Любовь Химеры 2 (СИ) - Истомина Елена. Страница 70

Огонь, и правда, не затрагивал тела жены, горел вокруг, плотным кольцом окружая тело. Горел ярко. Языки пламени поднимались выше головы жены. А она все кричала, Боже, как же она кричала, не своим голосом, не человеческим даже, умоляла и проклинала, выла и визжала. Такой жути я не испытывал еще никогда в своей жизни. Но вот Дора стала затихать, и пламя тоже стало ниже и бледнее, пока не погасло совсем. На жене не было ни ожогов, ни даже сажи, ее голова безвольно висела, склонившись к груди. Подошли какие-то мужчины, отвязали ее от шеста. Аккуратно взяли на руки, понесли к реке, обмыли, отерли мокрым полотенцем. Завернули в белый плед и отдали Перуну. Тот бережно взял дочь на руки и пошел прочь с капища.

— Не могу я здесь сидеть, мне к ней нужно.

Держать метальную связь за миллионы километров было безумно тяжело. На Мидгарде хотя бы ментально за ней наблюдать будет легче.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 65

Доротея.

Меня разбудил терпкий запах кофе и сладкий оладий. Аж в животе заурчало, поужинать мне вчера так и не довелось. Открываю глаза, вижу перед собой сестер. Сидят, улыбаются.

— Как спалось, сестрица? — спрашивает Тара, улыбаясь.

— Хорошо. Как заново родилась, — честно отвечаю я, потянувшись сладко.

— Так и есть, — кивнула Девена, — после обряда очищение всегда так.

— Испугалась? — спрашивает Тара.

— Да, — кивнула я.

Но это словно и не я была, словно со стороны за собой смотрела и никак не могла совладать с собой.

— Да мы все через это проходили, некоторые даже не по одному разу, — вздохнула Тара, взглянув на Девену. — И поэтому очень просим тебя — получись на наших ошибках не совершай свои. Это очень больно, и я сейчас совсем не про огонь. Мне своим старшим до сих пор в глаза смотреть стыдно. Хоть уж второй десяток тысяч лет идет.

По легенде влюбилась Таруса в прекрасного сына бога Дыя Чурилу. На самом деле не бог, конечно, а правитель одной из галактик в серых приделах. Любовь была взаимной. И вот отправила Таруса Перуновна мужа на охоту, детей Мана и Маню играть на улице, а любовника в дом привела. И так они залюбились, что не заметили, как уснули. А тут муж домой вернулся с охоты, детей дома нет, жена с любовником на брачном ложе дрыхнет. Любовнику тут же произвели усекновение головы. Карающий меч был занесен над неверной супругой, но в этот момент вернулись дети и умолили отца пощадить мать. Картина, надо полагать, отвратительнейшая была. Барма дал жене три года жизни подрастить младшенькую дочь. Сестрицу, ясно дело, не устроил такой расклад, она уговорила сына бежать с ней в серые приделы. Туда, где жил ее любовник. Там они остановились в заброшенной избушке, и пришли братья Чурилы убивать Мана, чтобы отомстить Барме. Но бравый парень всех победил. Лишь Дый один от него сбежал, а ночью Дый пришел к Тарусе, и так он был похож на Чурилу, что подумала Тара, что-то любовник воскрес и за ней пришел. Но Дый объяснил, что он отец, но это Перуницу не остановило, предложила она и отцу стать любовником, тот согласился, но лишь в том случае, если она сына изведет. Сказалась Таруса больной. Отправила его в Ирий за яблоками из сада Лады-матушки, что здоровье даруют, думали, что не даст она яблок, и псы, охранявшие сад, разорвут Мана. Но пожалела добрая бабушка внучку и правнука. Дала яблочек для болезной.

Только темная ночь настала, вновь явился Дый ко Тарусе, говорил он ей таковы слова:

— Ты возьми, Тарусушка, перстень. Спрячь тот перстень в одной ладошке. Пусть с тобою Ман поиграет — отгадает, где спрятан перстень. Не сумеет — тогда, как в шутку, ты свяжи-ка Мана ремнями! Сам тогда я с ним совладаю!

Вот проснулся Ман ранним утром. Говорила ему Таруса:

— Мы сегодня одни с тобою. Сын, давай с тобой поиграем. Отгадай, где перстень упрятан?

Мог бы Ман легко отгадать, только он проиграл нарочно, чтобы мать родную потешить. Обыграла его Таруса и связала руки сыночку, повязала до самых плеч и до самых пальцев скрутила.

— Отпусти, развяжи меня, мама! — так просил Тарусушку Ман. Но его Таруса не слушала, громким голосом Дыя звала.

И явился в хоромы Дый. Мукой мучил младого Мана, ослепил ему оба глаза.

— Барма — сына убил Чурилу! Ныне — будет ему расплата!

(книга коляды)

А мать спокойно стояла и смотрела, как мучают сына, как глаза выкалывают ему, а потом сама предложила, отвезти его к Сарочинским горам и бросить там, в пропасть. Так и сделал Дый, но нашел Мана Велес, что жил там, отвез в ирийский сад. Там их встретила Маня, умыла брата в живых вода Ирия, и зрение к нему вернулось. Парень рассказал все родственникам о матери и сам полетел за ней, намереваясь подать матушке урок.

Подлетел Ман к терему Дыя. Видит он, что чешет Таруса — гребнем голову богу Дыю. И вскричала тогда Таруса:

— Горе, Дый мой! Мой сын вернулся!

Дый вскочил — схватился за меч. Начал с Маном мощным сражаться. Сотряслася Земля сырая, порастрескались горы дальние, море синее расплескалось.

Стал теснить тут Ман бога Дыя. И могучий Дый испугался, бросил меч и, жалуясь громко, убежал в Уральские горы.

Крикнул вслед богу Дыю Ман:

— Я тебя, Дый мощный, прощаю! Ты за смерть отплатил Чурилы! Мы с тобой отныне в расчете. Но Тарусу не извиняю!

Он схватил за пояс Тарусу, с нею сел на белую Лебедь, полетел к родителю Барме.

Барма Мана встречал, плакал и обнимал:

— Ах, мой сын! Что сделал со мною? Я уж думал, ты не вернешься.

И устроил он пир великий. Расспросил о том, что случилось. Рассказал тогда он отцу — то, что мать ему учинила.

И вскочили все слуги Бармы, и бросались они к Тарусе, на нее надели рубашку, что покрыта смолой и дегтем. Подожгли ее с трех сторонок.

И вскричала сыну Таруса:

— Сын мой, Ман! Спаси мать родную!

Ничего ей Ман не ответил, лишь слезу смахнул он рукою.

И сгорела Черная Тара, и очистилась Таруса в том огне великого Бармы. Из огня она вышла Белой.

Вспоминая прошлое, Тара плакала, плакали и мы с Девеной.

— Самое смешное, что они все искренне простили, после обряда очищения никто и слова не сказал. А вот я до сих пор просыпаюсь с рыданиями иногда. Так стыдно за себя, так невыносима мне самой та боль, что Ману по моей вине досталась.

И я вдруг вспомнила, что однажды уже чуть не удавила Илюшу подушкой, и мне стало по-настоящему страшно.

— Ну, а я обряд проходила трижды, — усмехнулась Девена, — первый, когда с отцом за власть спорила. Но на этом я не успокоилась и после очищения ушла к Дыю и его сыновьям. Помогала им чинить беззаконие, людей похищать, когда пришел Семаргл на переговоры, мы попросту его опоили и на дурь подсадили. Он был тогда молод и красив, бес попутал. Влюбилась, постель с ним делила, двоих сыновей родила от него. А потом он сил набрался, превозмог. Разогнал всю шайку, меня и детей и вовсе чуть не удавил с испугу и позору. Хорошо, что дед вмешался, не позволил. Очищение проходили оба. Меня быстренько замуж за Любомира спихнули. Его с Купалицей на дальние рубежи отправили. С той поры еще и не видались. И третий совсем недавно, когда к Любомиру от Люция вернулась. И знаешь, что, теперь я знаю, что лучше него никого на свете для меня нет и не будет, он — моя пара. И он меня простил, хоть нелегко ему это далось.

— А Барма меня тоже простил, хоть ему совсем нелегко было, поскольку я священное затронула — против детей погрешила.

— И давно вы в команде поддержки состоите? — усмехнулась я.

— Та оно нам надо! — фыркнула Девена. — Мы так это, покушать тебе занесли. Да разболтались. Ты вставай, умывайся, кушай, только мыться три дня не ходи. Одежда в шкафу.

— Дети как?

— Нормально, позавтракали, в саду играют все. Слышишь смех да визг?

Смех и визг действительно доносились с улицы, на душе полегчало.

Сестры ушли, я оделась, позавтракала, вышла из комнаты и столкнулась с Орланом, он сидел на стуле возле входа. Читал книгу.