В погоне за счастьем (СИ) - Прим Юлия. Страница 72

С одной стороны мой грядущий отъезд (идеально сложившийся в сознании), подпирает ежедневно объясняющийся в любви Димка. Не кричащий об этом на публику. Не звонящий на каждом углу. Хотя, с него бы сталось. Это как раз в манере того Верховцева, что однажды на меня едва не наехал… Со второй… С другой стороны… Моё сердце. Моя печаль. Моя боль. Моя неизведанная радость. Мой…(как бы хотелось просто взять и бесстрашно озвучить это ему в глаза…) Макс. И во мне нет ни капли жалости к тому, что, возможно, в скором времени мне предстоит бросить всё; ступить в неизвестность; потерять раз и навсегда шанс вернуться к тому, что имею. Потому, что без него ничего не имею и вовсе. Не способна оценить по достоинству. Жизнь моя, не моя. И дворец — не дворец, когда милее рай в шалаше. Дура. Да. Знаю. Реалист, живший внутри меня дольше чем я себя помню, потребовал бы мгновенной казни. Расстрела. Как минимум. Потому как болезнь за последние годы порядком прогрессировала и подобный диагноз не лечится.

Паспорт был получен на руки к концу первой недели. Сборы документов на получение визы и ожидание последующего вердикта заняло порядком больше времени.

Дни я делила с Димкой, а ночи… между ними двумя. (Как бы не похабно это звучало. Внутри меня тихо и мучительно умирала та хорошая девочка, которую старательно взращивал отец, щедро потчевал новыми комплексами из десятков высот, которых мне не всегда удавалось достигнуть). Первую половину ночи я делила с одним. Часть второй была с другим. Засиживаясь в обнимку с телефоном на прохладном, распахнутом настежь балконе. И только часть, до утра, я оставляла на себя. Не слушая причитаний Макса о том, что давно пора спать и жить в таком ритме попросту нельзя. Проваливалась в сон. Опустошающий мысли. Сон, не вмещающий в себя сновидений. Но излечивающий сердце и душу.

Прежняя Я пребывала бы в шоке от осознания замкнувшейся вокруг меня ситуации: жить и спать с одним, лелея в мыслях другого. Нет. Прежняя Я открестилась бы от подобного всеми правдами и неправдами. А нынешняя ничего так. Ходит, сидит, улыбается. Вызывая ощущение глубокого раздвоения личности. И к прискорбию, этот эмоциональный сдвиг скорее деградация, нежели положительный её рост.

- Анжелика, ты в своём уме? — доносится из трубки, вместо приветствия.

Голос мамы полон ярого негодования, заставляющего прикинуть в уме ни одну сотню проступков, которые за последние пару недель отсутствия личностного контакта я могла совершить.

— Привет, мам. Рада тебя слышать, — выдаю самое дурацкое из всего годящегося в подобие отвлекающего маневра или же средства защиты.

— Ты сама хоть понимаешь, что делаешь? — пресекает моё желание свести любую озвученную ею мысль к шутке. — Димочка себе места не находит, а ты..! Господи, дочь, ну откуда в тебе это упрямство? Забелин уже взрослый мужчина, а ты ведёшь себя как наивная дура! Неужели никак в толк не возьмёшь то, что ты ему не нужна? Никто не нужен, как показывает практика! Эгоист, каких поискать! Мать умоляла остаться, контракт хороший сулили, думаешь он послушал? Тот ещё тип у себя на уме! И с тобой поигрался и бросил, а ты, дура, страдаешь! До сих пор! Сколько времени прошло? Выбрала себе спутника, так держись за него! Именно он тебя поддерживает и снисходительно относится ко всем капризам! Вот же тоже головы на плечах не имеет! Но любому терпению приходит конец, дорогая! И моё, кстати, тоже не вечно! Сведешь раньше времени мать в могилу, так и не дав увидеть внуков!

И глупо противоречить в ответ. Оппонент установил четкий курс ведения неформальной беседы. Требует ответа. Навряд ли способного удовлетворить не в теории, а на практике.

— Если ещё и заявишь, что с радостью встретишь новость о моей беременности в столь юном возрасте, — активно выражаю интонацией ненавистный ею аспект, употребляя привычные для её лексикона слова, — Я ни в жизнь этому не поверю!

— Если дети рождены в законном браке, — язвительно парирует мама, — в этом нет ничего предрассудительного!

— Вы с Верховцевым этот пункт тоже уже обсудили? — не уступаю а напоре, теряясь на кого из двоих больше злюсь. Заявляя решительно: — Я поеду, мам! Мне необходимо его увидеть! Как же ты не можешь это понять?

— Анжелика! — взрывается гневно. — Не заставляй меня приезжать или рассказывать о твоём поведении отцу!

Тяжело вздыхаю, отстраняя телефон от уха с одной мыслью: " что это изменит?". Слыша в окончании её монолога душераздирающий крик:

— Если посмеешь уехать в чужую страну без разрешения — тотчас же подам заявление о пропаже! А не подействует и решишь там остаться, так напишу о том, что удерживает тебя там силой! Да привлеку твоего Забелина за совращение несовершеннолетней, подписав заявление парой свидетелей вашего давнего знакомства!

Отключаюсь, откидывая аппарат в сторону. Под вибрацию шагов, раздающихся от входной двери и ощущающихся уже в комнате.

— Я никогда тебя не обманывала! — накидываюсь на идущего ко мне с серьезным видом Верховцева. Глуша истерику в кулаках, обрушившихся в область его грудной клетки. — Зачем ты приплел к этому мою маму? Воспользовался хорошим к тебе отношением? Как же это подло, Дим! — всхлипывая, искривляя лицо гримасой отвращения к сложившиеся ситуации. Отворачиваясь в сторону, чтобы не видеть его лица. Понимая, что ожидание визы, отныне, будет омрачено болезненными ассоциациями, которые так просто не стереть из давящих мыслей.

— Она у тебя как рентген, — оправдывается без особой охоты. — Сама слова из горла вытащит. Точно клешнями. Я… — затихает, невольно хмыкая себе под нос. Притягивая взгляд к той задумчивой маске, в которую буквально за секунды превратилось до мелочей знакомое лицо. — Не хотел с ней об этом говорить, — выдаёт вполне себе правдоподобно. Заключая с толикой злости, — Но с кем- то обсудить это мне надо было.

— Что теперь? — бросаю излишне резко. — Согласно оговоренному плану возьмёшь и женишься на мне?

— Дура ты Куська, — кривится, проговаривая ёмко и четко:- Я не собираюсь на тебе жениться. Это бесполезная затея. Оформить развод по окончанию медового месяца? Кому подобное придется по вкусу? Меня воспитывали с той мыслью, что связывать себя узами брака надо лишь однажды. И пусть отец перетрахал половину баб из тех, что попадались ему на пути, в необходимое время, насколько я помню, он всегда был с семьёй. Понимаешь? Мне по сути то не за что его упрекать. Он во многом был и остаётся для меня примером. И семья для него является первоочередным!

— Я поняла, — выдаю сухо, наблюдая как он протягивает мне в руки конверт. Не вскрытый. С синей печатью. Такой холодной на вид, что порождает желание не вцепиться обеими руками в долгожданную бумагу, а отшатнуться от неё, как от чумы.

Кусаю губы, аккуратно вытягивая его из сжатых Димкиных пальцев. Сглатываю. Тяжело выдыхаю. Чтобы после вдохнуть полной грудью и замереть до момента, пока глаза не коснуться в документе последней строчки.

Надрываю по краю. Располосывая надвое штампы. Вынимаю. Аккуратно распрямляя сложенные вместе листы. Боясь порезать углами занемевшие от напряжения пальцы.

— Отказ, — нейтрально произносит Верховцев, едва взглянув на печать внизу документа.

— Нет. Ты шутишь, — нервно смеюсь, проходясь взглядом по тексту, не воспринимаемому к осознанию.

— Кусь, это отказ, — настаивает на своём, без видимого напора. — Я знаю эту форму документа. Получил два аналогичных письма с полгода назад, когда отец "заблокировал" выезд.

— Подожди. Не мешай, — мямлю, кусая губы от захватывающей мысли досады. Отстраняюсь к окну, в попытке осознать текст прочитанный на две трети и… ниже.-

Это не правда, — бормочу, вытягивая паспорт со дна конверта. Листаю. Страница за страницей. Едва не воя к последней. Каждая из них, перелистанные со скоростью света, а потом повторно; медленнее в разы. Быстрее. Остаются также девственно чистыми. Не имеющими каких — то лишних отметок.

— Не правда…,- шепчу, беспомощно. Оседаю у стены, под подоконником. Прижимаюсь затылком и всей спиной к ледяной, выпирающей батареи.