Любовь Химеры 2 (СИ) - Истомина Елена. Страница 65

— Помогу, доченька, помогу!

Я встала, собрала вещи, поцеловала мужа, сына, оставила записку и поднялась на этаж выше, где располагались однокомнатные квартиры для одиноких военнослужащих, и постучала в сто пятую квартиру. Орлан открыл почти сразу, словно ждал стука.

— Что такое, Евгения Владимировна? Что случилось?

— Отвези меня на Антлань немедленно! Дора жива, нужно сказать Олегу и Велесу, она в плену у Люцифера на Риере.

— Нельзя на Антлань! Там у Люция свои люди. Ему передадут, что они вылетели за ней, и он ее перепрячет.

— Так давай расскажем им прежде об этом.

— Их может найти только Дора со своим даром чувствовать ложь, — вздохнул Орлан.

Что-то в его тоне и тяжелом взгляде меня напрягло.

— Постой! А почему ты раньше ни о чем не рассказал Доре, если обо всем знал?

— Я еще жить хочу! — сверкнул глазами генерал.

— Но нужно что-то делать, он там издевается над ней!

— Ты знаешь, где она?

— Да, там же, где были мы с девочками.

— Полетели! Дай только собраться!

Орлан открыл шкаф, вытащил чемодан стал собирать вещи.

— Мы вдвоем полетим? — удивилась я.

— Да, вдвоем.

— Давай хотя бы Перуна позовем с нами. Надо же ее как-то забрать, разве мы справимся?

— Мы лететь будем 2 месяца. Копи в себе силу, чтобы отдать все одномоментно в один удар. Справимся, не бойся, он там один, я уверен. Координаты помнишь точно?

— Да.

— Придется лететь на автопилоте, скорость будет запредельная. Нам придется уснуть, чтобы защитить разум от перегрузок. Если получится, то захватим его корабль, на нем пролетим через их врата междумирья и вернемся уже быстрее.

Мы сели в самый быстрый из кораблей, что только был у антов. Орлан задал координаты, что навечно врезались в мою память, словно специально для этого случая. Мы легли в камеры для осознанного сна. Это когда вроде спишь, но, если нужно, в секунду проснешься. И будешь четко помнить, где ты, зачем ты и что нужно делать. Я еще и свою энергию в это время буду накапливать. Обычно такой сон без сновидений — как наркоз. Но мне снился, а точнее, вспоминался наш плен.

Как к нему за нас за всех ходила Мара, как приходила под утро, шатаясь, и выла, вгрызаясь в подушку, чтобы мы не слышали. Но разве мы могли спать, пока она не придет. В какой-то момент перестала и плакать, приходила молча уже и спокойно засыпала. А потом и вовсе с улыбкой возвращалась. А потом пришли за Дживой. И если Мара поначалу возвращалась, шатаясь, но целая, она, видно, не сопротивлялась, лишь бы нас не трогали. А Джива не захотела и вползла в комнату еле живая, вся избитая, так что лица не было видно. И вот тогда я их возненавидела лютой ненавистью — и Люция, и сына его, их всех! Они сломали добрую, чистую душу Мары, она стала постигать чернокнижие. Обернулась к тьме, чтобы выжить, чтобы найти способ бежать. А еще она влюбилась. Это было видно по просиявшей ауре.

— Его отец, он не такой. Он благородный, он нам поможет, а еще я его пара, он женится на мне, — сияла сестра, — и тебя никто не тронет, Лелюшка. Нас всех никто не тронет больше, теперь мы будем работать на скотном дворе по хозяйству.

Но как же она ошибалась про то, что нас никто не тронет. Рабы на ферме были жуткие, грязные, вонючие и голодные до женщин. Когда полезли ко мне, я заколола одного вилами, другого Мара удавила кнутом. Третьему Джива разбила голову камнем. Больше из рабов к нам никто не лез, но Скипер был в бешенстве и захлестал меня кнутом до полусмерти, а сестер-таки отдал рабам в наказание за дерзость. Нам обрезали наши шикарные волосы и отправили на болота пасти змей размером с лошадь. Их нужно было постоянно зачаровывать, и мы попеременно сутками играли на дудочке. Без нормального сна и отдыха, без ванны и нормальной еды. Мы настолько очерствели душой и телом, что, когда пришел Перун, мы не поверили, что свободны, и даже не хотели с ним идти. Мы уже давно забыли, что где-то там есть другой мир. Есть мама и папа, есть горячая ванна и нормальная еда.

Он отмывал нас в живых водах, стирал и чистил память, но это все забыть невозможно. Это целая жизнь! Нам понадобилось лет сто, чтоб прийти в себя и начать жить заново.

И я так боялась, что сейчас и моей девочке искалечат психику необратимо. Она ведь совсем еще маленькая, хрупкая. Нежная.

Мы проснулись на подлете к кораблю, который когда-то служил темницей и нам с сестрами.

Наш корабль автоматически вырубил систему защиты корабля Люция и автопилот, и мы спокойно пристыковались к черному принцу и вошли в него. Когда уже были на нем, я вновь услышала ее отчаянный зов.

— Мамочка, помоги мне, мамочка!

— Она зовет меня! Скорее туда!

Мы бросились через весь корабль. И когда вбежали в оранжерею, я замерла на мгновение с открытым ртом: они стояли и целовались, она обнимала его за шею и целовала, хотя еще минуту назад просила спасти!

Я накинула сеть из энергии на Люция. И закричала, надеясь, что мой крик выведет ее из ступора:

— Беги, доченька, беги!

Люций скривился от боли, и вот тебе и шанс, но она стоит, открыв рот, и не двигается.

— Выпусти когти! Отрежь ему голову, — кричу я, — ну же!

Она опомнилась, бросилась к нему, но он перехватил ее руку.

— Поцелуй — и отпущу, а иначе прикончу и мамашу, и любовничка, — шипит Люцифер, и падаем уже мы от жуткой боли, разрывающей голову.

Было ощущение, как и тогда, когда мы были в плену, что лежим мы под бетонной плитой, которая не пропускает ни грамма силы. Дора, не думая ни секунды, впивается в губы Люцифера. Они целуются страстно и жадно с языком, и я вижу, как ярко загораются меж ними нити притяжения и желания. Причем добровольно. Нет на ней ни морока, ни гипноза, ни наговора, ничего, она его любит, просто любит. Вот уже и поцелуй из дикого и страстного становится нежным, они оба наслаждаются. Она льнет к нему всем телом, он нежно гладит ее спину руками. Он отрывается от ее губ. Переходит к шее. Она не сопротивляется, не отталкивает, не убегает.

— Моя девочка, моя! — шепчет он. — Любишь меня. Хочешь. Моя. А знаешь, что. Иди с ними, иди, детка. Я хочу лично увидеть их рожи, когда ты выберешь меня сама, — смеется дьявол.

— Иди, — он отталкивает от себя Дору, — иди к детям! Иди, пока не передумал!

С нас спадает щит, я хватаю замершую дочь за руку, и мы убегаем. Орлан закрывает нас собой, но Люцифер не гонится за нами. Мы добегаем до своего корабля, садимся. Я все так же держу дочь за руку, усаживаю в кресло, пристегиваю, сажусь рядом, пристегиваюсь сама.

Мы отстыковываемся, улетаем, никто за нами не гонится и не стреляет в нас. И только тут меня пробирает ужас, а если бы он ее не отпустил? Что бы мы делали? У нас ведь не было шансов против Люцифера, что-то с этим Орланом не так. Быть может, он и есть тот самый предатель, о котором говорил и знал, что ему ничего не будет, а меня решил принести хозяину на блюдечке, выслуживаясь? Иного объяснения я сейчас не видела.

— И давно ты в ее теле? — тихо спросила дочь, сжимая мою руку.

— 5 лет. Почти 6. Когда на нее напал бывший муж, он убил ее, душа отошла от тела, и в него вошла я.

— Осознавала себя сразу?

— Да.

— Отец знает?

— Нет.

— Он — Волх в прошлом? Твой муж?

— Нет. Но он — моя истинная кармическая пара. Волх ей не был. А Влад был раньше одним из самых могущественных жрецов в Азгарде и моим любовником, потом мужем. Хорс отпустил меня, когда все понял. В предания это уже не вошло, позже случилось. Поскольку он перерождается из жизни человеком еще, а не тем, кого вы богами называете, я из жизни в жизнь иду за ним.

— Так любишь? — улыбнулась дочь.

— Люблю, — кивнула я. — И тебя люблю. И не ненавижу. Я ошибалась, я поняла это. Прости меня, детка.

Я наконец-то прижала к груди свою кровиночку, и мы обе отчаянно разрыдались, облегчая свои души от тяжкого многолетнего бремени.

— Мне так не хватало тебя, мамочка!

— Я знаю, детка, знаю, я наблюдала за тобой с той поры, как они меня убили, каждый твой день видела!