорош на глазах мужа непотребством заниматься. Я тоже поучаствовать хочу.

Олег прикоснулся было к жене губами, но от этого прикосновения его ударило током, словно от электрошокера, и мужчина потерял сознание.

Глава 17

Муж сегодня был просто шикарен: неуемен и горяч. Я даже вполне реально притомилась, и дело было вовсе не в амулете Тарха, как могло показаться. Он уже пришел домой с прогулки таким — искрящимся энергией. Так, словно на каком-то сакральном месте подзаряжался… интересно, где.

Я встала. Переодела хныкающего сына и стала кормить кроху, покачивая на руках.

Спи, сыночек, спи, малыш, вырастешь большой, станешь, как дедушки, Мидгарда хранителем. Смелым, сильным и отважным. Тогда уж на руках у мамки не понежишься, как сейчас, наслаждайся, пока можешь…

Сынок сосредоточенно сопел, выпивая все без остатка. Я переложила его под правую грудь, умильно улыбаясь, так он сладко чмокал губками.

— Ты ж мое чудо! Ты ж мое счастье!

Все эти 4 месяца я была совершенно обычной женщиной — домохозяйкой, женой, матерью, и мне это было так по сердцу. Столько, оказывается, дел: приготовить завтрак, обед, ужин, все убрать, позаниматься с дочкой, понянчить сына. Хотя он был почти образцом спокойствия и стойкости, плакал очень редко, в основном кряхтел и забавно ворчал. Хорошо держал голову, переворачивался с боку на бок, брал и кидал игрушки, заливисто хохотал, когда ему дули в лицо, и скоро уже будет хорошо ползать и сидеть благодаря ардонийским корням. Зубов у нас уже 4, и едим мы все каши и пюрешки.

С Лизой мы смотрели фильмы, готовили, вышивали и лепили картины из соленого теста и еще много чего делали. Я была мамой, любимой и любящей женой — и это истинное счастье. Хотя сидение дома немного утомляло, и хотелось развеяться. Но в гости часто приходили отцы с женами, то один, то другой. Хоть какое-то разнообразие. Еще иногда ходила на занятия — как физические, так и ментальные, чтобы не терять квалификацию, моя помощь могла понадобиться хранителям в любой момент для совершенно разных задач.

Блин, я ведь не спросила Тарха, знает ли Перун о детях и как отнесется, если не знает.

Уложив сына в колыбель, я забралась под одеяло и ментально позвала Тарха. Он не ответил. Глаза слипались, и я отключилась. Открыла я глаза в нашей с Тархом квартире, где мы прожили все 8 лет нашего брака.

Бывший сидел на своем любимом белом диване и пил красное вино. Из огромного бокала.

— Классно выглядишь, — усмехнулся бог.

Я посмотрела на себя: о, черт, я в той же самой ночной сорочке, он снова переместил меня ментально к себе.

— Только попробуй ко мне прикоснуться! — зарычала я, прикрывая руками грудь.

— А то что? — усмехнулся Тарх. — растаешь? Моя чужая жена.

— У тебя есть жена, на нее и облизывайся и не жри меня глазами, отвернись!

— Мое дело, на кого облизываться и на кого смотреть. Сама позвала.

— Мне бы и ментального ответа хватило.

— А соскучился, — усмехнулся Тарх.

В моей руке сама собой образовалась молния. И я замахнулась на бывшего.

— Ух, ты! — округлил глаза Тарх. — Материнство тебе на пользу: бедра округлились, грудь на размер больше стала.

Я таки метнула молнию. Тарх поймал ее быстрым движением руки и повертел между пальцев.

— Вот сколько ни пробовал, не получается у меня энергию в молнию преобразовывать. Только тебе он свой дар передал. Перуница ассайя Доротея. Дитя четырехмирья. На алтарь положенное.

Тарх по-прежнему жрал меня похотливым взглядом.

— Ответь на вопрос, и я пойду, — спокойно сказала я, садясь в кресло.

Какая же я дура! Зачем позволила себе вспышку ярости? Завела еще больше и себя, и его. Знал, что делает, поганец! А я купилась! Опять купилась! Ну уж, нет, не пройдет твой номер, Тарх Перунович, не пройдет.

— Он не знает, что это Лиза и Ярик, но будет этому только рад. Любит он тебя. Любит.

— И я его, — е

— А меня?

— А тебя я благодарна. За дочь и за все хорошее, что когда-то было, но давай на этом, как есть, и оставим, пожалуйста. Не будь таким, как он.

— Знаешь, к своему ужасу я начинаю его понимать.

Тарх встал и подошел ко мне, я стремительно встала.